Сумерки Европы - Григорий Ландау

Но немыслимо ли преодолѣніе и вырѣшеніе споровъ между творчествомъ и самосохраненіемъ — мирное, безъ пролитія крови, безъ массовыхъ смертей и физическихъ страданій — безъ войны.

Присмотримся къ фактамъ. Едва ли бывалъ когда либо случай, чтобы государство переходило съ одного уровня на другой, высшій — безъ силового утвержденія себя на этомъ новомъ уровнѣ. Еще недавно Японія утвердила свою нынѣшнюю великодержавность въ рядѣ войнъ; Америка, выраставшая въ исключительно благопріятныхъ условіяхъ удаленности и независимости, къ тому же безспорно по традиціямъ, убѣжденіямъ и, можетъ быть, инстинктамъ настроенная глубоко антимилитарно, свой выходъ на міровую державную арену ознаменовала войной съ Испаніей. Англія рядомъ войнъ закрѣпляла свое державное положеніе, и рядомъ войнъ ознаменовывали на протяженіи 19 вѣка Германія и Италія послѣдовательныя стадіи своего роста. Общимъ образомъ можно сказать: государство устанавливаетъ свой новый государственный status неизмѣнно силовымъ путемъ. Задача соціологіи отвѣтить на вопросъ, почему это такъ, и слѣдовательно поднять вопросъ, мыслимо-ли, чтобы стало иначе. Но до сихъ поръ это было такъ, и потому незачѣмъ притворяться, будто въ данномъ случаѣ просто могло быть иначе Можно надѣяться, что когда либо безъ силового утвержденія будутъ разрѣшаться конфликты. Пусть люди уже сейчасъ добросовѣстно ставятъ подобныя задачи, стремясь къ ихъ выясненію. Но возможность добросовѣстно ставить этотъ вопросъ по отношенію уже къ прошлому или настоящему — да еще въ порядкѣ виновности — мнѣ представляется просто исключенной. Думать, что въ 1914 году уже были данныя для разрѣшенія подобныхъ проблемъ безъ войны, когда въ 1905 году и во всѣ предшествовавшіе годы объ этомъ не было и помину, — просто непозволительно. И потому вообще заниматься выясненіемъ того, почему силовымъ путемъ устанавливается державное перераспредѣленіе, возможно, какъ возможно заняться всякимъ теоретическимъ вопросомъ; но конкретно исходить изъ отрицанія этого пути при разсмотрѣніи великой европейской войны, или японо-русской, или испано-американской, или какой бы то ни было другой державно-знаменательной войны прошлаго — представляется методомъ слишкомъ мало плодотворнымъ. Что великій конфликтъ державнаго перераспредѣленія разразился въ такой моментъ, а не въ другой, въ такой, а не въ другой конъюнктурѣ — въ этомъ можетъ быть личная вина, ибо это можетъ быть сводимо къ конкретно-выдѣлимымъ дѣяніямъ; что вообще силовымъ путемъ разрѣшаются конфликты державнаго перераспредѣленія — въ этомъ личной вины не бываетъ.

Вовсе этимъ я не хочу сказать, чтобы не слѣдовало государственнымъ людямъ и народамъ производить всевозможныя усилія во избѣжаніе войны или хотя бы для ея отсрочки или смягченія. Я только утверждаю, что въ современномъ мірѣ подобныя усилія, даже умѣлыя и добросовѣстныя, никоимъ образомъ не могутъ предполагаться обезпеченными успѣхомъ. И потому исходить — при установленіи вины и вмѣненія — изъ предположенія, что сохраненіе мира есть нѣчто естественное, а переходъ къ войнѣ предполагаетъ преступно на то направленную волю, значитъ ставить на голову подлинное соотношеніе вещей. Въ частности, болѣе чѣмъ сомнительно, чтобы безъ войны могъ обойтись росгъ германской культуры и государственности; но вполнѣ допустимо, что онъ могъ бы обойтись безъ этой войны.

3. ВОСТАНОВЛЕНІЕ

Разгромлена Европа войной, разгромлена Европа миромъ. Каковы бы ни были причины — что же съ ней будетъ дальше? Будетъ ли дальнѣйшее лишь реализаціей занесеннаго удара, медленной смертью уже переставшаго нормально жить ор-ганизма. Или еще есть возможность спасенія и продолженія творческой жизни. О прежнемъ положеніи говорить не приходится; тотъ томъ міровой исторіи законченъ и можетъ быть поставленъ на полку къ другимъ томамъ отошедшихъ въ прошлое эпохъ, но остаются вѣдь жить люди, остаются жить народы, живутъ культуры. И остается вопрос ь, каковы же возможности для новой Европы, для Европы уже только какъ частичной міровой силы, какъ одного изъ факторовъ человѣчества.

