Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

— Хочешь сыграть с нами?

Шон замялся, и Деклан тут же потянулся к аккордеонисту с требованием достать из сумки вистл.

— Я здесь не для того, чтобы произвести на девушку впечатление, — Шон с опозданием отстранил протянутый инструмент и схватился за пиво.

— Уверен, ты уже произвел впечатление, — Деклан так погладил меня по спине, что я чуть в спинку стула не впечаталась. — Пошли, бездельник! Живо! Ты свое пиво еще не заработал. Пошли!

— Я скоро, — улыбнулся Шон слишком виновато и забрал у Деклана дудку.

Я села обратно и уставилась на круглый логотип пивоварни. Смотреть на сцену не хотелось — еще отвлеку Шона. Они явно обсуждали его партии, или как у них там все это называется. Я только слышала щелчки пальцами и счет, потом Шон что-то тихо заиграл, одно, другое… Потом они над чем- то смеялись. А я горько смеялась над собой. Горечь пива залилась в сердце. Что же у меня на лице написано, если Деклан ни минуты не ставил под сомнение мои отношения с Шоном. Или же они с Моной слишком хорошо знают Шона, чтобы поверить в его дружеское желание показать съемщице Ирландию. Люди так живут, просто наслаждаются друг другом. Все нормально, не надо корчить из себя святош, но почему же так стыдно? Стыдно за глупый курортный роман.

И вот они уже заиграли по новой. Шон остался стоять, ему не принесли стула, а, может, так удобнее. Трель вистла должна была потеряться на фоне фидла, аккордеона, гитары и сильного голоса, но я слышала, казалось, только ее. Неужели не шутят, когда говорят, что ирландцы прирожденные музыканты? Шон спокойно переходил от одной песни к другой, останавливался, снова вступал, будто вот так каждый день приходил сюда за кружкой пива. Возможно же и такое, что игра с Декланом была еще одним заработком после дня в офисе. Тогда понятно, отчего взвыла Кара — она вообще его не видела дома. Мона хотя бы детьми занята, а этот детей не хотел.

Вот и перерыв. Шон сиганул с эстрады прямо к своему стулу, чудом не задев соседей — ловкость или привычка?

— И как часто ты с ними играешь? — спросила я в лоб, но Шон все же решил сначала прикончить хотя бы половину своего пива.

— Я этого парня вижу первый раз. Петь он не умеет, — нагло улыбнулся Шон, и я хотела добавить, «как и ты играть», но он опередил меня: — Так что я ничего им не испортил.

— Ты специально игнорируешь вопрос?

Шон сделал еще глоток и дотронулся донышком до стенки моего почти полного стакана.

— Я не пытаюсь произвести на тебя впечатление.

— Ты его уже произвел. Еще дома. Так, значит, ты играешь профессионально? И про школу врал?

— Я не врал про школу. Здесь ползала местных может сыграть на дудке. Это наш национальный инструмент. И даже на фидле. Есть, конечно, исключения, типа моей сестры. Ну уж бренчать на гитаре может каждый — два, три аккорда, что еще надо для наших песен? Так что я проигнорировал глупый вопрос, чтобы тебя не смущать. Почему не пьешь?

— Твой вопрос такой же глупый. Когда мы с тобой ели?

Шон поджал губы.

— Им еще двадцать минут играть. Пошли…

Он явно утаскивал меня от Деклана, чтобы тот не взял на себя роль свахи, расхваливая шурина. В другом конце зала парень с девчонкой учили народ чечетке. Я не стала даже пробовать — мы просто затесались в толпу. По говору сразу понятно — американцы. Даже жгуче-рыжие девки говорят с хорошим заокеанским акцентом. И слишком громко — потому и колонки орут, как ненормальные — музыки не услышишь. Но танцоры уловили ее и побежали на сцену, где дали фору отсутствующим барабанам своими набойками. Я стояла с открытым ртом и плевать хотела на руки Шона, теребящие у меня на животе кисточки шарфа. Потом ребята сиганули со сцены обратно в нашу толпу. Шон с такой силой сжал мою руку, словно этот мальчишка действительно желал ей завладеть. Нет, он просто расставлял всех по парам. Меня накрыла паника, как в первый день — только не от близости Шона, а от близости столов. Если мы будем скакать таким же галопом, как у Падди, то что-нибудь точно перевернем. Зачем на мне шарф, ведь и так еле дышу, а мы еще и шага не сделали…

— Еще по пиву? — спросил Шон, когда я, рухнув на стул, звякнула пустым стаканом.

— А воды здесь не подают?

— Только живую? А я обещал Моне не пить.

На входе в зал за стеклом красовался манекен — одинокий дядечка с бутылочкой Джеймсона и пустым стаканом. Отсутствующий взгляд из-под серой кепочки… Костюм-тройка тебе, наверное, пошел бы, но кепочка нет, как и шляпа…

— А я никогда шляп не носил.

Я уставилась в пустой стакан. Все, готова… Я же не думала говорить это

вслух…

— Пойду закажу рагу. Пока принесут, Деклан доиграет и свалит. Мона — строгая жена.

Но уходить не пришлось. Прирожденные официантки чувствуют готовность клиента. Это у меня никогда не получалось подойти к столику вовремя.

— Я честно завидую тем, кто умеет играть. — призналась я, когда она ушла.

Теперь плевать на Деклана. Я перегнулась через стол, чтобы перекричать колонку.

— Я же сказал. Двадцать минут в день.

— Мне это не дано. Я даже не буду пытаться. Для меня музыканты люди с другой планеты.

— Как и художники…

Шон тоже склонился ко мне, и наши лбы встретились, как бараньи рога.

— Нет, рисовать может выучиться каждый. Только надо дать ему шанс. В России хрен его получишь — нужен талант, а в Штатах только желание…

— И хороший учитель…

Зачем он это сказал? Кольнуть хотел? Не получилось… У меня было слишком много хороших учителей, кроме Лиззи. Уж шарик рисовать учила меня не она…

— Нет, прилежание, ничего больше… И много-много свободного времени…

— Как и в музыке…

— Нет… В музыке нужен слух, хотя бы… А здесь только руки, а они есть у всех.

— У моих рук ничего не получается.

— Ты просто ленивый и не слушаешь меня. И тебе это не надо… Ты не будешь таскать девчонку в картинную галерею, чтобы показать — вот, как я умею…

Шон тут же откинулся на спинку стула и сказал довольно громко:

— Я не планировал играть для тебя. Я привел тебя послушать Деклана.

И я уставилась на сцену. Почему он любое мое слово переводит на себя? Что ж у него за комплекс-то такой! Стесняется того, кто он есть? Так ведь сам не пошел по стопам Йоны. Выучился бы, а потом уже бабу заводил, и было бы все в порядке. А сейчас мы опять поругаемся из-за глупости. И я потянулась через стол к обиженному мальчику.

— Твоя племянница рисует, оказывается. Может, взять с собой карандаши в Килларни?

— Я не буду рисовать. Я соврал Моне.

Какой серьезный, не прошибить!

— Она уже поняла, что ты во всем солгал. Но мне плевать, что она подумает обо мне. Слышишь, плевать.

— А мне не плевать, — он схватил подстаканник и принялся выбивать по скосу стола такт. — В этом и разница.

Я вернулась обратно на спинку стула, мягкую от висящего на ней пальто. Нравится дуться, пусть дуется. Нас учили, что иногда лучше дать ребенку проораться — главное, чтобы он себя не покалечил. Шону это, кажется, не грозит. Пусть закатывает истерику. Плевать!

— Почему Кейтлин не играет? Или тоже играет?

— Она девочка, ей не нужно играть, если только на арфе. Но арфа ей не нравится.

— Мона же играла на фидле.

— Мона дура.

Я подняла глаза к сцене. Нет, Деклан, кажется, не услышал комментарий шурина.

— Те дуры, которые любят музыку, но не умеют играть, выходят замуж за музыкантов и потом всю жизнь мучаются. Денег нет, мужа нет, тишины в доме тоже нет.

Он выплевывал слова в потолок — хорошо, что не смотрел на меня: плевки явно долетели бы через стол. Да что ж ему так Деклан-то не нравится! Приятный мужик. Дом тоже не кажется бедным — дети одеты, накормлены, воспитаны, а как играют… Может, зависть? Определенно зависть…

— Можешь сделать то же самое, но я предупредил.

Теперь он смотрел на меня в упор. Только бы не покраснеть. Только бы… Но тут на столе появилось рагу. Господи, почему у меня с собой ни одного евро. Я бы все девушке чаевыми отсыпала за умение появляться так вовремя. Шон взял с тарелки хлеб и вернул мне уже с маслом. Какой предупредительный! Жаль, рагу до безумия горячее, но я займу рот хлебом, чтобы не комментировать его риторические фразы. И хорошо, что я не начала есть. От хлебных крошек легче было отряхнуться, когда пришло время прощаться с Декланом. На этот раз он обнял меня так же крепко, как и Шона, и, как детям, сказал, чтобы мы не перегуляли.