Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев

А куда шагают и что обогащают нынешние ивановские рок-музыканты? В большинстве своем они топчутся на месте, и музыка для них – такое же хобби, как пятничный боулинг или «качалка», то есть небольшое безобидное увлечение.

Я не к тому, что к олимпийским высотам надо рваться с пеной у рта. По большому счету они сами достигаются, если человек этого хочет, стремится к ним. Сама его жизнь будет незаметно выстраиваться таким образом и наполняться такими поступками и событиями, что он рано или поздно придет к желанному результату: золотым садам Гесперид, – и попробует на вкус заветное яблоко, осознав наконец, что никаких границ нет, ничего он не нарушает, и плод не запретный, а просто его надо брать чистыми руками, и тогда он не ядовитый и реальный на ощупь, не мираж, не чара, а такой же простой и незамысловатый предмет, как табуретка на кухне или сыроежка в осеннем лесу.

В общем, пытаясь сократить эту и без того затянувшуюся преамбулу, я хочу сказать, что настоящий герой андеграунда – это вовсе не тот, кто взял в руки электрогитару, отрастил волосы до плеч (или побрился наголо) и рифмует словечки «насрать» и «умирать»12, а тот, кто умеет видеть мир собственными глазами и стремится к неприукрашенной картине мира – без розовых или черных очков. Человек андеграунда говорит: пусть вещи стоят столько, сколько они стоят, не больше и не меньше, пусть они будут не лучше и не хуже, я хочу их видеть такими, какие они есть, хочу знать их суть.

Я в свое время уехал жить в Питер именно в надежде найти андеграунд на берегах Невы. В Иванове мне этой среды не хватало, я ее не ощущал. Возвращаясь с квартирников, говорил друзьям, что наши дебоши в третьей общаге и то интереснее, веселее и праздничнее, чем так называемая ивановская рок-музыка.

В Питере я рассчитывал обнаружить отголоски эпохи восьмидесятых, когда целое поколение молодежи ушло за буйки и решило жить не по правилам. И не обнаружил. Там уже не было андеграунда как движения, тотального всплеска, разнородной волны, владеющей умами, но он там сохранился на уровне отдельных личностей, которые хранили его суть и природу, могли рассказать, дать попробовать, ощутить, что это такое, – и на них он держался.

Так и в Иванове – у нас нет андеграунда как заметного или сплоченного общественного явления, тусовки или шайки, анархической богемы, – но в Иванове есть люди, отстаивающие территорию свободного мышления в своих песнях, стихах, картинах или музыке. Все эти люди между собой фактически не пересекаются и крайне разобщены, но они, не сговариваясь, делают общее дело – создают культурный слой, который не позволяет нашему городу окончательно опуститься. Как это ни странно, но именно андеграунд парит над землей, а все остальное уходит в землю.

И вот наблюдение – вопреки тому, что в нашей стране уже на протяжении двух последних десятилетий искусство не подвергается политической или эстетической цензуре, оно все равно остается за бортом, на задворках, в тени. Художники и поэты вынуждены чувствовать себя невостребованными маргиналами, безнадежными донкихотами и наивными чудаками, чьи слова, или музыка, или картины вечно не ко двору и ничего не меняют, а они все равно продолжают творить – пусть даже и в пустоту. Может, смысла в этом нет, но люди есть.

Есть поэт, художник и музыкант Сергей Постнов. Жизнь его изрядно повертела и потрепала, но талант, как неразменный рубль, возвращается к нему из любой передряги. Помогают самоирония и некое принципиальное литературное мальчишество, своего рода антиакадемизм, который становится отличительной чертой автора, и в сорок лет не боящегося отстаивать старые, добрые, рок-н-ролльные идеалы:

Между тем, что было

И что предстоит,

Шляется унылый

Крепкий индивид.

Ходит гладить кошку

Без трусов в мороз.

Он не понарошку.

Он всю жизнь всерьез.

Рядом предлагается альтернативный вариант:

Между тем, что было

И случится вновь,

Выглядит уныло

Вечная любовь.

Кто кого приветил,

Кто кому вливал, —

Некому ответить.

Лишь девятый вал, шквал, сеновал и т. д.

Есть Роман Зотов, которого я впервые услышал лет восемь назад на одном из доморощенных рок-фестивалей в Иванове и с первого раза подумал: как это свежо, и ново, и обаятельно – не по словам, а скорее по интонации.

То, что он делает (мрачновато-меланхолические баллады-триллеры), – это затяжная и отчасти запоздалая попытка современного человека выпрыгнуть из лап глобалистского проекта, который въелся в него, как ржавчина, искажая, кажется, уже и сам состав, диктуя голую механистичность ощущений вместо радости ума и утешения сердца.

Через морок потустороннего, в дилетантски-витиеватых тупиках подсознания Зотов пытается нащупать свой голос:

Я – птица, что летит на синеву…

Интересно то, что поклонник Янки Дягилевой и Курта Кобейна служит старшим лейтенантом в полиции. Сам Зотов не чувствует в этом большого противоречия и даже с некоторым оттенком самолюбования называет себя «оборотнем в погонах».

Служба в полиции, – определяет Роман, – это мой сюрреалистический опыт. Здесь необходимо относиться к службе как к одному из жанров своей жизни. Главное – уметь четко распределять внутренние роли. В полиции ты один, на сцене – второй, дома – третий. И если ты прослеживаешь эти границы, контролируешь их, то с такими резкими ролевыми переходами проблем не будет. Это даже забавно. Быть музыкантом андеграунда в числе сотрудников МВД начальством не запрещается. Тем более песен политической направленности я не пишу и вообще не люблю такие песни. Считаю их бестолковыми.

Куда заведет его эта «забавная» дорожка – GPS не покажет и даже Яндекс не найдет ответа. Страна и мир на рубеже тысячелетий изменились кардинально, и то, что раньше считалось несоединимым, теперь успешно объединяется и сосуществует. А что будет дальше – никто не знает: женщина, ставшая римским папой, или собакоголовые люди?

Есть Виктор Ломосков, которого так долго принимали за шоумена и ведущего капустников, что, похоже, он и стал им. А стихи были веселые, симпатичные, легкие и совсем не глупые – не зарифмованные шутки, пустяки и остроты, а именно стихи, отражающие мировоззрение этого человека, воскресившего в Иванове вольный дух Козьмы Пруткова и Николая Олейникова:

Со мною вот что происходит –

Ко мне мой друг Платон не ходит.

Я дал ему