Путь миротворца - Павел Александров

Марк стоял, опираясь на меч, и жадно втягивал воздух. Освобожденные узники валялись в мокрой траве под приутихшим дождем и упивались свободой. Флоя плакала, хранительница обнимала ее, что-то шепча.

— Ну как, почтенные, нужны еще доказательства? — Калиган обвел воинов вопрошающим взглядом.

— Я сообщу эмиссару сиятельной королевы, — сказал десятник, боязно косясь то на озаряемый молниями дом, то на освобожденных пленников.

— Скажи Теламону, пусть пришлет сотни две пехоты, — сурово произнес Харис. — Пустим дымом поместье Амарты. А потом и лес очистим.

Автолик заметно встрепенулся:

— Так это люди Теламона? Хм, я, пожалуй, исчезну… на время, — он легонько хлопнул Марка по плечу. — Скажу по секрету, я направляюсь к Падшему городу — хочу разузнать о планах Хадамарта. Встретимся вскоре, держись!

Марк проследил, как исчезает в темноте спина Автолика, не в силах вымолвить даже слово. Куда он исчезнет, уставший, мокрый, возможно, раненый? Но на переживание за вольного стрелка сил тоже не было.

— Идемте, пока все сельвархи Лунного леса не сбежались, — небрежно бросил Калиган.

После такого похода сон должен был прийти богатырский. Но ужасы пережитого преследовали Марка и во сне. Он вздрагивал, ворочался, боролся с какими-то жуткими чудовищами, просыпался, чувствуя себя растерзанным. Засыпал опять: его близкие друзья становились смертельными врагами, превращались в страшных существ, и каждый раз на пике ужаса, звучал голос Амарты: «Ты мечен кровью, твой меч в крови…»

Когда эмиссар Теламон грубо разбудил его, чтобы допросить, Марк чуть не ударил его, приняв за врага. В гостиной, где он спал, было полно народу, как в ночь после убийства епископа Ортоса. Толпились лучники, меченосцы, писцы скрипели перьями, записывая слова Калигана, Хариса, а также Никты и других освобожденных узников. Марка допрашивал лично Теламон, как всегда в своей обвиняющей манере. Но Марка он больше не страшил, а потому добился немногого. Эмиссар не узнал ничего ни об Автолике, ни о словах Амарты, ни о видении Марком горящей комнаты. Теламон менял тактику: оставлял Марка, бросаясь с хищными расспросами к кому-нибудь другому, а потом снова его тормошил, спрашивая все заново.

В конце концов, так и не удовлетворившись ответами, Теламон прикрикнул на своих помощников и, скривив губы, объявил:

— Сомнений больше нет. В доме покойной чародейки Местры снова собралось гадючье логово. Пора с этим покончить! Мигом в гарнизон за конным отрядом, — приказал он своему низенькому писцу. — Факела пусть возьмут, смеси горючей. И зеркальные щиты — а то вдруг этим черным крысам повоевать захочется. Всех, кого поймаете — ко мне!

«Вот и все, очередь за армией, а я свое дело сделал», — сонно подумал Марк.

Но едва он закрыл глаза, как перед ним снова вспыхнул горящий дом. Огонь. Лопающиеся сосуды с зельями. Маленькая девочка на полу. Черные растрепанные волосы. Яркие зеленые глаза, преисполненные немыслимого страха. Меч со стекающей кровью. Обрывки этих картин перемешались и слились на миг в одно видение, а потом рассыпались, как осколки тусклого зеркала.

Он открыл глаза и почувствовал, что уже не сможет заснуть. Теламон шел к двери, ведя за собой всех своих подручных. Марку до боли, до глубины всех чувств захотелось крикнуть ему: «Стой! Не делай этого!», но холодная склизкая апатия, откуда ни возьмись, приглушила в нем этот порыв. Какое-то время Марк просто лежал, наслаждаясь покоем.

И вдруг в разум ворвался леденящий голос, впившийся тысячами игл в тело от головы до пяток. Как он ненавидел этот голос!

«В цепях безликого ты бессилен, бессилен…»

«Нет! — мысленно вскричал Марк. — Я свободен от твоих цепей! Я не боюсь тебя!»

«Бессилен, бессилен…»

«Больше нет! Я готов к поединку. Где ты, выходи, я хочу встретиться с тобою лицом к лицу!»

Словно издеваясь над беспомощностью Марка, невидимый голос ускользал и прятался, кружил, напоминая, что он рядом, что вечно будет за его спиной, пока не сведет в могилу. Марк терпел.

«Я не сдамся. Я буду подниматься против тебя десять раз, сто, тысячу, пока ты не уйдешь, не исчезнешь навеки!»

В конце концов, страх отступил, и Марк ушел в мир снов со счастливой улыбкой. Сейчас он победил страх. Цепи его отпустили. Беспощадный преследователь оставил его. Но даже во сне, даже среди бесподобной красоты снившихся ему Диких гор, Марк чувствовал и знал, что эта уступка временна и вскоре ему неизбежно придется встретиться со своим злейшим врагом.

Местное кладбище было чистым и ухоженным. На могилах росли белые, синие, красные и желтые цветы, а зеленые кустики, аккуратно подстриженные умелым садовником, красовались стройными рядами, отделяя одни могилы от других. Старый сгорбленный сторож указал Марку свежую могилу епископа Ортоса. Над ней возвышался его посох с поперечной табличкой, где указывались имя и сан. Под этим необычным могильным знаком лежали многочисленные букеты и венки, органично сочетающие полевые и домашние цветы, возложенные жителями Зеленой идиллии.

«Что за злой рок? Почему я остался без самого близкого человека в этом мире?»

Именно здесь, у заваленной цветами могилы, смерть епископа стала для Марка реальным, законченным фактом. Если до этого момента епископ жил в его смутных надеждах, то теперь от них не осталось ничего. Человек, посвятивший себя служению миротворцам, был мертв.

Марк вспомнил свою первую встречу с епископом в Морфелоне, вспомнил, как они вместе противостояли пьяным головорезам в окрестностях Мелиса, как дрались с керкопами в Желтых песках, как потерялись в болотах Белого забвения; все эти события казались далекими, будто произошли много лет назад. Жизнь словно разделилась на «до» и «после» епископа Ортоса. И новая жизнь уже не будет прежней.

— Как бы я хотел начать все сначала, — устало произнес Марк. — Снова там, в развалинах, среди густой крапивы…

Харис и Калиган стояли рядом.

— Такое бывает только раз в жизни, — ответил Харис. — Однажды я тоже очнулся там.

— Правда? — безучастно спросил Марк.

— Жизнь скатилась в пропасть отчаяния. Я искал подвигов, но меня не брали ни в ордена, ни в королевскую армию. Меня считали несдержанным смутьяном, хотя я был воспитан как благородный рыцарь-адельф. Поиски странствий и приключений едва не привели меня в банду кочевых разбойников. Хвала Всевышнему за мою мать. Она молилась за меня каждый день, и Всевышний услышал ее. Получив в драке дубинкой по голове, я очнулся в развалинах Башни разбитых надежд. Я осознал, что все мои мечты разбиты и заросли крапивой, как те обломки. Я встал с ощущением того, что все потеряно, и надо начинать жизнь заново… Поодаль стоял епископ Ортос. Он сказал: «Я видел тебя в своем сне, Харис», — так тихо, с такой добротой… не передать. И жизнь, правда, началась сначала.