Сумерки Европы - Григорий Ландау

Вѣками выработанной стихіей еврейства было обусловлено его участіе въ жизни современной Европы; въ этомъ и находитъ свое объясненіе совмѣстность того, что кажется противоположнымъ и взаимно противорѣчивымъ: одновременно мірового торговаго организаторства, участія въ высшихъ формахъ крупно-городского хозяйства (финансовый капиталъ), имперіализма (напр., въ лицѣ Дизраэли) и демократической борьбы (напр. у Лассаля), иногда своеобразно сочетающихся и въ личности, и въ содержаніяхъ.

Можно сочувствовать этимъ особенностямъ или ихъ отвергать, можно ихъ благословлять или проклинать; но надо ихъ признать, и надо признать и понять, почему и какъ еврейство глубочайшими своими особенностями вложилось въ ново-европейскую культуру; не въ культуру Западной Европы, какъ она; складывалась со временъ готики, и не въ ту ея стадію, которая складывалась со временъ Возрожденія, а именно въ тотъ послѣдній ея отрывокъ, который, зачатый еще въ 18 вѣкѣ, собственнаго расцвѣта своего достигъ лишь къ концу 19 в., въ культуру ново-европейскую въ тѣсномъ смыслѣ этого слова. Здѣсь дѣло отнюдь не только въ томъ, что освобожденное или постепенно допущенное къ свободѣ, къ гражданственности и къ просвѣщенію еврейство влило свои личныя силы въ общее дѣло европеизма. Конечно, есть и и это; есть и то, что самое освобожденіе и пріобщеніе къ европеизму проявляло внутреннее ихъ сродство. Но главное здѣсь въ томъ, что въ рѣшающихъ своихъ чертахъ ново-европейская культура оказалась конгеніальной съ основными пружинами еврейской души, съ основными тяготѣніями еврейской стихіи, съ основнымъ чертежомъ еврейской общественности, какъ онъ былъ выработанъ въ прошлые вѣка; и вливаясь въ нее, еврейство — себя осуществляя — осуществляло и ея заданія и ея тяготѣнія: напряженный (едва ли не бѣшеный) натискъ волевого строительства, имперіализмъ, всемірно-городскую культуру, демократическій разливъ. И именно поэтому — отнюдь не только, какъ это обыкновенно говорится, въ силу личной даровитости, напористости, наглости, или энергіи — еврейство сыграло свою большую роль въ наше время; оно оказалось однимъ изъ его предустановленныхъ носителей и воплотителей. Наведенная долгими вѣками пружина было спущена либерализмомъ эпохи, двигавшейся въ направленіи дѣйствія этой пружины. Вліяніе еврейства въ послѣднія десятилѣтія бросалось въ глаза наблюдателю; теоретики и романисты, соціологи и публицисты посвятили ему не мало вниманія. Какъ всякое дѣйствіе, въ особенности столь напористое, вызываетъ противодѣйствіе, такъ и еврейское участіе въ ново-европейской культурѣ вызвало рѣзкій отпоръ; и именно черезъ этотъ отпоръ антисемитизма оно стало нагляднѣе раньше, чѣмъ черезъ признаніе. Но факты остаются; дѣйствительно глубокое значеніе имѣло въ ней еврейство, невытравимое ни въ дурномъ, ни въ хорошемъ.

Такъ глубочайшимъ образомъ оказалось еврейство связаннымъ съ Европой. Такъ безспорно съ паденіемъ Европы грозитъ новый упадокъ еврейству. Конечно, въ настоящее время оно сосредоточено не въ одной Европѣ; какъ уже неоднократно бывало въ его исторіи, оно переливается съ одного материка на другой. Какъ когда то переносились центры тяжести еврейскаго творчества и еврейскихъ массъ изъ Вавилона въ Испанію, изъ Александріи и Рима въ священную Германскую имперію, такъ и на нашихъ глазахъ гонимыя безправіемъ переливались эти массы путемъ эмиграціи изъ Россіи, гдѣ онѣ были сосредоточены, въ Сѣвероамериканскіе Соединенные Штаты, — можно сказать изъ Европы въ Америку, ибо въ Европѣ еврейство въ качествѣ массъ сосредоточено было въ одной только ея восточной части. И въ довоенное время уже образовалось два главныхъ массива еврейства, причемъ и численно и культурно преобладалъ восточно-европейскій; но въ смыслѣ благосостоянія, свободной подвижности и вліянія вырасталъ на первую очередь американскій, по своему происхожденію и родственнымъ связямъ тѣсно съ тѣмъ связанный. Въ другихъ странахъ евреи въ качествѣ народнаго коллектива собственно и не могутъ быть разсматриваемы.

