Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

испуга, как из жерл снова вылетели вспышки огня, а вслед за ними послышался грохот залпа. На траву за орудиями выкатились блестящие золотистые гильзы. Они были горячие, и обожженная трава закурилась дымком. Затем громыхнул третий залп, артиллерийская прислуга замерла у орудий по стойке «смирно». Было ясно, что они свою работу выполнили. Среди эха орудийных раскатов чья-то луженая глотка выкрикнула:

– На караул!

Три тысячи солдат одновременно подняли к голове винтовки «Манлихер». С начала казни на плацу вдруг вырос целый лес оружия, сверкающего синевато-металлическим блеском. От этой воинственной мощи в Чжао Цзя все замирало. За долгие годы пребывания в Пекине он видел строевые занятия императорской гвардии, но их подготовка не шла ни в какое сравнение с тем, что происходило перед его глазами сейчас. Он ощутил слабость в душе, стало очень не по себе. Палач полностью утратил былую самоуверенность и спокойствие, хранившие его во время казней у Прохода на овощной рынок.

Выстроившиеся на плацу солдаты и верховые офицеры застыли в караульной стойке, приветствуя главнокомандующего. Под звонкие звуки труб и ритмичное громыхание литавр большой паланкин с зеленой бархатной крышей и восемью носильщиками, походивший скорее на многопалубный корабль, проплыл по дорожке между тополей сбоку от плаца, приблизился к столбу, где должна была проходить казнь, и плавно опустился на землю. Со скамеечкой для спуска подбежал молодой солдат, поставил ее и по ходу дела открыл занавеску. Из паланкина вышел высокопоставленный чиновник с красным шариком на шапке, человек крупного телосложения, с большими ушами, квадратным лицом и усиками в форме откидных черт, составляющих иероглиф «восемь». Чжао Цзя узнал этого господина. Двадцать три года назад это был один из детей чиновников, с кем его связывали приятельские отношения: командующий воссозданной по западным устоям армией генерал-губернатор Юань Шикай, его превосходительство Юань, посчитавший возможным выступить против установлений правящей династии и вызвать Чжао Цзя прямо из Пекина в Тяньцзинь для проведения казни.

Поверх военной формы у его превосходительства Юаня была наброшена шуба на лисьем меху. Выглядел он могущественно. Помахав войскам, он уселся на покрытое тигровой шкурой кресло. Дежурный офицер впереди отряда верховых громко скомандовал:

– Отставить караул!

Солдаты немедленно и с оглушительным лязгом опустили винтовки к ногам. Молодой офицер с синюшным лицом и желтыми зубами, держа в руке лист бумаги, наклонился, изогнувшись, к его превосходительству Юаню и что-то прошептал. Нахмурившись, главнокомандующий отвернул лицо в сторону, будто у этого офицера плохо пахло изо рта, но обладатель желтых зубов вовсе не смутился и даже придвинулся поближе. Чжао Цзя, конечно, не мог знать, да может никогда и не узнает, что этот смуглый и худой молодой человек с желтыми зубами – не кто иной, как Чжан Сюнь, который впоследствии прославится как мятежный полководец[98]. Чжао Цзя в душе переживал за Юань Шикая, он решил, что запах изо рта офицера действительно мог быть весьма отвратительный. Когда, наконец, Чжан Сюнь закончил разглагольствования, Юань Шикай кивнул и опять устроился в кресле как прежде. Чжан Сюнь встал на высокую табуретку и громким голосом зачитал содержание бумаги:

– Как установлено, фамилия преступника Цянь, имя – Сюнфэй, второе имя – Пэнцзю, уроженец округа Иян провинции Хунань, возраст – двадцать восемь лет. В двадцать первом году правления Гуансюя преступник Цянь уехал учиться в Японию, за время пребывания там незаконно срезал себе косу, завязал знакомство с сообществом предателей, замышлял бунт. Вернувшись на родину, вступил в тайный сговор со смутьянами Кан Ювэем[99] и Лян Цичаб[100]. Получив указания заниматься подрывной деятельностью, он прикинулся преданным монархистом, проник в гвардию, готовил диверсии изнутри. В 35-й год 60-летнего цикла[101] участники смуты были казнены в Пекине. От горя преступник Цянь совсем голову потерял, ведь, как известно, об убитом зайце и лиса плачет, и вот в 11-й день 10-го месяца сего года он предпринял покушение на главнокомандующего, но, к счастью, Небо хранит наши войска, и его превосходительство Юань остался цел и невредим. Преступник Цянь ступил на путь мятежа, совершил великое преступление, тягчайший грех, злодеяния его поистине чудовищны. По законам Великой империи Цин, покушение на жизнь чиновника двора Его Императорского Величества карается казнью в пятьсот усекновений. Министерство наказаний уже вынесло приговор и выделило специального палача…

Чжао Цзя ощутил, как множество взглядов устремилось к нему. Чтобы палачи выезжали для проведения казни из столицы, да еще при династии Цин, было делом неслыханным. Поэтому он чувствовал огромную ответственность, и сердце его трепетало от страха.

Когда Чжан Сюнь закончил чтение приговора, Юань Шикай сбросил шубу, встал, обвел глазами ряды бойцов новой армии и заговорил. Говорил он с колоссальной энергией, голос его гудел, как большой колокол:

– Братья, я командую войсками много лет, всегда любил солдат, как детей, стоит комару укусить вас, у меня уже душа болит. Вы все это знаете. Но я никогда подумать не мог, что Цянь Сюнфэй, которого я всегда ценил, замыслит покушение на меня. Я не только потрясен до глубины души, но и глубоко разочарован…

– Братья, Юань Шикай – коварный лжец, – неожиданно громко крикнул привязанный к столбу Цянь Сюнфэй, – он добивается славы, предавая друзей, ему даже смертью не искупить совершенных злодеяний. Братья, ни в коем случае не дайте сбить себя с толку красивыми речами!

Увидев побагровевшее лицо Юань Шикая, Чжан Сюнь одним прыжком подскочил к столбу, вдарил кулаком по губам Цянь Сюнфэя и заорал:

– Ах ты, сосунок, так тебя и разэтак, в двух шагах от смерти, а по-прежнему все суешься, куда не просят!

Цянь Сюнфэй плюнул ему в лицо кровавой слюной.

Юань Шикай махнул, чтобы остановить собравшегося нанести еще один удар Чжан Сюня, и проговорил:

– Цянь Сюнфэй, ты оружием владеешь как небожители, знаешь больше других, я пожаловал тебе золотые пистолеты, назначил на высокий пост, считал тебя доверенным лицом, а ты не только не постарался отплатить за милость, но задумал нанести мне вред, и если это считать допустимым, то что тогда будет недопустимо! Хотя я чуть не подвергся жестокому удару твоей руки, искренне жаль терять такой блестящий талант. Но законы государства неумолимы, военный трибунал тверд, и спасти тебя я не могу.

– Хочешь убить, убивай, нечего болтать!

– Раз такое дело, мне остается лишь, подобно славному полководцу древности господину Чжугэ Ляну, смахнуть слезу и пустить в ход карающий меч!

– Хватит ломать спектакль!

Юань Шикай покачал головой и вздохнул:

– Раз ты не отказываешься от своих глупостей, мне тебя уж точно не спасти!

– К