Антихрист - Александр Кашанский

Все надолго замолчали. Иван решил, что пора вмешаться. Его задача была уговорить деда и его товарищей не принимать бой, уйти. Он брался их вывести отсюда. Как? Это Иван еще не определил, но он полагал, что с его безграничными возможностями это получится. Он громко, чтобы его услышали, кашлянул и со словами:

— Не стреляйте. Свои, — сделал шаг из-за куста в сторону костра.

Все трое, кто не спал, схватились за винтовки. Увидев, что идет человек в красноармейской форме, успокоились, но винтовок не опустили. Аед спросил:

— Кто такой? Откуда?

— Отбился от части. Иду к своим.

— И куда же ты идешь? Где они, свои-то? — усмехнулся дед и опустил винтовку. — Ладно, видать, что не немец. Садись, гостем будешь.

Иван ожидал, что его будут расспрашивать о том, в какой части он воевал и как оказался один здесь. Но никто его об этом не спросил. Лед молча предложил ему кусок хлеба и налил из закопченного котелка кипятку. Иван отпил глоток. Это был не чай, а какой-то отвар.

— Что это?

— Это чай из корней шиповника, — ответил Санька.

— Интересный вкус какой-то, — покачал головой Иван, — вроде чуть-чуть во рту вяжет.

— Откуда ты будешь? Из каких краев? — спросил Ивана дед.

— Я из Сибири, из Томска.

— И мы с Санькой из Сибири. А Василий — московский парень.

— Что это вы так смело: костры разожгли, шумите вовсю? — спросил Иван.

— Тебя как зовут-то? — спросил дед.

— Иван.

— И я тоже Иван. А чего нам бояться-то? Страшно было, когда бежали и надеялись, что убежим. А теперь, мне вот, уже и не страшно.

— Что — воевать собрались?

— Да, собрались. Я собрался воевать, — громко сказал дед.

— Я тоже больше не побегу, — тут же добавил Санька.

— За Родину, за Сталина умирать не страшно, — сказал Иван в форме утверждения и посмотрел в лицо деда.

Дед, по-видимому, уловил издевку в Ивановом голосе, хотя Иван совершенно не хотел никого обидеть. Он просто не нашелся, что сказать.

— Знаешь, чего я тебе скажу, тезка, — дед прижал свой здоровенный кулак к колену. — На…ть мне на Сталина, — он сделал паузу и посмотрел на собеседников. — Наконец-то и это можно сказать вслух, человеком себя почувствовать. И родина для меня — моя деревня, да еще Санькина деревня, может, и твоя деревня или город, если ты — человек хороший. Но я хочу жить и умереть так, как я хочу, и все. И никакой немец мне не указ, и Сталин мне — не указ. Мне это — дороже жизни, поэтому с завтрева я буду воевать за себя, а не за Родину и Сталина.

— Но вас же сразу всех перебьют. Здесь же немцев навалом. Здесь прорыв. Танки кругом.

— А… какая разница теперь, танки, пушки, самолеты. Вот чистую рубашку бы где найти, переодеться.

Иван понял, что дед, его родной дед, уже мертв, то есть он находится в таком душевном состоянии, когда ему все-все равно, он уже ничего не боится и просто ждет, когда же состоится то, к чему он готов, — смерть.

— Слушай-ка, — тихо сказал Иван, обращаясь к деду, — я могу вас вывести отсюда. Я знаю такую дорогу, которую никто не знает. — Василий, задремавший было, приподнял голову и прислушался. Санька клевал носом. Остальные солдаты спали, спали мертвым сном.

— Что это за дорога? — спросил Василий.

— Вон в той роще есть заброшенная шахта. Надо спуститься в нее и переждать два-три дня. Потом туда придут партизаны, я это точно знаю, они и выведут. Шахта сухая, там даже продукты есть, их запасали для партизан, когда наши отходили.

— А ночью ты туда дорогу найдешь? — спросил Василий и, поднявшись, достал портсигар, предложив всем папиросы. Закурил только Санька. Дед отказался.

— Найду. Будите народ, собирайтесь и пошли.

— Ну что, Иван, — спросил Василий, — будить?

— Буди, — сказал дед и нахмурил брови.

Санька с Василием принялись будить своих товарищей. Солдаты вскакивали, хватались за оружие, ошалело оглядывались по сторонам, но мозг их продолжал спать. И только встряхнувшись и помотав головой, люди начали понимать, что происходит. Когда все проснулись, Василий начал говорить:

— Иван, — указал он на Свиридова-младшего, — знает в лесу заброшенную шахту, где можно отсидеться два-три дня, там и продукты есть, и вода. Вода есть? — спросил он по ходу у Ивана. Тот кивнул головой. — Дождемся партизан, они нас выведут оттуда.

Люди молчали. Потом один пожилой солдат спросил:

— А орудия здесь бросим?

— Да, придется оставить.

— И коней тоже, что ли? — спросил тот же мужик.

