Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

боль может причинить выстрел из такого вот оружия в ногу, скажем, в ступню или в колено. А ведь есть еще плечи, локти, подбородок. Ужасно. Поверьте, мой спутник сделает это, не задумываясь. Просто посмотрите ему в глаза. И чтобы такого не случилось, прошу вас ответить только на один, совсем простой вопрос.

Гесслиц поставил бутылку на стол, положил руки на колени и выпрямился:

—Слушаю вас.

—Мне хотелось бы знать, на какую организацию… нет, обобщим — на какую страну работает ваша группа. Только и всего. При любом раскладе мы все-таки союзники.

Гесслиц с невозмутимостью карточного шулера посмотрел на спутника Жана, на Зиберта, потом перевел взгляд на Жана и пожал плечами:

—Просто не представляю, о чем вы говорите.

—Не дурите, Гесслиц.

—Нет, правда, ваш вопрос поставил меня в тупик. Я работаю на крипо. Ну, а страну вы сами знаете. И это не США.

—Стоп, стоп, не то, — затряс головой Жан. — Давайте упростим вопрос еще больше. Достаточно будет элементарного «да». Я даже не стану спрашивать про вас. — Он сделал выразительную паузу. — Хартман. Франс Хартман, он ведь на Москву работает? Просто — «да», и точка, мы с вами расстались.

—Хартман? — задумчиво насупил брови Гесслиц. — А черт его знает. Если бы я знал, кто это такой, точно бы вам сказал.

—И вам нечего добавить?

—А что можно добавить к нулю? Только нуль.

—Что ж, я догадывался, что вы большой упрямец, — сокрушенно вздохнул Жан. — Жаль, Гесслиц, очень жаль. Вы же понимаете, времени разговаривать, уговаривать, искать компромисс у нас нет. Придется изменить тональность нашей беседы. Право, очень, очень жаль.

Он метнул взгляд в своего партнера. Не меняя бесстрастного выражения лица, тот сунул руку в карман плаща, извлек оттуда глушитель и стал неспешно привинчивать его к пистолету.

Выстрел прозвучал, как оглушающий гром в предгрозовом затишье. Жан дернулся всем телом. Из-под Зиберта выскочил и грохнулся под стойку барный табурет. В лице сидевшего напротив Гесслица мужчины проступило нездешнее удивление. Пистолет упал на колени, а оттуда соскользнул на каменный пол. Парень открыл рот, как будто намеревался что-то сказать, и вдруг резко осел, точно сдулся. На отвисшей губе застыла красная слюна.

Правая рука Гесслица оставалась под столом, где к обратной стороне столешницы целлофановой лентой «Теза» им заблаговременно был приклеен «люгер».

Повисло долгое тягостное молчание. Потом Гесслиц, не вынимая руку из-под стола, сказал:

—Это же ваши методы, Жан. Ведь так обычно вы решаете проблемы. С тем же Леве, профессором из Цюриха. Помните?

Глаза Жана блеснули осознанием, что под столом зафиксирован пистолет и что, если сделать шаг в сторону, можно выйти из зоны поражения. В ту же секунду Жан сорвался с места и бросился к выходу. Обламывая ногти, Гесслиц отодрал «люгер» от столешницы. Пуля свалила Жана в метре от входной двери.

Зиберт сидел на полу, охватив голову руками. Гесслиц подошел к нему. Аккуратно содрал с «люгера» остатки клейкой ленты. Протянул Зиберту недопитое пиво:

—Хлебните.

Зиберт не взял бутылку. Гесслиц допил пиво и сказал:

—Вы привели ко мне гостей.

—Нет, нет, — всхлипнул доктор, — они сами. Они вынудили меня. Боже мой, как вы все мне надоели.

—Ну-ка, идемте со мной.

Гесслиц взял Зиберта за плечо и подтащил к столу. Усадил его на скамью. В как-то сразу постаревшем, белом в розовых пятнах, с испариной на лбу, лице Зиберта застыло тупое отчаяние, граничащее с безразличием. Гесслиц пихнул его в спину:

—Возьмите себя в руки и подумайте: вам не жалко Эрика? Вашего друга Эрика Леве, которого укокошили ваши друзья?

—Мне жалко Германию, — слабым голосом произнес Зиберт.

—Оставьте ваш пафос. Здесь он неуместен. — Гесслиц помолчал. Потом сказал: — Мне тоже жалко Германию. Но какую? Германию Гитлера, Гиммлера, Геринга? Такую — нет, не жалко. А за Германию без них я бы отдал жизнь. Вот так.

Он сел напротив, положил на стол лист бумаги и что-то на нем написал. Подвинул лист Зиберту.

—Сейчас вы попунктно ответите на эти вопросы. С учетом последних испытаний в Тироле. Вот ручка. Пишите. — Он посмотрел на тело Жана, лежащее при входе. — И постарайтесь сделать это быстрее.

Некоторое время Зиберт сидел неподвижно, потом он вспомнил о жене с дочерью, об угрозе сдать его гестапо, взял ручку и стал писать крепким, разборчивым почерком под каждым пунктом Гесслица: «Бомба состоит из… Индикатор, детонаторное устройство… Активный материал… Защитный футляр… Взрывчатое вещество… Оболочка взрывчатого вещества… Наружная оболочка… Обтекатель… Сборка бомбы… Запал…»

Прежде чем уйти, Гесслиц облил трупы спиртом из бутыли, припрятанной на черный день хозяином пивной, и поджег.

Mосква,

7 марта

«Mатериалы Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

Из материалов процесса над пособниками немецких оккупантов в Краснодаре 14—17 июля 1943 г.

«(…) Руководителями всех совершённых преступлений были названы командующий 17-й немецкой армией генерал-полковник Р. Руофф и начальник краснодарского гестапо полковник Кристман, которые на процессе не присутствовали. Большая часть подсудимых входила в состав зондеркоманды, образованной при гестапо. (…) В Краснодарском крае впервые для массовых убийств были применены газенвагены (автомобили-«душегубки»). Судебным следствием были установлены факты систематического истязания и сожжения гитлеровскими разбойниками многих арестованных советских граждан, находившихся в подвалах гестапо, и истребления путём отравления газами окиси углерода в специально оборудованных автомашинах-«душегубках» около 7 тысяч невинных советских людей, в том числе свыше 700 человек больных, находившихся в лечебных заведениях гор. Краснодара и Краснодарского края, из них 42 человека детей в возрасте от 5 до 16 лет. (…) Вниманию трибунала представлено заключение судебно-медицинской экспертизы. Для проведения экспертизы было эксгумировано 623 трупа (85 детей, 256 женщин и 282 мужчины, в том числе 198 стариков). Их исследования показали, что 523 жертвы при жизни были отравлены окисью углерода, а 100 жертв скончались от выстрела в голову».

Из материалов Харьковского процесса 15—18 декабря 1943 г. над немецко-фашистскими преступниками, принимавшими участие в военных преступлениях на территории Харькова и Харьковской области в период их оккупации.

«В период временной оккупации города Харькова и Харьковской области немецко-фашистскими захватчиками расстреляно и повешено, заживо сожжено и удушено посредством окиси углерода свыше 30 000 мирных, ни в чем не повинных граждан, в том числе женщин, стариков и детей. Массовые захоронения жертв обнаружены следователями благодаря показаниям свидетелей. В Дробицком Яру были казнены не менее 16 тысяч евреев: женщин, стариков и детей. В декабре 1941