Великая война и ея непосредственныя послѣдствія нанесли тягчайшій ударъ восточно-европейскому еврейству. Самая война на восточномъ германскомъ фронтѣ непрерывно проходила по территоріи, населенной евреями, и бѣдствія войны и военныхъ мѣръ эвакуаціи бѣженства открыли печальную страницу новѣйшей еврейской исторіи. Какъ извѣстно, мѣры притѣсненія — какъ матеріальнаго, такъ и моральнаго — падали на еврейство съ особой тягостью, и волны еврейскихъ бѣженцевъ уже тогда разбредались по русской землѣ. Второй тяжкій ударъ, постигшій восточно-европейскихъ евреевъ, заключался въ разслоеніи на рядъ не только самостоятельныхъ, но и враждебныхъ государствъ, въ установленіи множества границъ и рогатокъ на территоріяхъ, составлявшихъ единый хозяйственный организмъ. Еврейская масса оказалась разбитой на осколки и если даже въ правовомъ отношеніи стало лучше, — въ хозяйственномъ и національномъ они оказались ослабленными и поставленными подъ множество угрозъ. Третій ударъ, нанесенный европейскому еврейству, заключался въ русской смутѣ и установленіи большевистскаго режима. Невнимательному взору можетъ казаться, что большевистскій режимъ — въ силу безспорно большого числа евреевъ, принимающихъ участіе въ его властномъ и административномъ аппаратѣ — долженъ быть особенно благопріятнымъ еврейству. Здѣсь не мѣсто выяснять сколько нибудь обстоятельно подлинныхъ отношеній; достаточно общимъ образомъ сказать, что еврейская масса (и отнюдь не только бѣднѣйшая), какъ принадлежащая въ значительной своей части къ буржуазнымъ слоямъ, должна была неизбѣжно существеннѣйшимъ образомъ пострадать отъ режима, направленнаго на уничтоженіе буржуазіи; какъ масса городская должна была существеннѣйшимъ образомъ пострадать отъ строя, въ которомъ въ первую голову стали отмирать города. И если въ правительственный аппаратъ умѣстилось не малое количество лицъ изъ еврейскаго мѣщанства, то во всякомъ случаѣ главнѣйшая масса туда укрыться не могла. Далекая отъ деревни, куда спасалось русское городское населеніе, она опускалась и погибала. И даже когда вновь станетъ возстанавливаться въ Россіи буржуазное хозяйство, оно, конечно, можетъ дать снова поприще для работы исконнаго еврейскаго городского населенія, но возстанавливаемое на низкомъ и нездоровомъ уровнѣ, оно угрожаетъ — быть можетъ, на ряду съ обогащеніемъ отдѣльныхъ круговъ еврейства — нездоровымъ и низкимъ уровнемъ жизни остальныхъ. И наконецъ, принявъ значительное участіе въ процессѣ восточно-европейской смуты — въ силу разныхъ основаній, въ частности и въ силу той революціонной тяги, о которой выше шла рѣчь, — еврейство черезъ свою революціонную часть связало себя въ представленіи окружающихъ съ потрясшими Россію революціями. А такъ какъ эти революціи, вытекшія изъ войны и знаменовавшія развалъ, — суть явленія упадка и развала Европы, то получился такой пародаксальный, но вмѣстѣ съ тѣмъ логически обусловленный результатъ: народъ, особенно тѣсно связанный съ западно-европейской культурой и гражданственностью, съ велико-державностью, съ буржуазнымъ строемъ и просвѣщеніемъ, всѣмъ имъ обязанный и много имъ посодѣйствовавшій, оказывается какъ бы отвѣтственнымъ, во всякомъ случаѣ скомпрометированнымъ противобуржуазнымъ и противогосударственнымъ распадомъ.

