Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

парадокс: если в классическую эпоху художник возвышался за счет аристократов, которые покупали его картины и одаривали своим милостями, то с середины ХХ века отношения живописцев и коллекционеров кардинально изменились. Именно аристократ теперь повышал свой статус, взаимодействуя с известным художником, приобретая у него произведения искусства и привлекая его к сотрудничеству. В случае с Этьеном де Бомоном это было именно так – совместное ведение проектов с Пикассо, который был в те времена в большой моде, давало ему возможность вносить свой вклад в авангард, а заодно и самому стать кем-то более значимым, чем просто аристократом.

35

Подлинный гений нашего века

Пикассо – единственный подлинный гений нашего века и художник, не похожий ни на кого, за исключением, возможно, мастеров античности{587}.

Андре Бретон[129]

Если сюрреализм хочет установить для себя нравственную линию поведения, он должен просто идти за Пикассо{588}.

Андре Бретон

В архивах Музея Пикассо я нашла интересный документ – записку Андре Бретона, торопливо написанную на небольшом, вырванном из блокнота листке в клетку: «Вернемся в 00:25. Макс Эрнст, Поль Элюар, Андре Бретон. С любовью, Андре Бретон»{589}. Это краткое послание, датируемое, вероятнее всего, началом 1920-х годов, дает представление о том круге молодых людей, в который попал сорокалетний Пикассо в период своих рабочих контактов с Дягилевым и графом Этьеном де Бомоном. Основу этого круга составляли начинающие поэты, последователи дадаизма[130], Андре Бретон, Поль Элюар, Луи Арагон, Тристан Тцара и другие – самые радикальные творцы того времени. Большинство из них были на десять-двадцать лет моложе Пикассо, они восхищались маэстро и прославляли его. Общение с ними вывело художника на новую орбиту. Пикассо на несколько следующих лет окунулся в революционную среду, сформировавшуюся под влиянием таких имен, как Рембо и Бодлер, Антонен Арто и маркиз де Сад, Фрейд и граф де Лотреамон, Альфред Жарри и Фердинанд Шеваль, Аполлинер и Артур Крейвен.

После Первой мировой войны кубистические работы Пикассо в основном были известны лишь в странах бывших Австро-Венгерской и Германской империй. Его творчеством интересовались в большей степени иностранцы, нежели французы. Румынский поэт Тристан Тцара узнал о Пикассо от Канвейлера и писать о его работах начал за несколько лет до личного знакомства с художником. «Живописцы нового времени больше не рисуют. Они протестуют! – писал Тцара в 1915 году. – Они используют для своих творений силу самой природы и рождают образы непосредственно в камне, дереве, железе, жести, опираясь только на собственные сиюминутные ощущения»{590}. По мнению Тцары, кубистические картины Пикассо оказали большое влияние на дадаистов. «Извлекая детали и фрагменты из своих хрупких, почти прозрачных портретов ранних лет, Пикассо рассыпал их, как в мозаике, и заново соединял в новых картинах. Старые художественные методы он считал изношенными и потому стремился создавать что-то радикально новое»{591}.

Авангардистское течение «Дада» возникло как реакция на ужасы Первой мировой войны и было свое рода ответом на бессмысленное уничтожение человеческих жизней. В подтверждение своих идей на протяжении 1920-х и 1930-х годов художники и поэты-дадаисты мониторили газеты и журналы в поисках криминальных сенсаций, таких, например, как два самых резонансных уголовных дела во Франции того времени – убийство Виолеттой Нозьер своего жестокого отца и расправа сестер Папен со своими работодателями[131] – и на основе этого ставили диагноз обществу и строили собственную картину мира. «Чего они ожидают от нас? – задавались вопросом эти молодые поэты-бунтари. – Мы не должны потакать их желаниям из страха, что нас посчитают париями и головорезами, ответственными за авантюру, смысла которой никто не понимает. Бретон говорит, что нам нужно все разрушить до основания и не ждать, что кто-то захочет к нам присоединиться. Он считает, что мы можем все сделать сами, не объявляя заранее о своем намерении»{592}.

Что касается Пикассо, то он и в то время шел по собственному пути, не задумываясь, что вносит вклад в движение дадаистов и сюрреалистов. Он начал с создания сюрреалистических антропоморфных форм женщин, которых изображал похожими на динозавров с крошечными головами и огромными конечностями. Затем продолжил экспериментировать с африканскими масками, беря за образцы маски гребо с Берега Слоновой Кости, маски мукуйи из Габона, маски нимба из Гвинеи, статуи из региона Сепика (Новая Гвинея), бронзовые головы правителей древнего королевства Бенин. Пикассо просто работал с собственным подсознанием, задавая себе вопрос: «Почему произведения искусства не имеют иной цели, кроме магического воздействия на собственных внутренних демонов?»{593}

Более десяти лет Пикассо был, не ведая того, источником вдохновения для дадаистов и сюрреалистов. «Покончив с войной, мы так и не смогли защитить себя от промывания мозгов, которое за какие-то четыре года превратило нас из жаждущих жизни людей в диких экстремистов, – писал в то время Бретон. – Нас не просто эксплуатировали, но и уничтожали»{594}. Путешествие Бретона навстречу Пикассо проходило в несколько этапов. До войны он учился в Париже на медицинском факультете и делал первые шаги в качестве поэта. С началом войны был мобилизован на фронт, где стал санитаром и помогал раненым, познавая весь ужас жизни в окопах. Позже, когда его перевели на службу в один из госпиталей, он стал работать помощником врача нейропсихиатрической службы и примерно в это же время познакомился с Гийомом Аполлинером, который и рассказал ему о Пикассо. Работы художника, одновременно с произведениями Фрейда и Альфреда Жарри, подтолкнули Андре Бретона к идее сюрреализма, которую поддержали поэты Пьер Реверди, Луи Арагон и Филипп Супо. В ноябре 1918 года Бретон лично встретился с Пикассо, и их знакомство позволило ему совершенно иначе взглянуть на природу творчества.

Все эти молодые поэты открыто восхищались Пикассо и хотели к нему приблизиться, привлекая его к участию в своих изданиях и постоянно обращаясь к нему с просьбами. В этой связи очень интересны послания к Пикассо Луи Арагона:

«Мой редактор настаивает, чтобы я упросил Вас сделать для нас рисунок, – писал он Пикассо в 1919 году. – Вот я и выполняю его желание, но скажу честно, мне стыдно обращаться к Вам с такой просьбой. И тем более стыдно Вас торопить. Если бы я был один в этом начинании, я никогда не осмелился бы Вас беспокоить. Но надеюсь, Вы меня простите за мою назойливость. Если в данный момент Вы слишком заняты, то просто пришлите мне короткую записку, которую я покажу своему редактору-тирану, и он отстанет от