Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

эффективности был налицо. В 2002 году президент Джордж Буш-младший подписал закон «Ни одного отстающего ребенка», который в разы увеличил количество стандартизированных тестов в американских школах. В следующие четыре года количество выявленных у детей проблем с вниманием увеличилось на 22 % [217].

Я мысленно вернулся ко всем факторам, помогающим детям развивать концентрированность. Так, в наших школах не хватает физической активности, не хватает игр. Безумие тестов порождает дополнительную тревожность. На учебе не создаются условия, в которых дети могли бы найти свою внутреннюю мотивацию. У большинства детей нет возможностей для развития мастерства в том или ином деле. Многие педагоги уже долгое время предупреждают, что движение в этом направлении – плохая идея. И тем не менее политики увязали финансирование школ с этой реформой.

* * *

Я решил познакомиться с другими, более совершенными подходами к образованию. В конце 1960-х годов в штате Массачусетс родители, недовольные школьным обучением своих детей, объединились и сделали нечто на первый взгляд абсолютно безумное: они организовали школу без учителей, классов, учебных планов, домашних заданий и экзаменов. Один из ее основателей сказал мне, что их целью было создать с нуля совершенно новую модель школьного образования. Более 50 лет спустя я посетил их детище. Школа называется Sudbury Valley School и внешне напоминает потрепанную декорацию для сериала о британской аристократии XIX века. Среди лесов и полей стоит большой старомодный особняк с просторными помещениями. Здание до такой степени было наполнено ароматом хвои, что внутри ты чувствуешь себя, как на лесной поляне.

Восемнадцатилетняя ученица по имени Ханна показала мне школу и объяснила ее устройство. Для начала мы постояли в музыкальном зале среди сновавших туда-сюда детишек. Ханна рассказала, что прежде она ходила в обычную американскую среднюю школу: «Я была просто в ужасе от нее. Мне было до того тошно, что не хотелось вставать по утрам. Но я все-таки отправлялась в школу, отбывала учебный день и со всех ног мчалась домой. Сидеть смирно и учить всякую ерунду, которая мне совершенно ни к чему, было жутко тяжело. Поэтому, когда четыре года назад я приехала сюда, у меня был шок». В первый день ей все показали: в Sudbury учебные программы создают сами ученики, нет ни расписаний, ни уроков как таковых. Ребенок учит то, что хочет, решает, как распорядиться своим временем. Если нужно, можно попросить, чтобы с тобой позанимался кто-то из педагогов, которые, конечно же, находятся рядом, но это не обязательно.

«И что же дети делают здесь целыми днями?» – спросил я. Детишки в возрасте от четырех до одиннадцати лет в основном играют в придуманные ими самими необычайно сложные игры. Это что-то вроде детских версий «Игры престолов», которые длятся месяцами и перерастают в эпичные мифы. Ребята создают кланы, сражаются с гоблинами и драконами, строят крепости на обширной территории школы. «Думаю, в этих играх они развивают свои способности к решению проблем. Когда они строят эти крепости, им нужно разбираться с конфликтами в коллективе, которые случаются. Дети учатся изобретательности и всестороннему обдумыванию ситуаций», – сказала Ханна.

Ученики постарше обычно объединяются в группы и просят учить их чему-то совместно, будь то музыка, гончарное дело или кулинария. «Народ здесь учится прямо запоем, – говорит Ханна. – Я нахожу тему, которая меня реально интересует, и на неделю или несколько дней зависаю на ней: отыскиваю материалы, читаю и все такое. А потом перехожу к следующей. Например, меня реально интересует медицина, поэтому я беру какую-то одну медицинскую специальность, узнаю все, что могу, и усиленно изучаю. А потом перехожу к ящерицам. Это мои любимые животные, так что я читаю все про ящериц. Тут у нас куча людей днями напролет оригами занимается, и это реально круто». В прошлом учебном году Ханна самостоятельно учила иврит с помощью одного из педагогов.

«То, что каждый учащийся сам определяет свой режим, не означает, что общих регламентов нет вообще», – пояснила Ханна, когда мы гуляли по территории. Все школьные правила рассматриваются на ежедневных общих собраниях и принимаются по результатам голосования. Внести предложение может любой ученик, а право голоса есть у каждого: от четырехлеток до взрослых работников школы. У школы есть продуманная система внутренних правил, создававшаяся на протяжении многих лет. Наказание для нарушителей определяет комиссия в составе представителей всех возрастных групп учеников. Например, сломавшему ветку могут на несколько недель запретить лазить по деревьям. Это настолько демократичная школа, что даже ежегодное продление индивидуальных контрактов педагогов выносится на общее голосование детей.

Мне показали балетный класс, компьютерный класс и библиотеку. Здесь все давало понять, что дети действительно занимаются только тем, что им интересно и важно. Ханна поделилась со мной: «Наверное, если человеку не нужно что-то придумывать и быть креативным, это сильно ограничивает его развитие. Сейчас я не вижу необходимости запоминать все факты до единого, поскольку уверена, что основные понятия и самые важные вещи так или иначе оседают у меня в голове. И я могу учиться без спешки, потому что здесь нет никаких тестов». Как человеку, выросшему в совершенно иной системе координат, все это показалось мне крайне странным. Дети имеют полное право бездельничать и при этом не стоят на ушах и не ленятся целыми днями? В этой школе нет даже уроков чтения, поэтому поначалу мне казалось, что здесь плодят полуграмотных.

Заинтересовавшись результатами этого типа обучения, я встретился с психологом Питером Грэем из Бостонского колледжа. Он отслеживал, как складывалась жизнь выпускников Sudbury Valley School в дальнейшем. Не привело ли отсутствие жесткой дисциплины в школе к неудачам в современном мире? Оказалось, что больше половины воспитанников получают высшее образование, и, как пишет Грэй, практически все находят интересную и хорошо оплачиваемую работу [218]. Они становятся успешны в самых разных видах деятельности: бизнесе, искусстве, науке, медицине, профессиональных услугах и тонких ремеслах. Примерно такие же результаты были у выпускников других похожих школ. Исследования Питера показали, что такие «недоученные» дети с большой долей вероятности становятся образованными взрослыми [219].

Как такое возможно? Питер сказал мне, что на самом деле на протяжении большей части истории дети учились примерно так же, как это делают в школе Sudbury. Он углублялся в данные о жизни детей в общинах охотников-собирателей [220] – что, с эволюционной точки зрения, можно считать позавчерашним днем человечества. Эти дети играли, бегали, имитировали взрослых и задавали им кучу вопросов. Со временем те дети становились знающими и умелыми без какого-то специально организованного для них обучения. По мнению Питера, аномалией является не Sudbury, а современная школа, созданная