Путь миротворца - Павел Александров

Павел Николаевич Александров

Путь миротворца

Пролог

Епископ проснулся еще до рассвета, с ощущением сильного сердцебиения. Здоровье в последнее время начинало сдавать. Он все чаще замечал, что просыпается по утрам с какой-то усталостью в теле и неспособностью сосредоточиться. Не так-то легко странствующему проводнику миротворцев вжиться в сидячую жизнь дворцового священника. Епископ устал от придворных интриг, грудь его томилась по чистому воздуху странствий, глаза — по звездам ночного неба. С какой радостью отправился бы он в новый поход, невзирая на старость и гнетущие воспоминания!

В том, что такая возможность появилась, епископ был уже уверен. Несмотря на взволнованно бьющееся сердце, мысли текли ясно. Приснившийся сон не оставлял сомнений: Седьмой миротворец явился в Каллирою! А с ним — и новый шанс все изменить. Возродить титул миротворцев — давний символ примирения и свободы.

Эта мысль вдохновляла и придавала сил, но в то же время пугала, как надвигающийся мрак.

«Ты, правда, веришь, что сможешь что-то исправить, епископ? Прошлого не изменить. Слишком много пролито крови. Озлобленные сердца не примирить, не успокоить. Посеянные семена вражды взошли ростками ненависти. И образ несущего мир стал образом несущего смерть».

Епископ не боялся нового похода и всех его опасностей. Его страшило и мучило нечто иное, чему он не мог дать объяснения. Старик, не раз встречавшийся на дикой дороге с лютыми разбойниками, видевший набеги лесной нечисти на беззащитные селения, слышавший вой надвигающейся орды даймонов, боялся сейчас исполнения своей мечты. Мечты, о которой столько молился, шанса, о котором столько просил Всевышнего! Он боялся.

И даже не разум, а какое-то интуитивное чувство подсказывало, что этот страх — всего лишь одно из щупалец, вытянувшееся из той потаенной ниши его сердца, где плодятся чудовища сомнений. Их выкармливает чувство отчаяния от собственной беспомощности перед волей другого человека, избирающего нечистый путь. Смерть всегда страшна, но даже этот страх меркнет перед слепым ужасом того, что близкий, почти родной человек способен избрать сторону зла.

«Семена вражды посеяны. Путь миротворца окрасился в путь крови. Вспомни лесную усадьбу, епископ».

Усадьба загорелась с четырех сторон — огонь побежал по плетеным стенам, стремительно охватывая кровли. Перепуганные люди выбегали из горящих домов, наспех хватая оружие. Ими овладели ужас, смятение и отчаяние — они не ждали врагов. Врагов расчетливых и беспощадных.

Ночной мрак осветили росчерки горящих стрел. Полураздетая растрепанная женщина успела закричать: «Прекратите! Что мы вам сделали?!» но ее голос оборвался; рука судорожно схватилась за оперение длинной стрелы, пронзившей горло. Мужчина рядом с ней, понимая, что пощады не будет, яростно вскинул самострел, после чего в его лицо и горло вонзились сразу четыре стрелы. Другая пара, парень и девушка, бросились в темную чащу, но оба пали, пораженные стрелами. Ничто не приносило спасения — свистящие стрелы разили людей в дверях, в окнах — гибель надвигалась упорно, четко, неотвратимо как рок.

Когда на смену лукам пришли мечи, сопротивления никто не оказывал. Угрюмые, молчаливые воины ордена, именуемого Мечом справедливости, добивали ползающих или шевелящихся людей. В каменный дом хозяйки лесной усадьбы, обставленный внутри стеллажами с зельями, меченосцы ворвались как смерч. Хозяйка оказалась не одна. Старый горбатый слуга, зажимая пронзенное стрелой плечо, хрипло прокричал: «Собаки! Собаки-аделиане! Так вы чтите ваш Путь истины?!» — и тотчас чья-то лихая секира уняла его крик.

В ту же минуту в дом вошел предводитель меченосцев, не глядя резанул мечом прижавшегося к стеллажу юношу и глянул кругом. Холодный взгляд, стальные черты лица, широкие плечи с могучей грудью, будто вылепленной специально для доспехов — это был бессменный глава Меча справедливости, князь, не имеющий ни княжества, ни даже родного дома, но которого боялись и враги, и союзники. В глазах его и в каждом движении было что-то необычайно властное, какая-то непоколебимая сила, которой невозможно перечить, которой можно лишь беспрекословно подчиняться.

Противников больше не осталось. Две девушки-служанки лет по шестнадцать каждой, испуганно жались к стене, закрывая собой маленькую черноволосую девочку. Предводитель взмахнул мечом, отдавая приказ остановиться. Брызги крови слетели с лезвия, попав в лицо черноволосой девочке: девушки рядом с нею вздрогнули, но она даже не шевельнулась, лишь глаза открылись чуть-чуть шире. Взгляд ее, как и взгляд главы меченосцев, был устремлен на хозяйку усадьбы, уже поверженную на колени со скрученными за спину руками. Юноша-слуга медленно оседал, прижимаясь спиною к стеллажу с магическими зельями. Изумленные глаза, как будто все еще не верили, что эту кровавую расправу совершают люди, почитающие милосердного Спасителя аделиан. Пальцы тщетно пытались зажать хлещущую из горла кровь.

Скорчившись под ударами сапог, женщина даже не пыталась молить о пощаде. Глаза ее вспыхнули гневом осужденного на казнь узника, у которого не осталось надежды.

— Убийцы! Вы пришли убивать ночью беззащитных людей, прикрываясь справедливостью. Палачи! Вас ждет суд богов!

Лицо предводителя сохраняло ледяную жестокость.

— Твои слова смешны, колдунья. Кто обвиняет нас? Род, который и человеческим-то не назвать. Вы насылаете болезни на наши селения, отравляете наши колодцы, похищаете и приносите в жертву наших детей. Вы проклятые. А удел проклятых — смерть.

— Неправда! — выкрикнула женщина в отчаянии. — Ни я, и ни один из моих слуг не делал такого!

— А твой муж? — холодно спросил предводитель.

Лицо женщины вдруг побледнело. Стоя на коленях, она хрипло задышала.

— Его здесь нет.

Предводитель чуть заметно кивнул. Его здоровенный помощник наотмашь ударил перчаткой женщину по щеке, выкрикнув в лицо:

— Так призови его, змея! И не вздумай врать, что не сможешь, знаем мы ваши колдовские штучки. Быстрее, ведьма! Или тебе не дорога твоя дочка?!

В это время предводитель подошел к двум жавшимся друг к дружке девушкам, резко схватил за руку маленькую черноволосую девочку и швырнул на пол перед хозяйкой. Девчушка застыла на коленях, глядя на окровавленный меч. Веки ее дрожали. Обрызганное кровью личико было неестественно бледным…

— Мне не нужна ни ты, ни твоя дочь. Мне нужен твой муж. Дай ему знак, пусть он придет. Тогда сохранишь жизнь себе и своей дочке.

Женщина мучительно закатила глаза. Лицо исказилось ужасом и болью страшнейшего выбора.