Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

class="p1">– Прошлой ночью у Добера произошла поножовщина. Шериф занят этим.

– Там был кто-то, кого я знаю?

– Нет. Я приехал встретиться с тобой из вежливости, так к этому и относись.

– Хорошо. – Подобные выпады и финты подрывали его решимость. – Если тебе интересно, Зик набросился на меня. Сзади. Налетел как бык. Я не искал ссоры.

– Научился в тюрьме не прибегать к насилию? Освоил принципы Ганди?

– Призна́ю, я был не против надрать Зику задницу.

– Ты сделал немножко больше.

– Да, но могло быть и хуже. Давай оставим это.

– Хорошо, пока оставим. – Он отвернулся и уставился на свое отражение в отполированном до блеска капоте «Мустанга». У отца Дейва Фокса когда-то, после возвращения из Дананга, был точно такой же. – Куда ты сейчас?

Он уже знал, куда Шэд направляется, но хотел убедиться, что тот осознаёт растущее давление и то, что за ним следят.

– К Луппи. Хочу поговорить с его новой женой.

– С Келли. Она молода, но у нее настоящее чутье. Она мне очень нравится. Джо повезло, она заставила его изменить некоторые из мерзких привычек.

– С нетерпением жду встречи с ней.

– Интересно, будут ли ее чувства взаимны?

На этом они успокоились. Когда Дейв вырулил и проехал мимо, у Шэда возникло яростное желание помчаться следом, обогнать и пускать дым ему в лобовое до самого Уэйнскросса.

Ладно, значит, все прошло не так хорошо, как могло бы. У Шэда сложилось впечатление, что он, возможно, потерял единственного друга, который действительно мог помочь ему выяснить, что случилось с сестрой.

Нытик уловил настроение и осторожно махнул хвостом, на тяжелой собачьей морде появилось горестное выражение. Окно было полностью опущено, и щенок наполовину высунулся из машины, не зная, стоит ли ему выпрыгивать. Шэд понимал его чувства. Повис наполовину внутри, наполовину снаружи и слишком напуган, чтобы прыгать.

Около десяти лет Луппи Джо был в Лощине королем самогонщиков, производя более трех тысяч галлонов в месяц. На него работали пятнадцать человек, которые развозили виски по трем округам, толкая его через бары и закусочные, стоянки трейлеров и притоны для игры в кости, где в напиток добавляли пищевые красители, превращая самогон в бурбон, ром, текилу и скотч.

Шэд проехал по разрезанной глубокими колеями проселочной дороге и, свернув к ферме Энсона, миновал заросли берез и белых восточных сосен. Большинство мужчин, которые бродили по территории, складывая в сарае коробки и пряча за спиной барабаны и мешки с сахаром, были ему незнакомы.

Он ожидал, что к нему хоть кто-то прицепится, но никто не останавливал его и не доставлял никаких хлопот. Луппи, должно быть, платил федералам и местным властям хороший откат, позволяя время от времени пощипывать одного-двух шестнадцатилетних перевозчиков. Подростки получали лишь условный срок, а департамент мог тратить деньги и выглядеть при этом так, будто выполняет свою работу. В любом случае всем было плевать на Лощину.

Джейк Хэпгуд сидел на корточках в стороне от дома, возле чана с кукурузным суслом, и возился с одним из старых перегонных кубов. Он постукивал по спиральной трубке деревянной рейкой от каркаса кровати. Во рту травинка, сапоги покрыты свиным дерьмом. Джейк обрезал бо́льшую часть опаленных волос, они нуждались в порции мусса, но лежали вполне сносно, на глаза свисал локон. Сегодня прическа больше напоминала утиный зад, чем «помпадур».

Высматривая свиней, Шэд медленно подъехал и припарковался. Джейк обернулся, на лице его появилась ухмылка.

– Только не говори, что думаешь вернуться к производству спиртного.

– Оставлю это профессионалам, – ответил Шэд.

– Значит, в перевозчики?

– Нет, я здесь только для того, чтобы навестить Джо.

– Не думаю, что он дома, хотя, может быть, и прокрался, пока я не видел. – У Джейка было слегка пристыженное выражение лица, отчего Шэда на секунду бросило в дрожь, пока он не сообразил: Джейк чувствует себя виноватым из-за того, что его видели у костра с Беккой Дадлоу. С мужчинами подобное случается, когда наступает день.

Шэд решил не обращать на это внимания, и вскоре смущение соскользнуло с лица Джейка. Иногда людям требуется минута или две, чтобы понять: у них нет причин мучиться угрызениями совести перед бывшим заключенным.

У Джейка вырвался смешок, наполненный некоторой злобой, но не его собственной.

– Слышал о том, что случилось с твоим приятелем Зиком Хестером. Ты вроде говорил, что не хочешь отправляться обратно в тюрьму.

– Не хочу.

– Тогда, наверное, не стоило оставлять свидетеля, вроде доброго старины Гриффа. Он терпеть не может болтать, если только речь не идет о вторжении в Нормандию или о чем-то, что произошло перед его магазином.

Оставлять свидетеля. Как будто Шэд ограбил магазин и обязан был пристрелить из дробовика любого, кто это видел.

– Важно только то, что сказал Зик.

– Зик ничего не сказал, – ответил Джейк. – Но он, конечно, умеет рыдать. Совсем как маленькая девочка.

– И швыряется так же.

Тело Джейка задрожало от беззвучного смеха, но с места он не сдвинулся, ведь однажды ему, возможно, придется сделать выбор, а Зик Хестер навсегда останется его соседом. Локон упал Джейку на глаз, а ветерок откинул волосы в другую сторону. Джейк вел себя так, словно снова собирался делиться секретами. Наклонился вперед, но с минуту ничего не говорил. Затем указал на переносной холодильник, который стоял рядом на сене.

– Хочешь пива?

– Нет, спасибо.

– А я уже не могу день и ночь трескать виски, как в старые добрые времена.

– Любой, кто попытается, скоро перестает хоть чего-то стоить.

Это была правда, но то, как она прозвучала, заставило Джейка отступить на шаг, будто Шэд внезапно получил право его осуждать.

Возможно, все они растеряли гибкость. Господи, ни черта нельзя сказать, не обидев кого-нибудь. Шэд понятия не имел, когда все в городе стали такими чувствительными, и не мог определить, не слишком ли он ожесточился для самых обычных разговоров. О подобных вещах приходится беспокоиться.

Джейк, прищурившись, разглядывал его еще секунду, а затем расплылся в улыбке. У него сохранились все зубы, он еще не начал опускаться на дно.

– Господи, ты ни на полдюйма не повеселел со вчерашнего вечера. А я-то думал, что побудешь дома и оставишь все это.

– Слишком много забот, – ответил Шэд. – Извини, что это выводит меня из себя. Скажи… что ты знаешь о жене Луппи?

Пронзительно кудахтали куры, две недовольные свиньи бродили в поисках оброненных кукурузных зерен. Нытик скулил на пассажирском сиденье, попытался залаять, но был еще слишком мал для этого.

– Келли сообразительна, в ней есть что-то славное. Еще молодая, но уже созревшая. И я говорю не только про ее прекрасное