Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев

жить надо на что-то. Джаз не дает столько денег и так часто, как они требуются. Вот с этим, конечно, проблематично в Иванове, но я общался с музыкантами из Нью-Йорка – им тоже несладко, но там несладко в том смысле, что конкуренция дикая и они хватаются за любую работу вообще, даже звезды. Чтобы там сделать карьеру, нужно пихаться локтями. Ну представь – в Нью-Йорке сорок тысяч джазовых музыкантов, и это только официально зарегистрированных в профсоюзе, а сколько еще на улице играют? Там пахота беспросветная. Люди перебиваются на 50–100 долларов за концерт – так там еще очередь, и дождаться надо, чтобы вызвали, пригласили поиграть за миску супа.

– Прочитал в интернете, что вы два года вообще не играли.

– У меня мама болела, я с женой разводился. Это был страшный миллениум, страшнейший просто. Длился он два года. У меня саксофон в это время украли. Все неприятности, какие только могут случиться с человеком, мыслимые и немыслимые, со мной случились.

– Что помогло выйти?

– Владимир Владимирович Путин. Я абсолютно серьезно говорю. Это не фарс, не шутка, не прикол. Именно когда он стал президентом, у меня в жизни все стало налаживаться.

– А к советской власти как относились?

– В целом отрицательно. Я служил в Советской армии, стоял на Красной площади – играл парады, хоронил Брежнева во втором батальоне сводного полка оркестра Московского военного гарнизона, но, естественно, настрой у меня был антисоветский. Смешно сказать – моего лучшего друга, поэта Юрия Дронова, выгнали из университета, сестру старшую преследовали люди из КГБ за то, что они там что-то перепечатывали из Солженицына, Би-би-си слушали, «вражеские голоса»… Меня не тронули, потому что мне было пятнадцать лет. Никого в итоге не арестовали, все обошлось, но это глупость была кромешная – запреты на книги, музыку… Дуракам-коммунистам надо было просто все разрешить, и не было бы никаких революций, переворотов. Страна бы сохранилась. Они же сами развалили свое государство… наше государство. Зачем? К чему? Абсурд полный – их сбросили с власти, а к власти пришли их дети-комсомольцы. Были коммунисты, а пришли комсомольцы: стали депутатами, бизнесменами и прочими – вот и вся разница. А в 2000 году пришел кагэбэшник Путин. В него до сих пор пальцем тычут: он же, мол, кагэбэшник! – но апостол Павел кем был сначала? Савлом. Наш первопрестольный апостол Павел был сборщиком налогов и гонителем христиан, а встреча с Христом его изменила, и он стал апостол.

– А бог для всех один или он у всех разный и каждый тащит от него по кусочку?

– Это тема необъятная, но бог один – Иисус Христос. Многим людям не хватает жизни понять это, очень жаль.

– Что вдохновляет на сочинение музыки? Что двигает вперед?

– Честно говоря, ничего давно уже не двигает. Достало все, нервы… Жить на что-то надо. Я плевался, ругался, а жена купила холодильник, новую плиту, и она счастлива. Вот эта бытовуха меня все больше добивает.

– Так это жизнь – все в этой рогатке живут.

– Я почему психую – я играть не могу. Я два месяца не играл джаз – у меня уже мозги паутиной покрылись. Вот в чем ужас. Надо заниматься. Я не Летов. Летов может дуру гнать всю жизнь, а я по-другому работаю. Ты сейчас уйдешь, а я возьму саксофон и буду пилить на нем до посинения. И завтра приду и буду пилить. Я потому и возмущаюсь, что у меня нет времени на джаз.

– Говорят, что архитектура – это застывшая музыка. На какое известное архитектурное сооружение похоже ваше искусство?

– Понятия не имею. Это все болтовня интеллигентская. Ты в кайфе от этих сопоставлений, сравнений, разговоров о живописи, о фотографии. Ты купаешься в этом. Ты молодой. А мне полтинник. Я отошел от этого давно. Мне просто вовремя надо догнать ремеслуху. Надо найти время подогнать ремеслуху и просить у бога, чтобы он духовно наполнил ее сверху.

– А джаз не противоречит православной культуре?

– Нет. Нисколько. Наша вера – самая свободная, самая легкая и воздушная на белом свете. Самая всепрощающая.

– А что бы вы порекомендовали мне послушать из джаза?

– Да того же Колтрейна, которого мы сегодня вспоминали. Начни с «Love Supreme» шестьдесят четвертого года. Тогда он еще до ада не дошел.

АНДЕГРАУНД ПО-ИВАНОВСКИ

Часть первая

Вообще эта статья задумывалась как ругательная – андеграунд сдох, нет у нас в городе никакого андеграунда: дрессированные панки, ручные хиппи… Скучающие от собственного творчества музыканты ленятся играть, а публика, перекормленная ютубом, ленится слушать. Как следствие, удовольствие довольно вялое – и для тех и для других.

Такое впечатление, что все халявят, не хотят включаться, не умеют выкладываться. Там, где старая гвардия зарубалась всерьез, эти просто развлекаются, сами не зная для чего; проводят время, потому что надо же его как-то проводить: учиться неохота, работать неохота, семью заводить неохота… Такие вот рок-герои.

Пару лет назад я был в клубе «Колизей» на сборном концерте ивановских рок-групп, играющих якобы радикальный хеви-метал, – ну гитары огнедышащие, гривы растрепанные, солисты орут страшными голосами, а впечатление такое, что это переодетые менеджеры и клерки среднего звена отрываются на корпоративе.

То есть поводы для ворчания есть, и не маленькие, но есть ли смысл ругаться и ворчать, обращать внимание на людей, у которых довольно худосочное и недалекое представление о жизни, в которой якобы можно ничего не делать и все получить? Главное – не париться. Лишь бы не париться.

Конечно, панк давно выродился в стиль и стал легитимным вариантом музыкального поведения. Изначально направленный против любых стилей, любой заштампованности и эстетической определенности, он сам постепенно сделался клише – индустрия развлечений сожрала и его, превратив в такой же массовый продукт, как бардовская песня или русский шансон. Современные рокеры просто играют в протест и анархию, а на самом деле беззубо приспособляются и плывут по течению, как им удобней, как им комфортней, – берегут себя.

Однако подлинное искусство (и в этом его сила) – всегда сопротивление, никогда не поддакивание. Даже мотыльковая поэзия Фета, «шепот, робкое дыханье, трели соловья», была в свое время опрокидывающим явлением, потому что разрушала предыдущий способ говорить и мыслить, преобразовывала его, раздвигала границы в музыкальность, импрессионистичность, воздушную лирику. Многие считали ее ерундовой и принимали за чепуху, да и сам Фет признавался в одном из писем: «Моя Муза отказывается говорить что-либо, кроме нелепостей», – но эти «нелепости» были шагом вперед,