Слепой цирюльник - Джон Диксон Карр

лицо у него побледнело еще сильнее, рот подергивался, однако вовсе не от страха. Он ничего не отрицал. Он был бледен, ему сделалось дурно от переживаний, от каких именно – Морган не мог понять. Вокруг него сгустилась некая атмосфера, которую можно было ощутить так же явственно, как и запах лекарств.

– Я был без ума от этой потаскушки, – произнес он внезапно. Голос и выражение его лица изменились настолько, что все невольно вздрогнули. – Надеюсь, она горит в аду.

– Достаточно, – произнес размеренно доктор Фелл. Он продолжил: – Если кто-то хотел (по любым причинам) ее убить, то почему же он просто не убил ее, оставив тело на месте? И сразу же напрашивается вывод, что девушка была бы гораздо опаснее для убийцы, если бы ее тело обнаружили, чем если бы оно было выброшено за борт. Но почему? Исчезновение или же простое убийство – все равно неизбежно расследование… Однако заметьте! Что делает убийца? Он старательно приводит в порядок койку и уносит полотенце. Это сделано не для того, чтобы убедить вас, будто бы оглушенная девушка пришла в себя и отправилась в свою каюту. Это наталкивает на совершенно противоположные выводы. Значит, убийца старался сделать так, чтобы власти – в смысле, капитан Уистлер – решили, что эта девушка – мистическое наваждение, ложь, выдуманная вами с какой-то неведомой целью.

За очевидным безумием подобного поведения, поскольку девушку видели четыре человека, просматриваются причины, которые, должно быть, двигали убийцей. Начать с того, что он знал о случившемся на палубе С; он надеялся, что Уистлер опознает в молодом Уоррене и во всех остальных грабителей, укравших у него изумруд; он предполагал, что Уистлер едва ли поверит любой истории, рассказанной вами, и пропустит мимо ушей все ваши объяснения. Однако же, выбрать столь опасную линию поведения, притворяясь, будто девушка – миф, означало: а) что в случае обнаружения ее мертвого тела следы неизбежно привели бы к нему, и он не вышел бы сухим из воды в случае любого полицейского расследования. А еще это означало: б) куда безопаснее скрыть ее исчезновение, и у него были все причины считать, что он сумеет это сделать.

А вот это, джентльмены, уже весьма примечательный выбор, когда вы стараетесь скрыть чье-то отсутствие от всего-навсего сотни пассажиров. Почему же он не мог допустить никакого расследования? Как он надеялся убедить следователей, что никто не исчезал?

Прежде всего задайте себе вопрос: кем была эта девушка? Она не могла путешествовать одна – одинокие пассажиры недостаточно тесно связаны с кем бы то ни было, чтобы след среди сотни пассажиров привел бы прямо к убийце, из-за чего ему и пришлось обставить все так, будто девушки никогда не существовало; кроме того, исчезновение одинокой пассажирки заметили бы в первую очередь. Она не могла и путешествовать с родными, ведь, как проницательно указал капитан Уистлер, о ее исчезновении сразу бы кто-нибудь заявил. Следовательно, она ехала с одним-единственным спутником – с убийцей. В качестве жены, компаньонки, да кого угодно. Убийца надеялся скрыть ее исчезновение, во-первых, потому, что она наверняка ни с кем не познакомилась на борту и все время проводила только в его обществе. Это означает, что убийца редко выходил из каюты, если выходил вообще. Он надеялся скрыть ее исчезновение, во-вторых, потому, что его положение делало его недосягаемым для любых подозрений – не иначе, – и потому, что он сам был жертвой вора, что отвлекало от него внимание. Однако, если все это верно, почему же он не мог допустить расследования? И тут ответ напрашивается сам собой: он мошенник, который и без того тратил много сил, выдавая себя за другого. Если вы дадите себе труд поразмыслить, какой пассажир путешествовал с единственной компаньонкой, какой пассажир все это время не покидал своей каюты, какой пассажир, занимая высокое положение, был вне подозрений, какой пассажир стал жертвой вора и, наконец, какого пассажира у нас есть причины подозревать в мошенничестве, то весьма примечательно, что это снова приводит нас к лорду Стертону. Все это выстроено на улике в виде чистого полотенца, на невидимости девушки. Впрочем, это снова совпадение, ничем не подкрепленное, хотя мы мгновенно находим кое-что еще.

Я имею в виду опасную бритву, опрометчиво оставленную под матрасом…

Мистер Немо, который все это время мусолил свою сигару, развернулся и по очереди оглядел всех. На его бледном лице до сих пор читалась рассеянность, но сейчас по нему расплылась такая обворожительная и любезная улыбка, что Морган содрогнулся.

– Я перерезал горло этой сучке, – признал Немо, чиркнув по воздуху своей сигарой. – Так ей гораздо лучше. И куда удобнее мне. Да-да, приятель, – продолжал он, обращаясь к уставившемуся на него Хамперу, – так и запишите. Хотя лучше, конечно, бить по голове. Один хирург как-то объяснил, куда целить. Если натренироваться, будешь попадать в нужное место. Однако с ней этот номер не прошел. Пришлось взять одну бритву Стертона из набора, а остальные выбросить. Было жалко. Такой набор опасных бритв, должно быть, стоит больше сотни фунтов.

Он затрясся от смеха, приподнял над головой котелок, словно выказывая свое почтение, заухмылялся, затопал ногами и потребовал себе еще выпивки.

– Да, – произнес доктор Фелл, с интересом рассматривая его, – именно это я и подразумевал. Я говорил моему молодому другу, что следует иметь в виду не одну бритву, а семь, набор. Я предложил ему поразмыслить о наборе опасных бритв, невероятно дорогих, с резьбой, с серебряной инкрустацией, с ручками из черного дерева, явно сделанных на заказ. (См. с. 84.) Они не могли принадлежать обычному человеку. Их владельцем, как утверждает моя подсказка о семи бритвах, должен быть любитель дорогих безделушек, купивший изумрудного слона, «потому что это любопытный раритет, баснословно дорогой»… (См. с. 14.) И эти бритвы возвращают нас снова к вопросу о том, кто такая эта девушка.

Один-единственный раз она появилась на публике в радиорубке, и радист сказал, что у нее была «целая кипа бумаг в руках», именно это в списке подсказок я и назвал символически семью радиограммами. (См. с. 96.) И о чем говорит нам это ее появление? Что она точно не веселая туристка, прибежавшая отправить родным кучу ненужных сообщений. Нет, тут все выглядит серьезно. Много бумаг – деловой вид, – и вот мы начинаем представлять себе секретаря. Наше здание растет. Не только Слепой Цирюльник превращается в загримированного жулика, в высокородного затворника, который безвылазно сидит у себя в каюте в компании одной только женщины, но и девушка становится секретарем, затворницей, состоящей при баснословно богатом