Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

— Наверное, у вас, учителей, это в крови, поучать по поводу и без повода, — бросил Шон, когда Деклан исчез из зала с футляром в руках.

Да что ж он лягается сегодня, как взбесившийся жеребец! Может, ему выпить хочется, а нельзя.

— По виски? — попыталась я улыбнуться.

— Тебе могу заказать. Сам не буду.

О, да! У тебя ж зависимость только от шоколада. Я забыла на минуту. Но мы ушли даже без пива. Рагу немногим уступало Мойриному и требовало прогулки, чтобы начать заново дышать. Да и проветрить голову не помешало бы и стряхнуть пальто.

— Поищем другой паб? Или просто погуляем и вернемся сюда ко второму концерту?

— А можно домой? — с надеждой спросила я.

Шон покачал головой:

— Хочу дождаться, когда весь дом уляжется. Мне все равно спать в гостиной. — добавил он, чтобы я не успела подумать, что он не желает беседовать с сестрой.

Нет, именно ее и Деклана Шон и избегал. Он не желал, чтобы они своими вздохами подтвердили все мои догадки. Нет, милый, я не шарж на тебя нарисовала, а самый что ни на есть реалистичный портрет. Сколько бы ты ни бил зеркало, в осколках по-прежнему будешь отражаться тем, кто ты есть на самом деле. Может, Деклан прав, и ты просто бездельник. Именно лентяи очень любят клеймить трудоголиков, типа Деклана. Господи, чтобы после студентов идти развлекать пьяную жрущую публику, надо иметь стальные нервы. И на пять детей их тоже должно хватить. Хотя Дерри и Рэй такие замечательные пацаны, а как играют… Волынка — это тебе, милый, не дудка. И я прикусила язык, боясь вновь выболтать мысли.

— Вот это музыка! — Шон замер, и я поправила шарф.

У входа в закрытую лавку стоял негр с саксофоном. Играл он, конечно, на уровне, но после джаза в Сан-Франциско удивить меня было трудно. Я узнавала мелодии, хотя и не знала, кому они принадлежат. Шон вытащил из кармана пару монет, которые не оставил официантке, и бросил в шапку саксофонисту. Тот заиграл чуть громче в знак благодарности. Люди шли мимо, не замечая его… Им в Ирландии не нужен был джаз. Мне, впрочем, тоже… И мы пошли дальше.

Уже стемнело. Фары движущихся черепашьим шагом машин так слепили, что я в страхе держалась за локоть Шона, когда мы перебегали дорогу. Господи, ну почему здесь не закроют движение! Здесь надо только ходить, болтать и слушать кантри. Наконец-то мы набрели на музыкантов, которых окружала целая толпа. Они играли родное, что-то про фермеров, и им хлопали и кидали монеты. Шон же в этот раз прошел мимо, даже не остановившись, и вдруг попросил меня подождать и пошел назад. Решил все же раскошелиться? Я хотела догнать его, но через пару шагов предпочла сделать вид, что мы не знакомы.

Шон присел подле скорчившейся под окном закрытого магазина девушки. Явно пьяной. Я насмотрелась на таких в Сан-Франциско и научилась не замечать. Как, наверное, и остальные здесь в Корке. Только этому идиоту приспичило подойти! Меня затрясло от отвращения, точно в мороз. Шон что-то говорил девке, но как она могла его услышать! Тогда он потряс ее за плечо. Меня вновь передернуло. Девка вскинула голову и размазала по лицу сопли. Шон продолжал что-то нести ей. Так тихо, что при всем желании, я не могла разобрать слов. Что он к ней прицепился? Лежала себе, никого не трогала… Но вот Шон подтянул ее выше и заставил сесть, продолжая что-то говорить. И вот она уже даже начала отвечать, хотя до меня доносились только громкие гласные звуки, никак не связывающиеся в слова. Она даже кивала. И я почему-то начала кивать ей в унисон, потому, наверное, меня чуть не снесли двое полицейских. На светящихся жилетах — надпись «Гарда» и болтающиеся хвостики — значит, две бабы. Они бодрым шагом направились к девушке. Вот. это их дело подбирать на улице пьяных, не наше! Одна осталась стоять. Другая присела подле Шона и начала задавать какие-то вопросы то ему, то девке. Затем подняла голову к напарнице, и та передала что-то по рации. Потом кивнула Шону, как бы отпуская, и тот наконец вернулся ко мне, но я поспешила спрятать руки в карманы пальто.

