Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

— Я тоже, но мне очень хочется с тобой потанцевать.

И это после двух с половиной пинт! Саксофонист заметил нас и заиграл что-то жутко красивое и медленное. Подошвы моих кроссовок качались на плитах мостовой, как каблуки. Пальто кружилось юбкой. Я смотрела Шону в лицо, но видела лишь свет фонарей. Фары подмигивали нам. или я просто не могла удержать глаза открытыми, ослепленная довольной улыбкой Шона. Почему джазовые композиции такие длинные или слишком одинаковые, чтобы понять, где закончилась одна и началась другая, и когда подойдет к концу это бесконечное кружение… Но вот музыка исчезла, или я не могла больше расслышать ее за своим дыханием. Шон тоже выдохся и теперь сбирал последнюю влагу с моих губ.

— Еще по пинте?

Я кивнула, и мы ввалились обратно в «Оливер Планкетт». Теперь играли в нижнем зале, и в нем толпа собралась везде, и отыскать места даже у стеночки оказалось невозможным, а мне так хотелось сесть. Ноги дрожали от танца, да и пить стоя — это как-то совсем по-рюмочному. Но ничего не оставалось, как стоять друг против друга и пить. Но тут меня тронули за плечо со словами:

— Ребята, мы уходим.

Я взгромоздилась на стул и поставила стакан на полочку. Шон опустил свой рядом.

— Как тебе музыка?

Я обернулась к сцене. Длинноволосый гитарист что-то бряцал и пел. Я могла только плечами пожать, куда мне лезть в калашный ряд со своей оценкой! Гитарист отхлебнул пивка из стакана, стоящего у его ног, и заиграл снова и, наверное, то, что от него давно ждал зал, потому что все тут же подхватили:

Give Ireland back to the Irish Don't make them have to take it away Give Ireland back to the Irish Make Ireland Irish today…

(Верните Ирландию ирландцам,

He вынуждайте их забирать ее силой.

Верните Ирландию ирландцам,

Прямо сейчас объявите Ирландию ирландской).

Я удивилась, что это Шон не подпевает. Песня-то против англичан! Действительно дурость делить крохотный остров на две разные страны. Хотя что я смыслю в политике…

Я отпила еще пива. В этот раз Шон взял ирландский эль, который готовят на острове аж с 1710 года, если судить по надписи на стакане. А вдруг правда? Пьют они давно и много…

— Give Ireland back to the Irish, — теперь и Шон подпевал, и я не отстала. Тут хотя бы слова понятны.

— Ты любишь Битлз? — спросил Шон в перерыве между песнями.

Я захлопала глазами и отставила пустой стакан.

— Не так чтобы… Я кроме «Yesterday» и «Let it be» ничего не знаю. А чего ты вдруг про них спросил?

Шон хмыкнул, пытаясь проглотить смех.

— Вообще-то мы только что вместе пели песню Пола Маккартни, разве нет? — Шон нагнулся к моему уху и запел нечто другое, почти касаясь мочки губами: — If you had the luck of the Irish, you'd be sorry and wish you were dead. You should have the luck of the Irish and you’d wish you was English Instead! (Лучше смерть, чем быть ирландцем. И все те, кому не повезло, желали бы родиться англичанами.)

Шон чмокнул меня в щеку и прошептал:

— Детское время закончилось, а взрослого нам нынче не полагается. Но я уже смирился со своим ирландским счастьем. У Леннона, кстати, тоже ирландские корни, отсюда и песня.

Я кивнула. Куда мне спорить. Вдруг Шон прав? Да плевать… Главное, мы наконец вывалились на улицу и тормознули такси.

Глава 34 "Проклятье фейри"

— Lana, Irish luck is the consequence of having unprotected sex with Irishman. (Лана, ирландское счастье — это последствия секса с ирландцем без предохранения.)

Я с трудом удержалась, чтобы не съездить Шону ручкой от окна, которой трясла перед его носом. К нашему приходу дом уже спал. Я крадучись поднялась наверх и решила не проверять, которая из дверей ведет в ванную комнату. Все двери одинаковые. Только у Кейтлин, к моему счастью, красовался знак «Частные владения. Не входить». Шон поднял в комнату рюкзак, пока мы гуляли в саду. С нечищенными зубами, так хотя бы в пижаме посплю. Или даже в кофте, а то безумно холодно. Прямо вытрезвитель. Точно, окно ведь открыто! Я дотянулась до иллюминатора и надавила на ручку, но та не поддалась, а просто так окно в закрытом состоянии не держалось. Пришлось попробовать еще раз повернуть ручку. И еще, уже с большей силой. И, хрясь, ручка осталась у меня в руке — створка окна тут же упала на сторону, впуская в комнату ледяной ночной ветер.

