Романески - Ален Роб-Грийе

необузданных скакунах, об алголагнии, то есть эротизации боли, что свойственно практике садо-мазохизма, и об обнаженных прелестях девушек-подростков. Ходили слухи, что вскоре после окончания Второй мировой войны, во время подавления бунта где-то на границах Уругвая, он якобы то ли сам организовал, то ли, по крайней мере, принимал участие в псовой охоте, где вместо оленух и ланей (самого опасного вида дичи, говорил он, громко смеясь) конные охотники преследовали молоденьких девушек в очень «легких» одеждах, в возрасте от 15 до 18 лет, коим вслед пускали свору специально натасканных собак, обученных разрывать в клочья короткие платьица и белье, а также вцепляться зубами в нежную плоть между ногами.

В конце концов девушек, трепещущих, изнемогающих и обессиленных, уже сильно израненных острыми клыками, насиловали грубо и рьяно, распалясь от скачки и улюлюканий, а затем убивали поодиночке или небольшими группами в ходе кровавых «мизансцен», напоминавших резню в Карфагене или «представления» на аренах древнеримских цирков в те «благословенные» времена, когда бесчисленные юные христианки, светившиеся особым внутренним светом, служили для удовлетворения низменных инстинктов толпы, как и позднее — утолению жажды извращенных наслаждений будущих лицеистов, увлеченных историей Древнего Рима. Смерть поставленной на колени перед пнем девушки от сабли лихого всадника считалась самой легкой, хотя редко кому удавалось отсечь голову с первого удара, а наиболее мучительной и потому самой высоко ценимой казнью считалось сажание на остро заточенный кол из молодого дерева. Но пылких поклонников имела и казнь через распятие несчастных в развилках деревьев или у толстых стволов, а также на сколоченных наспех козлах из бревен или обрубленных ветвей, ибо при таком способе казни уже после того, как жертвы будут пригвождены в чрезвычайно «интересных» позах, не только делающих их прелести еще более привлекательными и заметными, но и ведущих к разрыву и раздроблению костей и мышц, можно еще и подвергнуть самых возбуждающих и трогательных осужденных дополнительным пыткам при помощи ножей, раскаленных щипцов и пылающих головней, пока они не испустят дух.

Разумеется, никто никогда не мог представить доказательств обоснованности подобных обвинений. И граф Анри с высоко поднятой головой делал вид, что все эти россказни — всего лишь плоды неврозов его недоброжелателей, клевещущих на него. Однако прекрасная Анжелика, с которой он познакомился как раз в тот бурный и тревожный период жизни, похоже, действительно присутствовала (в качестве просто зрительницы, в качестве охотницы или в качестве «дичи», которую в последний момент пощадили?) при какой-то сцене такого рода. В прелюбопытном письме одному из своих дядюшек очень молоденькая женщина-ребенок сделала тонкий намек на охоту «совершенно особого рода» на севере страны. Но она не сообщила никаких точных данных ни о месте, ни о времени проведения «охоты», не назвала имен участников сей забавы, так что ее краткий рассказ в конечном счете очень похож на скандальную историйку из рубрики «Происшествия». В более или менее приукрашенном виде подобные истории ходят по всему миру, и путешественники охотно пересказывают их тем, кому они пишут письма на далекую родину.

Наконец, чтобы завершить эту длинную, исполненную навязчивых бредовых мыслей и идей главу, ибо я уже начинаю ощущать, как в душе моего читателя поднимается глухое раздражение, если не начинаю слышать произнесенные им вслух упреки, отметим, что изображение красивой обнаженной девушки, которую в лесной чаще преследуют собаки и кусают за ляжки и ягодицы, служило иллюстрацией к одной из новелл Боккаччо в дешевом сборнике его произведений, обнаруженном мной среди тайных сокровищ старого чемодана в дальнем углу чердака, душного, жаркого, с низко нависающими балками, в нашем доме в Керангофе, под раскаленной августовским солнцем оцинкованной крышей, то есть в месте, предназначенном для предметов, вышедших из употребления, а также и для бесконтрольных развлечений детей. Теперь вы можете обнаружить ее в «Игре с огнем», моем предпоследнем фильме, и привлекательная, аппетитная старлетка, исполняющая эту роль, доставила мне живейшее удовольствие как во время сцены штурма, так и во время сцены пира, где «подавали» ее нежное тело, выставив его напоказ.

Был повинен в подобных бесчинствах в Южной Америке Анри де Коринт или нет, но в любом случае за сорок лет до того мой отец познакомился с совсем иным графом де Коринтом, настолько иным, как будто это был вообще другой человек. Познакомился он с ним при обстоятельствах, описанных несколькими главами раньше. Итак, возвращаясь утром 21 ноября 1914 года после осмотра местности, молодой капитан де Коринт во главе дозора скачет на лошади по узкой проселочной дороге, обсаженной изуродованными, искромсанными в щепки тополями. Он замечает лежащего во рву мертвого солдата; на теле у того на первый взгляд нет никаких видимых ран и повреждений; а мертвая рука все еще сжимает, словно древко знамени, которое он хотел бы унести с собой в могилу, в рай, где обитают принесенные в жертву герои, рукоятку из слоновой кости, на которой очень необычным образом, то есть режущей кромкой вверх, укреплено лезвие косы.

Спешившись, чтобы получше рассмотреть сие древнее устаревшее оружие, офицер констатирует, что пальцы судорожно сжимающей рукоятку руки (левой) еще теплые, как и запястье, высовывающееся из рукава темной, землистого цвета солдатской шинели. Граф наклоняется над «трупом»: сердце все еще бьется, хотя и слабо. Шинель и такого же землистого цвета шлем не свидетельствовали о принадлежности солдата к французской пехоте или кавалерии, так как в первые месяцы конфликта форма у пехотинцев была серо-голубая, а кавалеристы носили темно-серые с красным мундиры. Таким образом, солдат мог оказаться немцем. Что же касается рукоятки странной косы, то можно было подумать, что сделана она не то из плечевых, не то из больших берцовых человеческих костей, причем не от мужского, а от женского скелета, тщательно пригнанных и прилаженных друг к другу.

При помощи двух своих сопровождающих де Коринт погружает раненого на свою лошадь; один из солдат втаскивает, другой — подталкивает сзади бесчувственное тело, и наконец им удается положить его прямо перед всадником. И граф Анри доставляет сей груз на командный пункт, куда он и направлялся. Тремя днями позже капитан де Коринт узнает, что занятный солдатик со странной косой вышел из комы, и он тотчас отправляется в госпиталь, чтобы расспросить его прямо на больничной койке (под предлогом необходимости сбора кое-каких сведений военного характера, разумеется, но, однако же, в действительности движимый совершенно иными побудительными причинами, быть может, даже ему самому неясными и непонятными). Как сообщают де Коринту санитары, солдат (мой отец) страдает лишь от сотрясения мозга вследствие падения с лошади, да еще от раны внутреннего уха,