Воевода - Дмитрий Евдокимов

Государь впервые доверил молодому племяннику самостоятельное командование, впрочем, без особой веры в успех. Василий Шуйский был удивлён, когда год назад Димитрий неожиданно назначил двадцатилетнего Михаила «великим мечником». Но видно, у самозванца был дар точно определять способности людей, он сумел разглядеть в юном придворном талант военачальника. Шуйский таких талантов в племяннике не видел, тем более что сам мнил себя искусным полководцем. Но выбирать не приходилось: брат Иван с дьяком Татищевым ещё не подвели своё войско к Москве, а Дмитрий сказался больным. Остальным государь не доверял. Поэтому, когда Михаил сам вызвался пойти навстречу воинству Пашкова, он не возражал, тайно пожелав, чтобы молодому нахалу казаки сбавили спесь. Сам же Шуйский деятельно слал грамоты по городам, чтобы собрать под свои знамёна всех имеющихся в наличии поместных дворян, готовясь к обороне Москвы.

Тем временем юный витязь своими делами решительно развеял скептическое к нему отношение со стороны царствующего дяди. Очень энергично он организовал сбор отряда из числа немногочисленных добровольцев. Состав был достаточно разнородный: и стрельцы, верные трону, и московские дворяне, и придворные. Так попал в войско Скопина и Дмитрий Пожарский, которому основательно надоела роль дядьки при новонабранных стольниках. Михаил взял его с великой охотой, хорошо помня, как они вместе сражались против самозванца.

Не теряя ни минуты, отряд выступил по Каширской дороге, продолжая пополняться за счёт воинов, бежавших из-под Лопасни. На подготовку к основательному сражению времени не было, поскольку передовые части воинства Пашкова буквально сидели на плечах отступавших. Легко опрокинув ертаул, Скопин приказал отраду остановиться в крутой излучине реки Пахры. Пока мужики по указаниям артиллеристов расставляли орудия, а стрельцы с пищалями из подвод городили бруствер, Скопин собрал небольшой военный совет.

   — Помнишь, князь, как мы заманили под Добрыничами казачий разъезд? — спросил Пожарский.

   — А как же! — оживился Михаил.

   — Давай я возьму всех наших всадников и пущусь вперёд, навстречу главному полку Пашкова. Истомка уже проведал от своих ертаульцев, что впереди — войско. Увидит всадников и решит, что это наши основные силы, всю свою кавалерию навстречу вышлет. Мы вступим в бой, но особенно вязнуть не станем. По моей команде повернём назад и перед рекой растечёмся вправо и влево, а ты ударишь им в лоб. Казацкие кони к огневому бою не приучены, шарахнутся назад и сомнут свою же пехоту. Как?

   — Годится! — принял предложение Пожарского воевода. — Ступай собирай всех всадников. А мы уж тут постараемся их встретить как следует!

Всё произошло точно так, как предположил Пожарский. Встретив дружный огонь и пушек и пищалей, Пашков решил, что перед ним — основное царское войско, остановившее Болотникова на Угре, и отступил. Но тщетно ждали гонцы Болотникова его в Серпухове: Пашков направился в Каширу, а оттуда в Коломну, чтобы соединиться с отрядом рязанских дворян во главе с Прокопием Ляпуновым.

Узнав о нежданной победе своего племянника, Шуйский воспрянул духом. Приободрились и прославленные военачальники, последнее время терпевшие неудачу во встречах с неприятелем. В поход против Истомы Пашкова выступила вся московская знать. Войско возглавили три самых именитых воеводы — Фёдор Мстиславский, Дмитрий Шуйский и Иван Воротынский. Им всем хотелось побыстрее развить успех, добытый Михаилом Скопиным. Однако удалось сформировать только три полка, хотя в них вошли даже все двести стольников, стряпчие и жильцы государя, все служители московских приходов. Все уездные дворяне к этому времени разъехались из столицы по домам, а некоторые присоединились к мятежникам.

У Домодедова в боярскую армию влился отряд Скопина-Шуйского. Но зря он рассчитывал занять достойное место в военном совете. Чванливые воеводы не хотели слушать советов желторотого мальчишки и действовали по старому образцу воинского дела, доверив победителю лишь командование ертаульским отрядом.

Пожарский ехал со Скопиным конь о конь. Тот сумрачно молчал, переживая обиду.

   — Не кручинься, князюшка! — ободрил его Дмитрий. — Ты молод, ещё будешь командовать и главным войском.

   — Спасибо на добром слове! Да дядья у меня уж очень завистливы, не хотят моей славы. Боятся. Понимают: коль Шуйские утвердились на престоле, то я наиболее вероятный престолонаследник. Государь и так стар, да ещё и с женитьбой тянет. А у Дмитрия и Ивана нет сыновей. Смекаешь?