— Что ты за вопросы задаешь, Михалыч? Тудыт твою мать! Какие кони? — взвился Василий.

— Как это, какие кони?! Ты кто такой, чтоб моими конями распоряжаться?! Нашелся тут…

Василий махнул в сердцах рукой.

— Какие кони, причем тут кони, Михалыч?!

— Вот тебе и ни хрена себе! Они твои, что ли?!

— А что, твои, что ли?!

— Мои. Раз я за ними хожу, значит, мои. И ты мне не указ.

— Ну и пропадай здесь со своими конями. Братцы, короче, кто идет с нами — отходи налево, кто остается — направо, — рубанул Василий рукой, давая всем понять, что он считает этот разговор законченным.

— Ты погоди руками-то размахивать, — твердо сказал дед. — Ты над нами не командир. И что это там за шахта?

Василий прервал деда:

— Какая разница, кто командир и какая шахта. То, что он предлагает, — это шанс. И каждая минута промедления этот шанс на спасение уменьшает. Вот и все. Чего медлить-то?

— Я вам вот что скажу, братцы. Конечно, может, она там и есть, эта шахта с продуктами… только я в нее не полезу, — твердо сказал дед. Голос его стал каким-то странным. Наверное, у него пересохло в горле. Он кашлянул и продолжил: — Нет у меня веры в то, что бежать туда и сидеть там — это правильно. Потому что все равно мы пропадем, не верю я ему, — Дед кивнул головой на Ивана, — уж не подосланный ли он, чувствую я это… Если пойдем за ним, только намучаемся еще и страху натерпимся, а коней — все равно будет один.

— Ну вот, заладил, — опять прервал его Василий, — отходи направо, да и весь разговор.

— А ты мне рот не затыкай, не вырос еще, — прошипел дед. — Направо, налево. Станем здесь, — обратился он к солдатам. — Орудия прямой наводкой на дорогу. Траншеи поправим, как рассветет. Четыре танка — наши, отомстим, по крайней мере, за товарищей. Я не понимаю, как можно им не отомстить. Да чем быстрее — тем лучше. Да скорей бы уж рассвело… Иди ты, Василий, в эту шахту, это твое дело. Тут командиров нет и голосовать не будем…

Тут вмешался Иван:

— Вот что, я так не хочу. Уже начинает светать. Времени мало. Иван, — он посмотрел на деда, — мне надо поговорить с тобой один на один. Пять минут. Потом пойдем. Или не пойдем.

— Почему с ним-то? — спросил Василий.

— Пять минут, пять минут, только пять минут, — успокаивал Иван всех, обращаясь к Василию. — Пошли, отойдем.

— Пошли, — согласился дед. — Поговорим.

Иван пошел в глубь рощи. Сзади шел дед. «Что же я затеял? О чем и как мне с ним говорить? Его нельзя обманывать. Он этого не заслуживает. Да и не поверит он. Ему надо говорить все как есть, говорить правду, — думал Иван. — Что подумают эти солдаты? Я дал им надежду. А — ладно… Что уж теперь». Он внезапно остановился и повернулся к деду. Черты лица были уже хорошо различимы в предрассветных сумерках.

— Ты не узнал ли меня, Иван Свиридов?

— Откуда ты знаешь меня? — тихо спросил дед, напряженно вглядываясь в лицо Ивана. Он смотрел очень долго, очевидно, мучительно вспоминая, где он мог видеть этого человека. — Да, кажется, я тебя где-то видел. Лицо твое мне знакомо.

— У всех Свиридовых прекрасная память. Это, наверное, передается по наследству.

— Ты — тоже Свиридов, что ли? — наконец спросил, как будто бы выдохнул, дед.

— Да, я тоже Свиридов. Иван Свиридов.

— Посмотри на меня внимательно. Видишь, как мы похожи.

— Вижу… похожи… — дед замолчал, сверля взглядом Ивана. — Я вспомнил, где я тебя видел… Мне было тогда лет пять, ты помогал отцу таскать мешки, когда телега перевернулась, а потом обедал с нами. Так?

— Да, все так. Это был я. Кроме тебя там были мать и твои две сестры. Лошадь поскользнулась на косогоре, телегу повело, и она перевернулась, и вы попадали прямо в раскисший снег. Была ранняя весна.

— Да, была ранняя весна, припоминаю…

— И твой отец сказал, что дальше не пойдете и будете копать землянку и жить здесь.

— Правда, так и было. С этой землянки и началась наша деревня. И сейчас там стоит. Все так. Одного не пойму, как ты мог быть там и кто ты?

— Слушай меня внимательно и ничему не удивляйся. Я твой внук. Сын твоей дочери Татьяны. Я сумел попасть в ваше время из будущего, в наше время это возможно. Не подвергай это сомнению, так будет проще. Вот он я — это факт. Я пришел сюда специально, чтобы спасти тебя. Ты погиб в том бою, что будет завтра. Я этого не хочу, и все можно изменить. Это в моих силах. И твои товарищи будут спасены.