Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

будут переброшены в Черное море, чтобы разбомбить кавказские и бакинские нефтеперегонные заводы и нефтяные промыслы.

Удар должны поддержать немецкие дивизии, которые остаются нерасформированными в Шлезвиг-Гольштейне и в Дании. Их ежедневно тренируют британские инструкторы. Впоследствии к боевым действиям против СССР должны при- соединиться Польша и Венгрия.

Конечная цель плана — закончить войну примерно на том же рубеже, где планировал ее закончить Гитлер: Архангельск — Сталинград. Всего в реализации плана «Немыслимое» должны принять участие чуть менее сотни дивизий общей численнос- тью больше одного миллиона человек».

Осталось продумать схему доставки материалов, в том числе фотографий, в Берлин, вероятнее всего, через Цюрих. Думали, на подлодке из Путцига к мекленбургской бухте, но решили все-таки по-старинке, курьерами.

Возвращались поздно. Улицы были серые, темные: режим светомаскировки никак не решались отменить. Тем не менее людей было много. Трудно усидеть дома накануне праздника. Собирались группами, куда-то шли, шумели, пели. Играла музыка — гармошка, аккордеон. Много пар, в основном с военными. Девушки старались по мере возможности выглядеть привлекательно, мода была трофейная, на глазок с Кузнецкого, то есть — кто во что горазд. На каждом углу инвалиды: без рук, глаз, челюстей, в огромных дерматиновых тапках, привязанных к обрубкам ног, с железными пиками, с которыми и передвигались, и дрались за брошенные монеты — пьяные, злые. Дергали прохожих: дай на выпивку ветерану, сука-ты!

С Ваниным в машине ехали Коротков и Валюшкин. Идущая перед ними полуторка угодила в глубокую яму, перегородив дорогу. Задремавший Ванин встрепенулся:

—Братцы, а я ведь с утра не жрамши. Заглянем, что ль, в пивнушку?

Возражений не последовало. Машину загнали на тротуар. В коммерческой чайной все пили пиво, вливая в него с полчекушки водки. Дым стоял такой плотности, что противоположной стены было не разглядеть. Заказали капустных котлет, картошки и пива.

—Какое пиво-то? — спросил Ванин официанта.

—А никакое, обычное. Можа, «жигули».

—Я спрашиваю — свежее?

Пока ждали еду, за соседним столом разгорелась свара. Хвативший лишнего майор что-то горячо и невнятно внушал сидевшим против него пьяным старикам. Внезапно он треснул кулаком по столу, вскочил, вырвал из кобуры ТТ и приставил его дулом к виску. Не сговариваясь, Ванин с Коротковым кинулись на майора. Коротков отбил руку с пистолетом, хлопнул выстрел, пуля впилась в стену, Ванин всем своим весом навалился на глухо рычавшего мужчину.

—Что ж ты, сукин сын, такое удумал? — выдавил Ванин. — Я ж сутки не жрал.

За спиной послышался укоризненный голос старика:

—Отвоевал майор. Подумаешь, жена бросила. Ей щас мужний дух почище самосаду. Ну, не досидела, бывает. Так ежели стреляться — бойцов не станет родину защищать.

Цюрих, Ауссерсиль,

7 марта

Cтемнело. Куранты на церкви Святого Якоба пробили семь. Хартман поставил машину возле парка на Лютерштрассе, запер ее, поднял воротник пальто и, дымя сигаретой, зашагал к небольшому особняку в стиле ар-нуво на другой стороне улицы. Перегнувшись через низкую ажурную калитку, он отбросил крючок на запоре с внутренней стороны. Ему навстречу из темноты беспорядочно заросшего палисадника выступила коренастая фигура в шляпе и маленьких, узких очках на картофелине рябого носа.

—Шлихт, — фыркнул Хартман, запирая ворота. — Что вы тут делаете?

Отверстие безгубого рта округлилось в самодовольной ухмылке.

— А вы как думаете? — вопросом на вопрос ответил Шлихт.

Он держался на некотором расстоянии. После встречи с Гесслицем Шлихт стал запихивать руки в карманы, чтобы противник думал, будто там у него оружие.

—Ничего я не думаю. — Хартман тоже сунул руки в карманы пальто, чем несколько обеспокоил Шлихта, глубоко затянулся дымом, удерживая сигарету двумя пальцами в кожаной перчатке. — Ну?

—Может, я соскучился, — осклабил Шлихт круглое лицо. — Может, мне не хватает вашего общества.

—Не валяйте дурака, — устало поморщился Хартман. — Говорите, что вам надо или проваливайте.

Шлихт вызывающе подбоченился. Ему постоянно казалось, что Хартман водит его за нос. Тому способствовала выволочка, которую устроил ему Шольц, когда Шлихт приехал в Берлин отчитываться. Шольц долго рассматривал порозовевшего и округлившегося на швейцарском шоколаде подчиненного, потом спросил:

—Ну, как там раклет? Никуда не подевался? Помнится, его подавали с перцем, чесночком и маринованными огурчиками. И — кувшинчик козьего молока. Любите козье молоко?

—Как-то не очень, штурмбаннфюрер, — расплылся в добродушной улыбке Шлихт. — Уж больно дух у него нутряной, козой пахнет.

—А чем же ему пахнуть, как не козой? Молоко-то ведь козье.

—Тоже верно, — еще шире улыбнулся Шлихт.

—Значит, не любите изысканных блюд?

—Мне бы чего попроще, штурмбаннфюрер. Свининки там, ребрышек. Или вот есть у них такой гешнетцельтес — мясо с грибами, потушенное в белом вине. Очень, я вам доложу, замечательная еда. На наш айнтопф похоже. Не пробовали?

На последнем слове Шольц треснул ладонью по столу так, что на пол слетел дырокол. Шлихт подскочил на месте, побледнел и вытянулся. В ястребиных глазах Шольца заплясали огоньки ярости.

—А как насчет горохового супа из армейского сухпайка? — зловещим шепотом проговорил он. — Не пробовали? Попробуете. Я вас зачем в Цюрих отправил, гешнетцельтес трескать? Раклет ему не понравился! Вам что приказано было, любезный? Доставить сюда, на этот вот стол, неоспоримые подтверждения переговоров по сдаче нашей урановой программы врагу.

—Но Хартман, штурмбаннфюрер, от него ничего не добиться…

— Тогда, где ваши рапорты, черт побери? — вскипел Шольц. — Сведения, которые он вам дает, вполне убедительные. Но нам важен сам факт, фа-акт переговоров. Разницу чувствуете между содержанием переговоров и фактом их наличия? Для этого надо шевелить мозгами. Я начинаю сомневаться, имеются ли они у вас в наличии? Ваше пребывание в Швейцарии тем и обусловлено, чтобы, используя Хартмана, найти такие свидетельства на месте. Из Берлина я не могу вам сказать — какие, — добавил он, все больше раздражаясь. — Это вы мне из Цюриха должны сказать — какие! А вы что сюда присылаете? Расслабились там, черт вас возьми! Молоко козой воняет!

Хартман и правда не посвящал Шлихта в подробности переговоров с Даллесом, отделываясь общей информацией, по той причине, что не мог понять, к каким последствиям приведет вмешательство гестапо: либо речь шла о ведомственной грызне, и тогда взаимодействие с Мюллером могло оказаться полезным, поскольку вело к краху надежд американцев на германские атомные разработки, либо Мюллер сам желал влезть в переговоры, и в этом случае их эффективность сильно бы возросла, так как охраной атомных объектов занималось гестапо. Долго так продолжаться не могло,