   — Коли так, будь осторожен. Быть наследником престола — судьба незавидная. Редко кто из них до своего часа благополучно доживает, — в задумчивости проговорил Пожарский.

   — Эх, князь, будешь сторожиться — славы не ведать! — воскликнул Скопин и лихо пришпорил коня.

Противника они встретили не у Коломны, как ожидали, а значительно ранее, у села Троицкого.

Бой начался с артиллерийской пальбы. Не жалели зарядов ни те, ни другие. Казалось, всё идёт по раз и навсегда заведённому порядку. Однако все планы смешали рязанцы во главе с Прокопием Ляпуновым. Тот, вспомнив атаки польских гусар, решил повторить их манёвр. Используя длинный овраг, тихо подобрался к месту стыка между большим полком и полком правой руки, а затем с отчаянным гиком его всадники промчались в створ между полками, ударили во фланг крайнего полка и, воспользовавшись замешательством, зашли в тыл Мстиславскому. Тот, видать, напрочь забыл уроки, преподанные ему два года назад поляками, и не сумел перестроиться. Тем временем казаки Истомы Пашкова лавой обрушились на артиллеристов и стрельцов. В боярском войске началась паника.

Объединившись со стольниками и стряпчими, отряд Скопина поспешил на охрану колымаги воевод, чтобы спасти их от позорного плена. Отбиваясь от настигавших всадников, Пожарский издали увидел Ляпунова. Тот носился как бешеный по стану врага с плетью в руках и, грозно хохоча, хлестал что было силы разбегавшихся в разные стороны московских дворян. Его примеру последовали и остальные рязанцы. Видя, что сопротивление прекратилось, они вложили сабли в ножны и взялись за нагайки.

   — Не хочется зря саблю тупить! — орал Ляпунов. — Бегите, московские свиньи, по своим хлевам. Да передайте Ваське Шубнику, что скоро он отведает моей плётки на Красной площади при всём честном народе. Пусть на чужое не зарится!

Уже к вечеру дозорные Пашкова вновь гарцевали у царского села Коломенского, поджидая подхода основных сил.

Через два дня, под вечер, к Коломенскому подошла рать Болотникова. Иван Исаевич в сопровождении своих атаманов и советников сразу направился ко дворцу, где веселился Истома Пашков со своими приближёнными.

   — Что же ты, Истома, договор нарушаешь? — спросил гигант громоподобным голосом, пренебрегая привычными приветствиями. — Я тебя жду под Серпуховом, а ты, глядь, уже здесь окопался.

   — Война есть война, всего не усмотришь заранее, — зло огрызнулся Пашков, возмущённый тоном Болотникова. — Пока ты от Ивана Шуйского бегал, я главное боярское войско наголову разбил. Что же, прикажешь сидеть и ждать, пока они снова с силами соберутся?

   — Садись-ка лучше, Иван Исаевич, со своими дружками да выпей добрую чашу вина за нашу победу. Завтра будем с тобой в Кремле. Ох же я и высеку от души этого пройдоху Ваську Шубника, — весело произнёс Ляпунов, с бесцеремонным любопытством разглядывая Болотникова.

Болотников грузно сел на скамью, шумно вздохнул, покосился на говорившего:

   — А ты кто таков?

   — Ляпунов Прокопий. Чай, слышал про такого?

   — Слышал.

Болотников помягчел и уважительно поглядел на знаменитого рязанского возмутителя спокойствия. Был Ляпунов хоть и невысокого роста, но почти с таким же могучим разворотом плеч. Чёрные глаза смотрели с озорным вызовом.

   — Ты насчёт Кремля всерьёз аль шуткуешь?

   — Написали мы московскому миру, чтоб выдали они добром братьев Шуйских нам на расправу. К завтрему ждём ответа.

   — А если москвичи не поклонятся? Брать Москву штурмом?

Ляпунов отрицательно мотнул головой:

   — Силёнок не хватит. Ты с собой всего тысяч двадцать привёл? Да и у нас с Истомой пятнадцати не будет.

   — Так у Шуйского, если вам верить, совсем войска не осталось. Всех разогнали.

   — В своём доме и заяц храбрый становится. А вокруг Москвы три крепостных стана, не считая кремлёвских укреплений. Нахрапом не возьмёшь!

   — Значит — осада, — размышлял Болотников. — С юга и с запада дороги мы перерезали. Надо бы на Тверь и Ярославль пути закрыть, чтобы помощь ниоткуда не поступала. Но осада — дело долгое. Конечно, лучше бы миром решить, не допустить нового кровопролития. Эх, если бы государь поскорее прибыл... Чего он тянет? Ведь договорились же...