Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

но Хартман тянул, благо Шлихт не отличался большой проницательностью.

—Я, собственно, ждал вас возле вашего дома, — проворчал Шлихт. — Но вы так и не появились.

—Для чего? — удивился Хартман. — У нас есть четкий регламент контактов.

Шлихт снял шляпу, прямой ладонью пригладил редкие, засаленные волосы и надел шляпу обратно.

—У меня возникли вопросы, — сказал он.

—Спрашивайте. Чего мнетесь?

—Послушайте, Хартман, мне ведь уже под семьдесят. Всё, чего я хочу, — покоя. И немного уважения. Хотя бы к моему воз- расту. Еще немного, и меня вытурят отсюда, отзовут и отправят воевать против русских. Вернее, не воевать, а лечь трупом им под ноги. А сюда приедет другой, помоложе и поумней меня. Для вас настанут трудные времена. Потому что господин Шольц недоволен результатами нашей с вами работы. — Он испустил тяжкий вздох. — Вы морочите мне голову, Хартман. А я вам верю. Считаете, что в Берлине сидят такие же простаки? Вас не отправят на русский фронт. Вы это хоть понимаете?

—Хотите, чтобы я вас пожалел? — холодно произнес Хартман.

—Рассчитывать на жалость в апреле сорок пятого? — горько усмехнулся Шлихт. — Вы меня уж совсем за идиота держите.

—Тогда к чему этот коммос? Тем более в сопровождении такого хора. — Он посмотрел в сторону кустарника, в сплетении ветвей которого угадывались две фигуры в черных плащах. — Выкладывайте прямо, что вас интересует.

Шлихт с натугой втянул в себя воздух и так же натужно выдохнул.

—Буду с вами откровенен: у меня неделя, чтобы предоставить доказательства переговоров с Даллесом.

—Какие именно доказательства?

—Ну, хотя бы — кем является второе лицо, помимо Бума?

—Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос. Словесный портрет вам известен. А рассчитывать на то, что он мне представится, было бы глупо.

—Тогда надо подумать, какие доказательства могут быть еще.

—Вот и подумайте вместе со своими доберманами. А мне пора спать.

—Так уж и спать, — лукаво хмыкнул Шлихт и сдвинул шляпу на затылок. — С такой цыпочкой, как фрау Шенберг, у вас это вряд ли получится.

Хартман медленно приблизился, пустил ему дым в лицо и тихо сказал:

—Знаете, как называют район, в котором мы находимся? Храйс Хойб. Что на местном наречии означает район мертвых туш животных. Их хоронили тут когда-то. Еще одна пошлая реплика, и я могу возродить традицию.

Опасливо отодвинувшись на полшага, Шлихт позволил себе уточнить:

—Я не имел в виду ничего такого, что могло вас обидеть. Только мне удивительно, что вы водите знакомство с подружкой Даллеса. Да-да, с подружкой Даллеса. Мои ребята видели ее вместе с ним. Когда они прощались, фрау Шенберг чмокнула его в щеку.

Хартман загасил сигарету о ствол дерева, отбросил ее. Помолчав, спросил:

—Что еще вы имеете сообщить?

—Мои проблемы вам известны.

—Ладно, я подумаю, что можно сделать, чтобы ваше начальство в Берлине осталось довольно.

Из темного окна на втором этаже за ними внимательно наблюдала Клэр Шенберг, время от времени затягиваясь тонкой сигаретой на длинном мундштуке, которую брала с подоконника и, затянувшись, откладывала назад. Клэр стиснула ладонями локти, подняла острые плечи — в ней кипело обиженное возмущение. Днем она побывала у Даллеса, который был холоднее прежнего и резко оборвал ее на полуслове, когда она по- пыталась заикнуться о своих просроченных счетах. «Я оплачиваю лишь те услуги, которые меня устраивают, — с неприятной усмешкой бросил он. — Если мой дворник плохо почистит дорожку, от меня он не получит ни цента». Она задохнулась от негодования: конечно, информация по Хартману не тянула на сенсацию, так, набор малозначащих наблюдений, — но сравнить ее с дворником! От такого можно умом тронуться. Но настоящей пощечиной для нее стало то, что ее не пустили дальше прихожей, чего ранее не бывало. Даллес сошел к ней по парадной лестнице со стороны, где размещалась спальня, вальяжный, одетый в домашний халат, из-под которого выглядывал низ пижамных брюк. Еще издали она уловила аромат популярных у девушек духов «Femme Rochas», а когда он подошел ближе, заметила следы розовой помады возле уха. Финальной оплеухой по самолюбию Клэр стала вежливая, но твердая просьба дворецкого, высказанная на прощание, не приходить сюда без приглашения, оформленного в соответствии с утвержденной формой.

Даллес схитрил. Довольно полные, с его точки зрения, сведения о Хартмане он получил из других источников. Но и то, что Клэр, несмотря на все свое обаяние, так и не сумела составить о нем отчетливого представления, являлось, по сути, полноценной информацией, подтверждающей мнение, что Хартман — высокого уровня профессионал, умеющий не раскрывать свою личность ни при каких обстоятельствах. Но Даллес не сказал ей об этом, он вообще старался не поощрять свою агентуру сверх условий, предусмотренных первоначальной договоренностью.

Не дожидаясь звонка, Клэр распахнула входную дверь и бросилась к Хартману на грудь с неподдельно искренней радостью в набухших от слез глазах.

Цюрих,

8 марта

Утром воздух просторной ванной комнаты Клэр наполнился ароматом одеколона. Хартман тщательно побрился, маникюрными ножницам слегка подровнял усы и занялся укладкой непокорных волос. На пороге возникла Клэр, заспанная, кутающаяся в длинный шелковый халат. Принюхалась.

—Давно хотела спросить: где ты берешь «Сорок семь одиннадцать»? Пишут, что от Кёльна мало что осталось.

—Старые запасы, — буркнул Хартман, влажными ладонями приглаживая шевелюру; задержал взгляд на отражении Клэр в зеркале: — Тебе идет растрепанная прическа. Оставь так, не трогай.

—Ах, дорогой, я готова ходить голая, лишь бы тебе понравилось.

И в подтверждение своих слов легким движением она смахнула с плеч халат, который, струясь, опустился ей под ноги.

Хартман одернул жилет, крепко затянул узел галстука и прошел в комнату, по пути коснувшись губами щеки Клэр. Она натянула халат обратно и последовала за ним.

Пока он собирался, Клэр, скрестив на груди руки, стояла возле трюмо и кусала губы, не решаясь заговорить о чем-то. Хартман чувствовал это, но делал вид, что не замечает ее смятения.

—Ты утром всегда так торопишься, — сказала она.

—Утро — время спешки, — отозвался он рассеянно. — Утром не успеешь — вечером не догонишь.

—А я никогда не спешу утром, но всегда всё успеваю.

—Ну, что сказать, ты красотка, тебе можно.

Клэр подошла к бару, взяла бутылку и плеснула в бокал белого вина.

—Не рано? — спросил Хартман, надевая пиджак.

Сделав глоток, она отставила бокал, но промахнулась мимо стола. Какое-то время Клэр стояла