Какъ еврейство усиленно участвовало въ современной культурѣ и подъемѣ, какъ его постигъ жестокій ударъ совмѣстно съ ударомъ, постигшимъ Европу, — такъ только съ возстановленіемъ Европы можетъ оправиться и еврейство. Среди европейскихъ развалинъ оно обречено на захирѣніе и умираніе. Конечно, это еще не означаетъ конца еврейскаго народа. Можетъ быть — какъ это уже и бывало въ его исторіи — конецъ европейскаго еврейства совпадаетъ съ ростомъ новаго еврейства американскаго. Какъ бы то ни было, судьба европейскаго еврейства тѣснѣйшимъ образомъ связана съ судьбой возстановленія Европы. Въ Европѣ разрушенной или хирѣющей — все еврейство опустится на ту ступень униженія, оскудѣнія и забитости, на которой нѣкогда находилось еврейство въ Польшѣ во времена захирѣнія этой страны.

Изъ этихъ соображеній ясно вытекаетъ параллелизмъ связи германскаго возрожденія съ возрожденіемъ Европы и связи еврейскаго возстановленія съ возрожденіемъ Европы. Но эта близость идетъ и дальше. Сосредоточенное преимущественно на востокѣ Европы, еврейство, конечно, ближайшимъ образомъ связано съ возстановленіемъ гражданственности и производительности въ предѣлахъ восточной Европы — въ предѣлахъ Россіи. Вѣроятно, русскимъ антисемитамъ покажется странной та мысль — которую впрочемъ обстоятельно я не имѣю возможности здѣсь развить — что судьба еврейства находится въ тѣснѣйшей зависимости отъ возстановленія великодержавства, культуры и гражданственности Россіи. Или возстановленіе Россіи, или гибель европейскаго еврейства. Отчасти черезъ возстановленіе Россіи, но въ нѣкоторой степени и непосредственно связывается еврейская судьба и съ судьбой германской. Ибо, если воскресшей Европы не будетъ внѣ воскресенія Германіи, или даже въ частности, безъ укрѣпленія всего сближающагося комплекса средне-европейскихъ странъ, то воскресеніе Германіи невозможно внѣ возстановленія Европы и слѣдовательно внѣ возстановленія ея разрушенныхъ государствъ. Умиротвореніе, возстановленіе державности, хозяйственнаго процвѣтанія, торговыхъ сношеній, мирной гражданственности — установленіе имперской тональности въ международно-міровомъ размахѣ — это предполагаетъ содружное возстановленіе прежде всего и Россіи, и Германіи. Для темы настоящаго отрывка достаточно установить, что въ этомъ процессѣ значительная роль предустановлена уже по географическимъ, но и по соціально-экономическимъ и культурнымъ основаніямъ — именно еврейству. Географически оно разселено какъ разъ въ промежуточныхъ между Россіей и Германіей странахъ, имѣетъ въ предѣлахъ Россіи немалую массу и въ предѣлахъ Германіи не ничтожные круги. Къ тому же теченіе войны и смуты такъ перебросило и перетасовало это населеніе, что близкія родственныя лица и семьи оказываются разсѣянными по всѣмъ странамъ, — это создаетъ массу, своими непосредственными связями родственности, близости, знакомства и быта непрерывно связывающую Германію съ Россіей и съ промежуточными государствами. Чисто бытовымъ образомъ ея жизнедѣятельность создаетъ — и въ будущемъ создастъ еще въ большей степени — непрерывную цѣпь сношеній, сближеній личныхъ и дѣловыхъ — непрерывный мостъ между этими берегами. Къ тому же въ этой массѣ, помимо ея личной внутренней связи, есть и знаніе окружающихъ народовъ, психологіи, быта и хозяйства. Еврей изъ Нижняго Новгорода, заброшенный въ Гамбургъ, имѣющій брата въ Ковно, родственника жены въ Бессарабіи или Одессѣ и младшаго брата въ Константинополѣ или Бѣлградѣ — такова бытовая схема этихъ отношеній.