Антихрист - Александр Кашанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдат был молод. Убило его пулей в висок. «Сразу умер, и понять ничего не успел, — подумал Иван. — Совсем молодой. Наверное, ему было лет восемнадцать — не больше». Впечатление от увиденного было неожиданным. «Может, это какая-то генетическая память проявляется?» — думал Иван.
— Ну-ка, парень, — обратился он к покойнику, вставая, — давай-ка свою лопату.
Иван аккуратно повернул покойника, отстегнул с его пояса саперную лопату и пошел к роще. Здесь под большой березой он начал копать братскую могилу для убитых в этом бою солдат.
Иван почему-то не мог даже допустить, что он может уйти, оставив здесь этого парня лежать под открытым небом. «Нет, — думал Иван, — своих надо хоронить, да и чужих тоже. Нельзя их так бросить. Это неправильно. Раз уж я сюда попал по собственной воле, сделаю доброе дело…»
Земля под березой была мягкая, и могила копалась быстро. Иван работал, не думая ни о чем, потому что торопился, а копать в таком темпе было тяжело. Какое там о чем-то еще думать. Дыхание бы не сбить. Он зарылся в землю уже по грудь, когда услышал сзади команду:
— Руки вверх.
Иван сразу и не сообразил, что ему приказывали по-немецки. Он поднял руки вверх и медленно повернулся. Около ямы стоял немецкий офицер и человек десять солдат. У солдат были суровые, усталые лица, испачканные грязью. Грязной была и одежда. Видимо, им пришлось полежать на сырой земле, скрываясь от пуль.
— Ты копаешь окоп? — обратился к Ивану офицер. — Зачем?
— Я копаю могилу для погибших солдат, — ответил Иван по-немецки.
— Ты говоришь по-немецки? — удивился офицер.
— Да, — кивнул головой Иван.
— Из какой ты части? — спросил офицер.
Тут Иван посмотрел на себя и увидел, что на нем надета форма красноармейца. Он снял головной убор — это была пилотка с красной пятиконечной звездочкой — и вытер ею лоб. «Ага, сейчас они меня в этой яме и расстреляют, — подумал Иван. — Жаль…»
— Я не знаю, из какой я части. Я здесь оказался случайно.
— Ты зря не отвечаешь на мои вопросы. Мы тебя сейчас расстреляем. Но если ты будешь отвечать, то я сохраню тебе жизнь.
Офицер достал из кобуры пистолет и направил его на Ивана. Иван, глядя прямо в глаза офицеру, ответил:
— Расстреляете вы меня или нет — это не имеет для меня никакого значения. Но я хочу похоронить солдат. Вы бы могли подождать, пока я их похороню? Потом расстреливайте.
Ответ Ивана удивил немцев. Они переглянулись. Все ждали, что скажет офицер. Он молчал. Он смотрел на Ивана тяжелым взглядом умных глаз, покрасневших от бессонницы и пыли, и думал.
— Вальтер, где тот пленный? Давай его сюда, — обратился офицер к стоящему рядом с ним ефрейтору. — А ты вылезай из ямы, — сказал он Ивану.
Иван вылез из ямы и увидел, что к ним подводят, точнее, волокут высокого, широкоплечего красноармейца. Лицо его было в грязи, руки связаны за спиной, весь правый бок был в крови, но глаза сверкали непреклонной волей-не покориться. Лицо солдата показалось Ивану очень знакомым. «Батюшки, да это же, наверное, мой дед!» — воскликнул про себя Иван. И прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
Дед смотрел на Ивана пристально — так долго и неотрывно, что это заметили и немцы.
— Ты прав, — обратился офицер к Ивану, — надо хоронить солдат, они этого заслужили. И если есть кому хоронить, надо это делать. Но мы не можем ждать. И я вынужден вас обоих расстрелять, хотя и не хочу этого. Такова судьба и выбора нет, — и офицер стал поднимать пистолет, направляя его на Ивана.
Дед, видя, что через несколько мгновений раздастся выстрел, быстро сказал:
— Не убивай этого парня, офицер, очень прошу.
Офицер посмотрел на одного из солдат. Тот перевел.
— Кто он тебе? Откуда ты его знаешь? — спросил офицер у деда.
— Он мой, — дед запнулся и опустил голову. Когда он поднял голову, выражение лица совершенно изменилось. Он побледнел, в глазах его была просьба, даже мольба. — Он, он мой близкий родственник. Сын…
— Как тебя зовут, солдат? — обратился офицер к Ивану. Тот ответил. — Можно ли обмануть судьбу, Иван?
— Думаю, что судьбу ни обмануть, ни изменить нельзя. И я здесь, чтобы проверить это утверждение. Судьба солдат, погибших за правое дело, записана на небесах, и нам ее не изменить.
— Ты опять прав, — сказал офицер. И, быстро вскинув пистолет, выстрелил в деда. Он попал ему прямо в сердце. — Пошли к машинам, — приказал офицер. — А ты, Иван, хорони солдат, раз уж больше некому. Прошай.
