Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

медведи. Командующий приказал Сунь Укуну и Чжу Бацзе замедлить шаг, а малышу Сыси перестать бить в гонг. Подождав, пока подтянутся остальные, он скомандовал:

– А ну, ребятки, отряхнуть грязь с ног и приготовиться к атаке!

Бойцы принялись в тесноте отряхивать ноги, некоторые умудрялись отряхивать грязь в лицо другим, отчего возникла еще большая сумятица в рядах. Некоторые, переборщив, умудрились сбросить с ног и обувь. Увидев, что момент настал, командующий громко крикнул:

– Башки стальные, железные животы, стеной железной обнесем их притон, так что ружья и пушки не придут им на помощь. На штурм, бойцы, сносите железную дорогу, бейте заморских солдат, пусть на многие поколения воцарится Великое спокойствие!

Отдав приказ к атаке, командующий Юэ высоко поднял жужубовую дубинку и с боевым кличем на устах смело устремился вперед. Сунь Укун и Чжу Бацзе с развевающимися флагами последовали за ним. У упавшего носом вниз Сыси обувь увязла в черной грязи. Он стряхнул обувь, вскочил на ноги и, не обращая внимания, что босиком, бросился вперед. Хором подхватив боевой клич, бойцы, как рой пчел, толпой двинулись к баракам железнодорожников.

Работавшие на железной дороге поначалу подумали, что это какое-то представление. Но когда «представление» приблизилось, они поняли, что это народная смута. Все рабочие побросали инструменты и разбежались.

Бараки охранял небольшой отряд немецкой морской пехоты, всего человек двенадцать. В это время они принимали пищу и, услышав на улице крики, выскочили посмотреть. Поняв, что дело неладно, они торопливо забежали обратно и прозвучал приказ: «К оружию!» Когда командующий Юэ на всем скаку оказался в десятке с чем-то метров от бараков, немецкие солдаты уже выбегали оттуда с винтовками наперевес.

Юэ увидел, как немецкие солдаты встали на одно колено и из их винтовок стали вылетать белые пары дыма. Одновременно в ушах прозвучали хлопки выстрелов, сзади кто-то вскрикнул от боли, но Юэ даже не обернулся, думать было некогда. Он чувствовал себя качающимся бревном, которое несет бурный поток, и, не чуя под собой ног, ворвался в барак немецких дьяволов. Посреди помещения стоял длинный стол, на котором лежал горшок, полный свинины, и были разложены сверкающие ножи и вилки. В ноздри ворвался дразнящий аромат. Один солдат наполовину залез под кровать, и его длинные ноги торчали наружу. Их и подцепил вилами Чжу Бацзе. Тут же донесся протяжный вопль, слов было не разобрать, наверно, звал на помощь папу и маму. Командующий Юэ вылетел наружу в погоню за пустившимися наутек солдатами. В основном они бежали в сторону железнодорожной насыпи, и толпа бойцов с криками их уже преследовала.

Лишь один немец побежал в противоположную сторону. Командующий Юэ вместе с Сыси направились за ним. Бежал этот солдат не очень быстро, и расстояние между ними стремительно сокращалось. Длинные ноги немца двигались неуклюже, как две негнущиеся деревянные палки. Его бегство смотрелось очень потешно. Неожиданно немец спрыгнул в канаву, и над ее краем поднялся синеватый дымок. Мчавшийся впереди Сыси вдруг подпрыгнул и уткнулся головой в землю. Командующий Юэ еще подумал, что тот упал случайно, но тут же заметил вытекающую из головы товарища струйку крови. И понял, что в него попала немецкая пуля. В душе тут же зазвучала скорбная песнь. Размахивая дубинкой, он бросился к немцу. У самого уха пролетела еще одна пуля. А он уже успел добраться до немца. Тот нанес удар винтовкой с примкнутым штыком, но командующий дубинкой отбил его. Немец что-то гортанно выкрикнул и бросился бежать по дну канавы. Командующий Юэ ринулся за ним. Немец в своих высоких кожаных сапогах шлепал по грязи, словно тащил за собой два тяжеленных глиняных кувшина. Собрав все силы, командующий Юэ рубанул его дубинкой по шее. Немец издал странный вопль, и от его тела разнеслась баранья вонь. «От овцы этот тип родился, что ли», – мелькнула мысль.

Немец уткнулся головой в грязь. Подождав, пока он неуклюже поднимется на ноги, командующий Юэ ударом дубинки расплющил его высокую шапку. Он хотел еще раз ударить немца по голове, но тут увидел, что тот жалко завращал голубыми глазами, прямо как та белая овца, которую принесли в жертву, освящая знамена, и его запястье дрогнуло. Но руку он не отвел, и удар жужубовой дубинки вместо головы пришелся по плечу.

Глава 9. Шедевр

Чжао Цзя стоял в центре тренировочного плаца в поселке Сяочжань. В руке императорский палач в отставке сжимал острый нож. Рядом стоял кривоногий подмастерье. Перед ними в землю был вкопан высокий прямой столб из сосны, а к столбу был привязан преступник, пытавшийся убить Юань Шикая и осужденный на пятьсот усекновений. За Чжао Цзя сгрудились несколько десятков скакунов, на которых восседали высшие офицеры армии по «новому образцу». А позади столба для казни стройными рядами выстроились пять тысяч солдат и офицеров, издалека похожих на деревья, а вблизи – на сборище деревянных истуканов. Сухой ветер, какие дуют в начале зимы, раз за разом проносился по морю лиц облачками солончаковой пыли. Под множеством пристальных взглядов давно привыкший к казням Чжао Цзя испытывал определенное напряжение и даже некоторое смущение. Он боролся с мешавшими работе вредными переживаниями, не смотрел на офицеров и построившихся солдат, а сосредоточенно изучал стоявшего перед ним преступника.

Вспомнились слова наставника, бабушки Юя: первоклассный палач, стоя перед эшафотом, не должен видеть живого человека, в его глазах преступник должен представлять собой лишь набор мышц, внутренних органов и костей. После сорока с лишним лет работы Чжао Цзя уже достиг этой высшей точки просветления, но сегодня сердце его вдруг охватило какое-то волнение. Он собственноручно исполнял казни уже более десяти лет, своими руками казнил почти тысячу человек, но впервые видел перед собой мужское тело такой идеальной красоты и выверенных пропорций. Высокий нос, широкий рот, брови вразлет, глаза-звезды, рельефная мускулатура, плоский живот, кожа цвета старой меди. Тем паче лицо этого типа привлекало к себе взгляд постоянно витавшей на физиономии язвительной усмешкой. Пока Чжао Цзя всматривался в смертника, тот тоже рассматривал Чжао Цзя. Из-за этого Чжао Цзя стало стыдно, словно набедокурившему ребенку, который не смеет предстать на суд главы семьи.

Рядом с плацем были установлены три черных стальных орудия, вокруг которых хлопотали с десяток солдат и унтерофицеров. Три выстрела подряд напугали Чжао Цзя, в ушах зазвенело, на какое-то время он оглох. Очень быстро ноздрей достигла сильная пороховая вонь из жерл. Преступник чуть заметно кивнул в сторону пушек, словно выражая одобрение выучке артиллеристов. Чжао Цзя еще не оправился от