Царская тень - Мааза Менгисте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь, soldato, посмотри по-настоящему, говорит полковник после нескольких кадров.
Этторе становится рядом с полковником, ощущает ветер, хлещущий его по лицу, угрожающую силу, которая может сбросить его вниз, если он встанет под определенным углом. У обрыва есть какое-то магнетическое свойство, засасывающая сила каменистой пропасти. Он кладет руки на камень, чтобы побороть ощущение, будто его ведет к краю. Он отваживается поднять глаза. У этого ландшафта нет конца. Он тянется дальше, чем может видеть Этторе, один округлый пик уступает место другому. При мысли о том, чтобы посмотреть, как далеко вниз уходит пропасть, у него подгибаются колени. Он снова потеет, несмотря на прохладу.
Сколько, по-твоему, Наварра, нужно времени среднему эфиопу, чтобы добраться до дна?
Спуститься можно только по острым камням, торчащим до самого низа. Легкого пути нет.
Они хорошие скалолазы, синьор, говорит Этторе. Они двигаются быстро, знают, как нужно вести себя на таких горах, но все же я думаю, что это займет немало времени.
Фучелли кладет руку ему на плечо и пододвигает поближе к себе, его ногти больно врезаются в кожу Этторе. Подумай, Наварра. Если мы будет сталкивать их, то сколько уйдет времени? Сколько человек мы успеем столкнуть за день? Вот в чем вопрос. Твой отец наверняка учил тебя проводить подобные расчеты. Кстати, он все еще на прежней работе? Ты знаешь, что происходит дома? Ужасные, ужасные вещи.
Синьор? Новости из Италии просачивались — о новых законах, об ограничениях для евреев, о запрете принимать их на работу, но его родители ничего такого ему не писали. Он вообще не получал писем в последнее время.
Ветер приглаживает волосы Фучелли, придавая ему хищный вид, его узкие глаза смотрят теперь с ненавидящим прищуром. Он отирает руки о рубашку, потом засовывает их в карманы. Ты мог бы сделать снимок в падении? спрашивает полковник.
* * *
Лео Наварра своему сыну Этторе Наварра в день его отъезда на войну:
Царь Минос говорит: Дедал, мой верный слуга, построй лабиринт, из которого невозможно выйти. О, великий разгадыватель загадок, сделай его таким, чтобы могли ловить и удерживать там как человека, так и зверя. Великий Дедал, твой ум не знает пределов, займись этим петляющим лабиринтом. Пусть никто не ведает, как найти тот выход, который ты придумал. Пусть это будет тайной для всех, даже для мальчика, который сидит рядом с тобой и смотрит, чьи руки зудят от желания надеть крылья и прыгнуть на солнце.
И когда Дедал строил этот лабиринт, как мог он предвидеть собственное заключение? То, что мы взращиваем, мой сын, губит нас. Построй в Африке то, что хорошо. Построй то, что хочешь всегда носить с собой вот здесь, и отец стучит Этторе по облаченной в форму груди, а гудок «Клеопатры» надрывается, и ликующие толпы ревут и машут на прощание своим уходящим солдатам.
* * *
Сколько лет прошло с того дня? Этторе отворачивается от хребта за местом строительства тюрьмы, где группа местных жителей смотрит в тихом недоумении на то, что делают рабочие внизу. Он пытается сосредоточиться на написании письма родителям, игнорируя давление на ногу фотоаппарата, который постоянно напоминает ему обо всех снимках, которые он не сделал сегодня и которых ждет от него полковник Фучелли. Папа, они строят тюрьму, в которой будут содержаться пленные. Они собираются швырять людей в небо без крыльев. Они хотят испытать законы гравитации и ужаса и заказывают мне фотографии подъема и падения. Мы собираемся создать Икара и зашвырнуть его на солнце.
Этторе делает паузу, смотрит, как два рабочих балансируют на деревянной доске на последних ступеньках крутого склона к плато. Участок земли был очищен под фундамент, и груда камней и рулонов колючей проволоки для укрепленной стены лежит рядом с этой площадкой, неестественной в своей ровности. Он должен будет являться к Фучелли каждый вечер с катушкой пленки, чтобы полковник отправил ее в Асмару на проявку. Но сегодня, на четвертые сутки этого задания, еще и день рождения его отца, и Этторе с растущей тревогой ждет новостей из дома. Но никаких писем для него нет.
Он слышит резкий свист над головой и смотрит вверх. Один из водителей грузовиков показывает на горный хребет, где стояли эфиопы, и бешено жестикулирует. Теперь там никого нет. Этторе стоит, держит камеру, засовывает ее в сумку и бросается к camionista. Они слишком расслабились, даже охранники, которых Фучелли посылает наблюдать за строительством, сидели в той тени, которую сумели найти, утомленные многодневной монотонностью своего занятия.
Они ушли, просто взяли и ушли, говорит водитель, он щелкает пальцами, вытирает лицо подолом своей грязной футболки. Он испуганно озирается. Нам уходить? Он водружает кепку себе на голову, потом снимает ее, засовывает в задний карман. Ты слышал, что случилось в Аддис-Абебе?
Все только об этом и говорят: новые репрессии за участившиеся атаки на железную дорогу и линии связи, на ничего не подозревающих офицеров, которые зашли выпить в бар. В городах по всему нагорью бушевали пожары, некоторые длились по три дня. Гражданским и soldati было разрешено делать все, что они сочтут нужным, с любым эфиопом, которого они увидят на улице. Поля заполняются массовыми захоронениями и сожженными телами, тюрьмы переполнены, все военные базы по стране получили просьбы взять некоторых пленных и найти возможность как можно скорее привести в исполнение вынесенные им смертные приговоры. По нагорью каждый день отправляются в путь грузовики с пленниками, их везут в лагеря в Данане и других местах, не обозначенных на карте.
На каждой военной базе царят хаос и паранойя. Обстановка сравнима с тем абсолютным террором, который захлестнул страну после попытки убийства Родольфо Грациани[84]. Возмездие со стороны Грациани всему населению Аддис-Абебы и за ее пределами было настолько жестоким, что из Рима поступило предупреждение. Подробности бойни в Аддисе и монастыре в Дэбрэ-Либанос до сих пор передаются шепотком вокруг костров и в барах по всей Эфиопии и Эритрее. А теперь партизаны набирают силу. Число их атак растет. Люди передают сообщение о приезде к ним императора. Они не боятся.
Этторе качает головой, пытаясь успокоить водителя. Полковника Фучелли это не обеспокоило, говорит он. А он всегда учитывает все опасности, добавляет он.
Ах, уж эта