Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

всех отказаться от преступлений. Поэтому как раз испокон веков и проводятся публичные казни, а народ поощряется приходить и смотреть на них. В-третьих, исполнить душевные чаяния народа. Любое эффектное представление не сравнится по яркости с усекновением живого человека. Именно посему высококвалифицированные палачи столичных тюрем снисходительно относились к пользовавшимся благосклонностью при дворе актерам.

Поднимая на острие ножа для показа публике второй кусок плоти Цяня, Чжао Цзя вспомнил, как много лет учился мастерству у наставника. Чтобы отработать уникальное мастерство «усекновений», палачи тюремного ведомства и большая мясная лавка за воротами Чунвэньмэнь тайно договорились, что в период затишья между казнями наставник будет приводить подмастерьев на бесплатную подработку. Сколько свиней они разделали на начинку для паровых пирожков, одно только Небо знает. В конце концов все они достигли такой сноровки рук и глаз, что хоть на весах проверяй. Сказано отсечь цзинь – цзинь и отрежут, ни толикой больше, ни толикой меньше. Когда группу тюремных и судебных палачей возглавлял бабушка Юй, они открыли в хутуне Сяогуайгунь в окрестностях перекрестка Сисы целую лавку по забою скота. В передней части продавали мясо, а на заднем дворике забивали животных, и дело одно время даже процветало, но потом кто-то разнес, кто за этим стоит, и торговля сразу рухнула. Люди не только больше не приходили покупать мясо, но и обходили лавку стороной, боясь, что их схватят и убьют.

Чжао Цзя также вспомнил, что в ларце у наставника в изголовье кровати хранилась книга с тайными заметками на хрупких пожелтевших страницах. Там были всякие грубовато выведенные картинки, а сбоку – множество заметок и примечаний. Называлась эта книга «Тайные записки приказа уголовных дел», и, по рассказам бабушки, досталась ему еще со времен династии Мин. В книге описывались самые разнообразные наказания, бывшие в ходу, конкретные способы их исполнения и особые указания, на что следует обратить внимание. Обилие указаний и наглядных картинок делало эту книжицу самым что ни на есть каноном искусства исполнения казней. Тыкая пальцем в книгу, наставник подробно рассказывал ему и коллегам по ремеслу про казнь усекновениями. В книге говорилось, что существует три ранга этой казни: первый – три тысячи триста пятьдесят семь усекновений; второй – две тысячи восемьсот девяносто шесть; и третий – тысяча пятьсот восемьдесят пять. Чжао Цзя все еще помнил слова наставника о том, что, независимо от числа усекновений, последнее должно быть сделано именно в момент смерти преступника. Поэтому откуда бы усекновения ни были начаты, время между ними должно было быть точно рассчитано в соответствии с полом и конституцией преступника. Если к выполнению полного числа усекновений преступник уже был мертв или еще жив, это считалось большой оплошностью палача. Наставник рассказывал, что казнь тысячи усекновений считали выполненной на самом высоком уровне, когда отсеченные куски плоти по размеру были примерно одинаковы, и разница между ними не слишком велика даже при взвешивании на весах. Это требовало от палача выдержки и хладнокровия, а заодно обстоятельности и решительности, как, впрочем, и барышне, вышивающей крестиком цветочки, и мяснику, режущему осла. Любое колебание, любая легкомысленность могли изменить движение руки. Выдержать такое испытание – очень нелегко. Плотность связи и текстура мышц человека в каждом месте неодинакова, направление разреза и размер надреза зависят от прилагаемого для них усилия. Наставник учил, что такие искусные палачи, как батюшка Гао Яо и почтенный Чжан Тан[102], работали с душой, на глазок, совсем не полагаясь на нож или руку. Поэтому с древности почти не отыскать примеров истинных «Казней тысячи усекновений», которые можно было бы с полным правом назвать подлинными шедеврами. Это были лишь разрезания человека на части до смерти. По этой причине с течением времени число усекновений становилось все меньше и меньше. К нынешней династии это число уже не превышало пятисот. Но и те, кто мог сделать даже это количество усекновений, – редкость, сопоставимая разве что с перьями феникса и рогами цилиня. Палачи министерства наказаний, почитавшие старинное и священное ремесло усекновений, еще добросовестно следовали древним наказам на уровне провинций, округов и областей. А в уездах народ был всякий, исполнители – по большей части главари местного сброда – делали свою работу кое-как, экономили тщедушные силы, приговор четкий – пятьсот усекновений, а они еле-еле двести-триста совершали, и это уже считалось большим достижением. По большей части преступников предпочитали просто расчленять или закалывать до смерти.

Второй вырезанный из тела Цяня кусок Чжао Цзя бросил на землю. По поверьям палачей, второй кусок – благодарение Земле.

Когда Чжао Цзя, подцепив обрубок плоти острием ножа, продемонстрировал его окружающим, ему показалось, что он сам находится в самом центре всеобщего внимания, а нож с наколотым куском мяса – в самом центре этого центра. И на верхнем уровне, откуда надменно наблюдал его превосходительство Юань, и на нижнем – уровне глаз солдат на плацу – взгляды следовали за его движениями с ножом, вернее, за движениями куска плоти Цяня на кончике ножа. Только плоть поднималась к небу, как за ней устремлялись взгляды всех присутствующих. Только плоть направлялась к земле, как за ней опускались и взоры собравшихся. Наставник рассказывал, что в старые времена при проведении казни тысячи усекновений всю отсеченную плоть кусок за куском собирали на столе и после окончания казни надзирающий чиновник вместе с родственниками преступника мог подойти и пересчитать их, и превышение или недочет допустимого числа считали большим проступком палача. По словам бабушки Юя, в эпоху Сун один невнимательный палач сделал на одно усекновение больше, чем нужно, родственники преступника подали на него в суд, и палач в конечном счете поплатился за свой недосмотр жизнью. Так что выполнять эту работу совсем не так просто, как может показаться, плохо выполнишь – в дальнейшем тебя будут ждать весьма мрачные перспективы. Сам подумай – нужно и надрезать тело равными кусками, чтобы преступник перестал дышать только на последнем усекновении, да еще твердо запоминать число усекновений. Три тысячи триста пятьдесят семь надрезов – это же целый день надо резать, а иногда, по указаниям вышестоящих, казнь могла растягиваться на три, а то и пять дней, а от того все эти препарации становится еще сложнее исполнить. Даже если палач – человек железный, после такого испытания он и сам на землю бездыханный валится. Наставник заявлял, что в последнее время палачи стали более сметливыми, и они больше не складывали отсеченные куски на столик, а отбрасывали их куда придется. Вокруг места казни всегда шныряют своры бродячих собак, крутятся