Дом на болотах - Зои Сомервилл

class="p1">Позднее, когда она уже собралась, дверь в палату открылась. Вошла улыбающаяся медсестра, за ней врач.

– У доктора к вам пара вопросов, миссис Кэвендиш.

– Со мной все хорошо, правда. Я просто хочу увидеть дочь.

Врач был молодой, примерно ее ровесник, с гладкими волосами, гладким лицом и красным галстуком под халатом. Он присел на край кровати и доброжелательно на нее посмотрел.

– Миссис Кэвендиш, нас беспокоит ваше душевное состояние.

– Душевное состояние?

Вы говорили во сне, говорили… эм-м… довольно странные вещи. Например, про какую-то старуху, которая помогала вам в доме, и молодую девушку в белом платье. Насколько я понял, это плоды воспаленного воображения. Однако… – Он протянул гладкую руку, словно хотел успокаивающе похлопать ее по запястью, но передумал, и рука зависла в воздухе. – Не нужно волноваться, такое иногда случается с молодыми женщинами. Что-то вроде лихорадочного бреда. Избыток чувств. – Он понизил голос. – Мы знаем, что у вас в том доме был неприятный опыт, миссис Кэвендиш.

– Нет… – начала она, но он продолжал:

– Мы хотели вас заверить, что есть лечение, которое может помочь при подобных неврозах. – Он помолчал, поудобнее уселся на кровати и посмотрел на Мэлори пристальнее. – Вы недавно пережили утрату, как я понимаю. Опять же, это бывает в таких случаях, мозг женщины становится нестабильным, даже временно выходит из строя. Период ментальной лихорадки может пройти сам по себе. Но на всякий случай мы подумали: будет лучше для вас, если за вами понаблюдают – недолго, поймите. Вы живете в Лондоне, я правильно понял?

Она, онемев, кивнула.

– Прекрасно. В Лондоне есть прекрасные практикующие психиатры. Мы запишем вас обеих на прием, когда вы вернетесь домой.

Она открыла рот, собираясь заговорить, но во рту у нее было сухо.

– И еще кое-что, – сказал врач, вставая. – Вы принимали какие-нибудь назначенные врачом препараты для нервов?

Мэлори прикусила губу. Он не знал. Это должно быть в ее карточке, но они, разумеется, не могли получить ее в такой короткий срок. И, конечно, не сейчас, с этим морозом.

Нет, – сказала она. – Ничего. Когда врач ушел, Мэлори вынула люминал из косметички и подержала конверт на ладони. Таблетки напомнили ей о Тони, о том, как он ее видел. Мэлори, которая не справляется. Возможно, ей и было что-то нужно, но не эти таблетки. Она им не доверяла. Сперва она выбросила их в металлическую мусорную корзину в углу палаты. Потом, подумав, что кто-нибудь может увидеть, выудила их оттуда и одну за другой спускала в унитаз, пока они все не исчезли.

53

Лондон

МАРТ 1963 Г.

На кухонных часах было 9:45. Уже целый час, как Фрэнни ушла в школу, а Мэлори так и ходила в ночной рубашке и халате.

Она приготовила Фрэнни завтрак – миску хлопьев, – пила чай и смотрела, как та ест, потом поцеловала дочь на прощанье у двери и стояла там, пока Фрэнни шла к автобусной остановке по ледяной каше и лужам, чтобы сесть на автобус до школы. Каждое утро она ждала, чтобы Фрэнни обернулась и посмотрела на нее. Каждое утро с тех пор, как они вернулись в Лондон, она возвращалась по узкой лестнице в квартиру и снова ложилась в постель, натягивая одеяло до самого подбородка. Она не могла заснуть. Вместо этого лежала, пытаясь не замечать мысли, клубившиеся в голове.

Пока они жили с Фрэнни вдвоем. Она сказала Фрэнни, что папа скоро вернется, и изображала стойкость ради дочери, но не знала, когда он вернется и вернется ли. Отъезд в Лондон занял вечность. Пришлось ждать хоть какой-то оттепели, чтобы открылись дороги в середине января, пока похолодание снова не обрушилось на страну и не отрезало Норфолк. Состоялся чудовищный телефонный разговор с Тони. Она думала, он скажет, что скучал по ней, что все было ошибкой, но он был слишком зол. Он рычал на нее, угрожал судом. Она отодвинула трубку от уха, пока он бесновался. Она поняла, что в Норфолке слишком много всего произошло, чтобы они вернулись к тому, как все было раньше. То, как она уехала, стало для него выходом. Он жил в квартире над клубом в Сохо, а она на автобусе возила Фрэнни на виллу его родителей в Северном Лондоне и оставляла ее там. Он купил собаку – пушистую замену Ларри, – но собака осталась в доме в Сент-Джонс-Вуд. Она говорила дочери, что у нее дела, но чаще просто доезжала на метро до Хайгейта и бродила по заснеженному кладбищу, разглядывая могилы. Еще она знала, поскольку ей рассказала Фрэнни, что иногда приходила другая «тетя», хорошенькая брюнетка, которую Тони называл Бабс. Оказалось, Мэлори это не настолько возмущало, как она ожидала. У нее была квартира в Пимлико, по крайней мере пока. В этом вопросе он не был жесток. Квартира, однако, была записана на него, это он купил ее с помощью родителей. Они пока не ходили в суд, чтобы решить, что будет дальше, но Мэлори думала, надеялась, что он позволит ей остаться в квартире с Фрэнни, по крайней мере пока она не встанет на ноги. Однажды позвонила его мать, предложила пойти к консультанту по браку. Мэлори, прикусив язык, чтобы не сказать, что он не помешал бы самой свекрови, ответила, что, как ей кажется, Тони не заинтересован в том, чтобы сохранить семью.

– Нельзя понять, пока не попробуешь, – сказала его мать. – Всегда есть способы вернуть брак к жизни, если не придавать такого значения… мужской неосторожности. Для Фрэнсис точно будет лучше, если ее родители останутся вместе. Хотя бы сохранят видимость.

Что будет лучше для ее дочери? Это занимало мысли Мэлори каждый день. Врач в Кромере сдержал слово и дал им обеим направление к психиатру. Ни одна не пошла на прием. Мэлори говорила себе, что не готова, но правда была в том, что она боялась. А Фрэнни она сказала, что та тоже может не ходить по направлению. Она не думала, что больница Кромера будет отслеживать. Не после хаоса этой зимы.

Они заключили молчаливое соглашение, она и Фрэнни, не говорить об этом. Она не давала Фрэнни люминал с той ночи, когда они уехали из дома. Это изначально было идеей Тони, а его больше не было рядом. С тех пор как они уехали из Норфолка, ни одна больше не приняла ни единой таблетки. Мэлори почти не спала и каждое утро вставала с головной болью.

Большой Мороз, как его называли по телевизору, продолжался до конца февраля, свежий снег сменял старые изрытые сугробы и снова и снова укрывал город, пока не начало казаться,