Путь миротворца - Павел Александров

— Это почему? — ничуть не обеспокоился Марк: все самое страшное казалось позади.

— Рана отравлена.

Он это и сам знал. Зуд охватил всю шею и медленно захватывал голову и плечи.

— Если не обезвредить рану сейчас, то тебя ждет долгое и неприятное лечение. Потерпи.

Женщина подняла Логос и плавно приложила лезвие к ране. От нестерпимой боли сильнейшего ожога Марк чуть не лишился чувств, до крови закусив губу. В глазах потемнело, голова пылала и раскалывалась, будто кровь закипела в мозгах. Марк пошатнулся, но сильная рука женщины удержала его за плечо. Придя в себя через минуту, Марк, тяжело дыша, смотрел в ее усталые серые глаза, и чувствовал, что болевой шок проходит. Тошнота и головокружение уплывали прочь, а в безвольном теле появились силы. Он уже мог устоять на ногах без посторонней помощи. Яд действительно был обезврежен.

— Спасибо, — прошептал Марк.

Она ничего не сказала, но ее глаза говорили за нее. Марк решил, что, глядя в них, невозможно не вдохновиться мужеством, жаждой жизни, стремлением идти до победы. В ее взгляде выражалось такое понимание, что Марк почувствовал в ней кого-то родного. «Я понимаю тебя. Я проходила через то, что проходишь ты. Я терпела все это. Я чувствовала то же, что и ты» — говорил ее взгляд, понимаемый лучше всяких слов. Утешение зажигало сердце живительным огнем, возрождая к жизни.

Молчаливая связь длилась недолго. Женщина отошла, переступая через трупы монстров, разлагающиеся прямо на глазах. Марк решил, что многим бы пожертвовал, только б не оставаться одному, но она уже садилась на лошадь.

— Если хочешь выйти на Старый торговый тракт, тогда тебе туда, — указала она рукой. Марк обрадовался и этому, так как доселе брел в противоположную сторону.

— Как мне найти своих друзей?

— Выстави вперед меч и закрой глаза. Если человек горит всей своей жизнью найти близких, если он тверд в вере и чист в сердце, — вся вселенная, по приказу Всевышнего, придет в движение, чтобы помочь его поискам.

Женщина ускакала в непроглядную пелену, оставив Марка наедине с собственными мыслями. Размышлял он недолго, вцепившись в мудрый совет как в спасительную соломинку. Подняв меч обеими руками, он выставил его перед собой и пошел. Тело по-прежнему было слабым и, казалось, с каждым шагом еще больше слабело. Марк шел на одних внутренних силах, полученных от спасительной встречи.

Шел и постоянно вскидывал голову, ступая с полузакрытыми глазами туда, куда было устремлено острие меча.

«Я выберусь отсюда, выберусь, — думал Марк. — Я прошел испытание, я выжил. Я найду Никту и Ортоса, где бы они ни были. Меня спасла незнакомая женщина, а я спасу их. Ибо таковы законы вселенной — чтобы люди спасали друг друга».

Вскоре в его хворые мысли ворвались странные голоса: восторженные, хвалебные возгласы массы людей раздавались где-то впереди. Несмотря на всю мистическую окраску этих голосов, Марк решил идти к ним — так указывало острие меча. Шел недолго: крики стали отчетливей, и к своему удивлению Марк услышал, как восхищенные голоса возглашают «Никта!» «Никта!»

«Значит, она там!» — ободрился Марк и прибавил шагу, насколько мог в своем состоянии.

«Никта!» «Никта!» — раздавалось уже поблизости.

Перед ним возник деревянный храм, точно такой же, как в печально известном селении Сонная дубрава. По обе стороны от него в белой пелене тумана стояли люди, в которых легко узнавались тамошние жители. Они и восхваляли хранительницу во весь голос.

А где же она? Марк сделал еще несколько шагов, и туман открыл ему всю картину.

Хранительница была здесь: взаправдашняя, а не иллюзорная как все эти люди вокруг нее. Ее длинные одежды были в зеленой болотной тине, густые темно-каштановые волосы слиплись от грязи. В руках сверкал меч.

Она сражалась. Вернее не сражалась, а беспощадно истребляла людей, идущих на нее из болот. Это были тоже жители Сонной дубравы — такие же иллюзорные. Но в отличие от тех, что воздавали хвалу хранительнице, эти кипели злобой и сыпали проклятия: «Будь ты проклята, дочь Гадеса! Да сожрут тебя огнем твои похоти, да падешь ты в позоре до глубин преисподней!»

Со злобой и проклятиями они шли и шли, пытаясь ударить ее рогатиной или палкой, вцепиться в нее руками. А она, воинственная и гордая, будто не чувствуя усталости, рубила и крошила их, бросаясь в диком азарте от одного к другому. Сраженные вопили и стонали, падали в болото, растворяясь в грязище, а на их место вставали новые.

Хранительницу занимала и забавляла эта бойня. Подойдя ближе, Марк увидел, как горят ее щеки, как сверкает взор, как резвятся руки, поражая ненавистных врагов.

— Никта! Остановись! — крикнул Марк.

Она его не услышала. Марк крикнул снова, и она заметила, но не уделила ему внимания. Сейчас ничто не могло ее отвлечь от расправы над обидчиками. Лишь когда оставшаяся кучка противников прекратила надвигаться, повалив в трусливой злобе назад, хранительница вскинула волосы и, победно подняв меч, остановилась. Толпы почитателей встретили ее победу восторженными возгласами, криками, восхвалением.

Оглянувшись, Марк убедился, что число ее сторонников резко возросло. Везде, насколько было видно в белой дымке, стояли толпы людей, восхваляющих свою госпожу: «Владычица! Веди нас! Мы пойдем за тобой!» Многие стояли на коленях, воздевая к ней руки. «Владычица! Мы жаждем твоих слов! Говори нам! Веди нас!»

Хранительница тяжело дышала после боя, и с гордо возведенным мечом принимала почести. Эти толпы словно питали ее, наполняли неиссякаемой силой.

Марк подошел к ней.

— Никта.

Она смотрела вдаль, в рассеивающуюся белую пелену, за которой открывались и открывались горизонты ее славы, поражение ее врагов, возмездие всем обидчикам. Она была заворожена тем, что видела в своем эфемерном будущем.

— Никта, приди в себя.

— Со мной все хорошо, — ровным и немного высокомерным тоном ответила она. — Я увидела то, что искала.

— Никта, пойми, здесь никого нет, это все грязные шутки Белого забвения! Забудь об этом, и уйдем отсюда!

— Да, это марево, — согласилась хранительница и окинула торжествующим взглядом толпы народа. — Но оно открывает мне глаза.

— Никта, пойдем отсюда. Нужно найти Ортоса.

— Иди. Я догоню тебя после.

— Нет, так не пойдет. Нам нельзя оставаться порознь, — Марк набрался решительности. — Ты под действием злых чар Белого забвения. Они внушают любовь к греху.

Она не шелохнулась.

— Никта, послушай, я только что чуть не погиб из-за того, что поддался соблазну. Я впустил в свой разум чары греха с его перевернутыми понятиями о добре и зле. Я едва спасся. Если ты останешься здесь… я не знаю, что произойдет, но уверен: твое внутреннее зло тебя победит. Ты потеряешь себя, потеряешь свою человечность.