— Извини, что так долго.

Я просто пошла вперед, и он ухватился за мой локоть, чтобы удержать. Той же рукой, что только что трогал это нечто.

— Обещай никогда не напиваться по пустякам? — Я проигнорировала Шона. — Мы того не стоим, поверь.

Я повернула голову и отчеканила:

— Я не напивалась. Это ты меня напоил. Первый и последний раз. Без тебя я не пью больше двух бокалов вина. И уж точно не валяюсь на улице.

— А ты не зарекайся!

Я вырвала руку и пошла вперед. О, да… Пусть только не продолжает, что когда увидел пустую бутылку, усомнился и в том, что я не сплю без любви… И тут же раз и уложил меня в постель. Да, я вела себя, как дура. Но ты, милый, не знаешь, почему я изменила своим принципам. И никогда не узнаешь!

— По второму пиву? — решил помириться Шон.

— Давай! — почти огрызнулась я. — Только руки сначала вымой!

— Хорошо, вымою.

Паб выглядел совсем дешево, но на табличке значилось «живая музыка», и внутри действительно играли. Народу не особо. Американцы, наверное, переслушали кантри дома. Но вода в туалете есть, и пиво в баре тоже. Опять темное! Надо уже сказать ему, что я не люблю горечь! Ладно, выдержу в этот раз. И особенно тишину. Шон сделал вид, что слушает музыку, а я стала разглядывать стену, залепленную долларовыми банкнотами с надписями типа «здесь был Джонни».

Я решила подтянуть джинсы и случайно сунула руку в задний карман, где нащупала бумажку. Господи — доллар! Я в школе покупала шоколадки в автомате. Интересно, сколько раз его постирали? Расправив купюру, как золотинки от конфет, я подняла глаза на Шона, который внимательно следил за моим ногтем.

— Сейчас принесу ручку.

Я не собиралась ничего рисовать и тем более писать, но бармен исполнил просьбу Шона. Первой мыслью было написать по-русски: «Здесь была Света», но я передумала. Может, пририсовать Джорджу Вашингтону рожки? Или скопировать третью купюру в пятом ряду снизу? Чтобы позлить Шона… И я написала свое имя, поставила плюсик и передала ручку ему. Он тут же написал свое, но, видно, на гэлике с акцентом над «а», поставил знак равно и протянул мне ручку, но я не взяла. Пусть даже не надеется. Тогда Шон поставил знак вопроса и подошел к стене, чтобы подсунуть мою купюру под другие.

— Кто-нибудь когда-нибудь решит этот пример, — улыбнулся он обескураживающе.

— Кто-нибудь, когда-нибудь и не мы, — ответила я ему в тон. — Прошу больше не делать обо мне никаких выводов. Я даже не могу допить это пиво. Пожалуйста, — я толкнула свой стакан к его пустому, — допей за меня.

— А в нем много змеиного яда? А то у нас, ирландцев, нет иммунитета на змей.

Он поднес стакан к губам и замер.

— Я не змея. Я глупая корова, я тебе уже говорила про это. Вон, гляди, даже пенка от молока не осела.

Шон улыбнулся и выпил оставшееся пиво.

— Пошли?

Он протянул мне пальто, и мы вновь оказались в ярком свете фар. Одно такси затормозило чуть ли не у наших ног. Водитель не заметил? Или такой миллиметровщик? Я с испугу чуть не оторвала от джемпера рукав.

— Нам такси еще рано, — Шон проволок меня оставшийся до тротуара метр. — Вернемся к Оливеру. Там единственная сносная музыка в Корке. Согласна?

— Я доверяю твоему вкусу, — буркнула я, еще до конца не отделавшись от испуга.

Мы шли по той же дороге. Впереди стояло заграждение из четырех полицейских. Старые знакомые и двое новых парней. И все ради одной пьяной? Девка теперь стояла на ногах, вернее висела на какой-то женщине.

— Они сумели вызвонить ее мать, — улыбнулся Шон, и я поспешила протащить его мимо, но девушка в форме увидела его и помахала рацией, как старому знакомому.

Саксофонист продолжал играть. В одиночестве. Теперь уже полном. Похолодало, и народ окончательно засел за стаканы. Шон остановился, а потом повернулся ко мне с коварной улыбкой:

— Позволь пригласить тебя на нормальный танец.

Он уже крепко держал меня в руках.

— Я не умею танцевать. Вообще, — пролепетала я, поняв, что выбора мне не дается.