Германія до войны стояла во главѣ европейскаго движенія; на ея долю выпало осуществлять очередную міровую европейскую задачу; ея историческое движеніе было поэтому прогрессивно и идеи его — идеями творческими. Въ центрѣ войны, ея судебъ и усилій стояла Германія, какъ носительница будущаго противъ охранительства прошлаго, какъ индивидуально наиболѣе могучая противъ превышавшаго ее союза всѣхъ, какъ Европа противъ міра. И соотвѣтственно — паденіе Германіи обнаружилось, какъ паденіе Европы. Естественно, что и въ центрѣ возстановленія Европы, хотя бы въ томъ частичномъ смыслѣ, о которомъ шла выше рѣчь, — становится возстановленіе Германіи. И не только въ томъ смыслѣ связано съ возстановленіемъ материка возстановленіе Германіи, что она сама по себѣ является наиболѣе многочисленнымъ — послѣ Россіи — его народомъ, что съ ея платежами связалось будущее Франціи, что съ ея производительностью, емкостью, валютой, связана производительность и емкость другихъ, и. т. п. Но и глубже. Европа, обезкровленная, безъ посторонней помощи возстановиться не можетъ. Но посторонняя помощь — есть и постороннее руководство и въ томъ или иномъ смыслѣ господство. Возстановиться въ самодовлѣніи она можетъ только сосредоточеніемъ около нѣкоторой внутренней силы, внутренняго центра. Англія уже стала для нея центромъ внѣшнимъ, Россія надолго выведена изъ строя, Франція рокомъ своей исторіи обречена руководящее положеніе оплачивать подавленіемъ Европы. Безспорная страна будущаго — Италія, но она все же слишкомъ исчерпывающе оріентирована на частичный средиземно-морской бассейнъ и лишена нѣкоторыхъ основъ міровой державности. У другихъ странъ порознь — нѣтъ достаточной массы и человѣческой, и матеріальной, и духовной; сближенія между ними одними, конечно, вполнѣ возможны, но они и географически, и культурно останутся частичными сближеніями — Скандинавскихъ странъ отдѣльно взятыхъ, или югосредне-европейскихъ тоже взятыхъ отдѣльно. Уже самое географическое положеніе приводитъ къ тому, что линіи дальнѣйшаго движенія этихъ группъ или отдѣльныхъ ихъ членовъ между собой — скрещиваются на территоріи Германіи; и къ тому же ведутъ и культурныя особенности и отношенія. Мало внутренней связи и близости — между Латвіей и Чехіей, Литвой и Швейцаріей и даже Швейцаріей и Швеціей; но всѣ эти, да и другія страны, какими либо своими сторонами — не только географически, но и духовно-экономически — примыкаютъ къ Германіи. Тысячи нитей сосѣдства, вѣковой исторической близости, хозяйственнаго сожительства связываютъ съ отдѣльными частями Германіи эти географически примыкающіе къ ней съ разныхъ сторонъ народы. Одни, какъ Швейцарія, Австрія связаны съ ней языковымъ и племеннымъ родствомъ; и племеннымъ же, хотя и болѣе отдаленнымъ родствомъ связаны съ ней скандинавскіе народы; въ средѣ другихъ — Чехіи и Польши — живутъ ея соплеменники въ большомъ числѣ; даже и какъ будто враждебные ей народы — чехи, латыши — въ концѣ концовъ прошли многовѣковую общую историческую выучку въ значительной степени именно въ школѣ германской. Пока вопросъ стоялъ о внутри-европейскихъ силахъ и соревнованіяхъ — центральное положеніе не могло имѣть того значенія и даже, наоборотъ, положеніе периферическое, близость къ океану, легкость сношенія и использованія заморскихъ богатствъ могли играть рѣшающую роль. Центральное положеніе только увеличивало давленіе со всѣхъ сторонъ и отсѣкало источники обогащенія и внѣшняго господства. Но когда вопросъ зашелъ о собираніи Европы, то здѣсь именно это центральное положеніе получаетъ опредѣляющій вѣсъ, — и быть можетъ, именно въ этомъ и заключалось одно изъ основаній (хотя и не единственное), почему осуществлять задачу европейскаго имперіализма выпало на долю именно Германіи. Имперіализмъ въ Европѣ могла создавать и Франція, имперіализмъ Европы можетъ создать одна только Германія.

Въ нѣкоторомъ отношеніи можно сказать, что теперешнее ослабленное положеніе Германіи даже можетъ содѣйствовать болѣе легкому и полному закрѣпленію связей съ сосѣдями. Былая военная мощь Германіи заставляла малыя страны оставаться насторожѣ, въ опасливомъ отгораживаніи. Сейчасъ Германія въ военномъ отношеніи не опасна ни для кого. Мало того, Германія нуждается въ помощи, и эту помощь — съ вы-годой для себя легко могутъ ей оказывать иные богатые, насыщенные культурой сосѣди, — Голландія, Швейцарія; другія наоборотъ нуждаются въ ней для своего закрѣпленія. И только черезъ ея посредство и посредничество могутъ въ одну систему собираться столь глубоко различные по культурному уровню народы, изъ которыхъ иные стоятъ на уровнѣ высшихъ германскихъ составныхъ честей, а другіе — ниже наименѣе культурныхъ провинцій. Гамбургъ также родственъ Роттердаму, или Любекъ — Мальме, какъ баварскіе Альпы близки Тиролю или Зальцбургу; какъ неразличимо переходитъ одинъ въ другой Баденъ и Базель; Саксонія родная сестра нѣмецкой Богеміи, Восточная Пруссія издавна находилась въ тѣсныхъ сношеніяхъ съ сѣверо-западной Россіей, связанная общими рѣками; одинаково — балтійскіе порты Кенигсбергъ и Рига, Данцигъ и Либава; Бреславль, несмотря на государственное расхожденіе, сохранитъ близость къ Познани. Такъ къ различнымъ федеративнымъ частямъ Германіи, единой въ своей разнохарактерности, примыкаютъ порознь различныя сосѣднія страны, въ ней находя соединительное географически духовное звено.