Я то ли выругалась, то ли всхлипнула. Без помощи Шона тут не обойтись, и я пошла вниз. Он уже улегся в постеленную сестрой постель и даже натянул на голову одеяло. Но не уснул пока, слава Богу! Мои глаза так горели, что не нужен был свет, чтобы разглядеть, что у меня в руке, и все же я объяснила, как это произошло. Сила есть, ум пропила…

— Лана, что ты хочешь?! Я не могу прикрутить это обратно к окну пальцем!

— Ты хоть посмотри, можно ли починить.

— Это уже не имеет значения. Утром хотя бы никого не разбудим. Ложись.

Шон приглашающе откинул одеяло и вжался в спинку дивана. Сам скрючившись, куда там мне!

— Ну не мерзнуть же под открытым окном! — прочитал он в моих глазах вопиющий протест. — Давай спать. Мне завтра за руль!

— Я не могу…

— Что ты не можешь? Мы оба в одежде, твою мать! Моне с Декланом плевать, а детям скажем правду про окно. Ложись!

И я легла. Руки Шона тотчас превратили наши тела в единое целое, и даже место на диване осталось. Только как спать, когда сопят в ухо, но не могла же я заставить его не дышать? Правда, пиво и злость на себя за поломанное в первую же ночь в чужом доме окно быстро отправили меня в страну Морфея. Только ненадолго.

— Oh, feck! I'm terribly sorry! (О, бл… Я ужасно извиняюсь!)

Я сумела скинуть руку Шона и сползти на пол. Мона уже выключила свет, и в гостиную вернулся утренний полумрак.

— Я не хотела разбудить. Просто забыла взять наверх воды… Я сейчас уйду.

Я наконец встала на ноги и откинула с лица волосы. В такие моменты радуешься отсутствию разводов от косметики. Шон продолжал мирно спать. Хорошо, еще без храпа. Я пыталась подобрать приемлемые в нашей ситуации слова, но они не находились.

— Хочешь пить? — спросила Мона, и мне захотелось сказать, что вчера была всего одна пинта с хвостиком, и ее неожиданное появление меня просто напугало. Но я только кивнула, чувствуя жуткую жажду. — Может, чаю? — Я кивнула опять. — Садись, я сейчас замочу пару пакетиков.

Я решила не спрашивать, для чего и что она собирается мочить. Голова не болела. Мне просто хотелось спать. Небось и шести еще нет… А покраснела я за разыгранный Шоном спектакль. Надо было сразу сказать, что у нас роман, подробности которого никого не касаются.

Я уселась за стол, решив не предлагать хозяйке помощь, которая может оказаться ей противна. Хоть бы Шон быстрее проснулся или Мона ушла. Но чайник закипал слишком медленно. А она нарочно стояла ко мне спиной и гипнотизировала красный огонек на базе, только бы со мной не говорить. Наконец Мона залила кипяток в фарфоровый чайник и осторожно перенесла на стол.

— Я стала совсем неуклюжей, — извинилась она, когда чуть не уронила крышку.

И я тут же подскочила помочь. Взяла чашки, сахар, молоко из холодильника. И вот мы уселись друг против друга. Только лампы не хватало для настоящего допроса.

— У тебя очень хороший английский. Откуда?

Когда она его слышала? Мы толком не поговорили вчера. Кейтлин поделилась наблюдением?

— Я живу в Сан-Франциско восемь лет.

— Вот как! А как так получилось?

— Замуж вышла, — сказала я полправды, ибо пришла не на исповедь.

— Ты замужем?

А глаза поменьше не сделать? А то так и с животом сравняются!

— Уже пять лет в разводе.

— Почему?

— Не сошлись характерами. И слишком разные интересы были. Он финансист. Я художник.

— А сейчас что делаешь?

— Путешествую по Ирландии.

Когда эта дура поймет, что я ей ничего не скажу?

— Одна?

— С подругой. Мы обе художницы. Еще вопросы будут? — не выдержала я.