Солдаты ушли, а Иван остался стоять на краю недокопанной могилы. Один. На краю пустынного поля, у молчаливой рощи.
Иван с силой воткнул лопату в землю и продолжил копать могилу. Покопав немного, он сказал:
— Лийил, доставь меня в то время перед боем, когда можно поговорить с дедом и его товарищами, Лийил.
Первое, что Иван ощутил, оказавшись в другом времени, — сильный, резкий запах грязного белья. Он увидел, что горят два костра и около них сидят и лежат люди — солдаты. Белье — портянки, гимнастерки и прочее — было развешано вокруг костров.
— Зря, может быть, мы тут сидим? А, дядя Ваня? — тихо спросил молодой голос. — Да еще и костры развели.
— А куда идтить-то? — прозвучал голос деда.
— Драпануть в лес, да и все. Пущай они нас там ищут, — предложил молодой солдат. — Хоть бы взводный был или знать бы, что с нашими стало. А так сидим, смерти ждем.
Иван, он стоял за ближним к костру кустом, разглядел лицо говорившего. Это был тот самый парень, с которого Иван снял лопату, чтобы копать могилу.
— Эх… А дальше что? — вздохнул дед.
— А дальше — видно будет. Может, уцелеем. К своим пробьемся. Партизаны…
Дед прервал его:
— Сань, ты знаешь чево… — дед кашлянул в кулак, — не канителься, ради Бога, и меня не канитель. Я уже никуда не побегу: ни в лес, ни по дрова. Немцы уже верст на сто впереди. И нашим — не до нас.
Тут в разговор включился третий. Он, видимо, дремал, но теперь решил вмешаться.
— А что ты все же предлагаешь, Иван? — Это, судя по интонации и произношению, был голос городского, образованного жителя.
— Я предлагаю: поесть что осталось, поспать, одеться, обуться, развернуть орудия на дорогу и ждать, пока не появятся немцы, — ответил дед.
— А дальше? — спросил городской.
— А дальше повоевать напоследок. И все — больше ничего.
— Но это же — верная, бессмысленная смерть.
Все замолчали. Потом дед сказал:
— У меня дома трое детей. И я их уже никогда не увижу. Вот и вся недолга…
Молчали долго, потом городской спросил:
— Но почему, Иван? Я считаю, что наше положение не безнадежно. Надо искать выход. Надо пробиваться к своим.
— Это правильно — надо, — согласился дед, — только как? На восток-то — одно поле… Лес-то здесь и кончается. Я карту у взводного видел. И лес-то, разве это лес — роща, наскрозь проглядывается. Куда бежать-то? Это ж позор. Бессмысленный позор — так бежать, сломя голову. Вокруг немцев, как пчел в улье. У них здесь главный удар. А ты говоришь: пробиваться… Не об этом думать надо.
— А о чем же думать-то, дядя Иван? — спросил первый солдат. — Страшно чего-то, и не думается ни о чем.
— У тебя жена, дети — есть?
— Не-а…
— А девчонка?
— Аа была одна — так. Ничего… Но хорошая девчонка…
— Вот о ней и думай… — дед подбросил в костер хворосту и продолжил: — Плохо, что нет у тебя ни жены, не детей. Рано тебе помирать. Совсем рано…: Вот что, ребяты, я не верю, что вы спасетесь, но если у вас есть надежда — бегите, пробуйте. Пушки оставляйте и налегке, ночами, ползком. Может, и спасетесь.
— Пошли с нами, дядь Вань, — сказал Санька.
— Нет, Санька, не пойду. Я здесь буду.
— Почему, дядь Вань?
— А я ненавижу немцев… — спокойно, словно излагая само собой разумеющийся и понятный всем факт, без всяких эмоций сказал дед. — А так, что бежать от них не хочу. Боюсь, что пока буду бежать, они меня пристрелят, а я ни одного. Это не по-христьянски… Для меня сейчас, после того, что я за последние дни увидел, — проще помереть, но только чтоб не зря, чем бежать. Если я побегу, они, сволочи, и до моей деревни, до моих детей доберутся, как добрались до той деревни, — дед кивнул головой в сторону. — А так, так — ничего. Дитям и жене люди добрые помереть не дадут, на своей земле и люди свои.
Все надолго замолчали. Иван решил, что пора вмешаться. Его задача была уговорить деда и его товарищей не принимать бой, уйти. Он брался их вывести отсюда. Как? Это Иван еще не определил, но он полагал, что с его безграничными возможностями это получится. Он громко, чтобы его услышали, кашлянул и со словами:
— Не стреляйте. Свои, — сделал шаг из-за куста в сторону костра.
Все трое, кто не спал, схватились за винтовки. Увидев, что идет человек в красноармейской форме, успокоились, но винтовок не опустили. Аед спросил: