Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

309. СТАРУХИ ОСЕТИИ

На Тереке только проездом бывая,я все-таки вас не забыл второпях,старухи Осетии в красных трамваях,старухи Осетии в черных платках.

Любил я увидеть на уличной встрече,какие нередко случаются тут,как прямо вы держите слабые плечи,как землю кавказскую юбки метут.

На бабушек русских вы мало похожи,суровей глаза и надменнее рты, —тогда почему же так близко тревожатменя отрешенные ваши черты?

Тогда отчего же я, житель столицы,спешу перед вами признательно встать,чего я ищу в этих замкнутых лицах,какую взаимность хочу отгадать?

К чему тут гаданья? С молчащею силойв степях и ущельях победной странынас дважды роднили большие могилы,сперва — революции, после — войны.

И громкая дробь пионерских отрядов,и свадебный шелест девических лент,вся жизнь, что мы прожили словно бы рядомсредь лозунгов этих и этих легенд.

310. ГОРОД НАБЕРЕЖНЫЕ ЧЕЛНЫ

Чудится мне качаньелодочки и волныв самом твоем звучанье,Набережные Челны.

Слушать тайком такуюмузыку не могу:словно бы там танцуеткто-то на берегу.

Связывают рассказыпрошлое городкас баржею и лабазом,с песнею бурлака.

Позже весьма полезнодействовал городок,хлеб для страны железнойзаготовляя впрок.

Слышен он был покаместс музыкою своейлишь по одной по Каме,даже и не по всей.

Громче, хотя бы малость,он и не мыслил стать.Но и ему досталасьгрозная благодать.

Чтоб не отстать от сроку,постановил народставить неподалекуКамский автозавод.

Ливнем переполоха,молниями страстейв город вошла эпохагрузов и скоростей.

Для молодцов монтажных,для пробивных девчатгород одноэтажныйтесен и слабоват.

Утром уже бригадывыправки строевойначали строить рядомгород отдельный свой.

Вот уже потянулисьтам, где таилась тьма,вдоль освещенных улицкаменные дома.

Вот уже в смутной Камезыбко отраженокранами и рукамисложенное кино.

Нынче поют у башенс баками паренькипесни не те, что ваши,камские бурлаки.

И в полевом затишье,в царстве сосны и ржи,всё этажи да крыши,крыши да этажи.

Жителей беспокоя,думаю наперед:имя возьмет какоегород высотный тот?

Хочется, чтоб на Каме,словно вечерний свет,вы сохранили памятьпрожитых нами лет.

Это ведь крайне важно,чтоб в глубине страныжили многоэтажноНабережные Челны.

311. СОТРУДНИЦЫ ЦСУ

Мы позабыли как-то без трудаи вспоминаем нехотя и редкодалекие негромкие года,затишье перед первой пятилеткой.

Чтоб ей вперед неодолимой быть,готовилась крестьянская Россияна голову льняную возложитьбольшой венок тяжелой индустрии.

Предчувствием величия полны,придвинув ближе счеты и чернила,уезды и губернии страныподсчитывали собственные силы.

Вот почему я в лирику внесуизвестных мне по той эпохе дальнеймолоденьких сотрудниц ЦСУ,служительниц статистики центральной.

Я их узнал мальчишеской порой,когда, ничуть над жизнью не печалясь,они с моею старшею сестройпо-девичьи восторженно общались.

Идя из школы вечером назад,я предвкушал с блаженною отрадой,как в комнатушке нашей шелестятмоих богинь убогие наряды.

Он до сих пор покамест не затих,не потерял волшебного значенья,чарующе ничтожный щебет ихнад вазочкой тогдашнего печенья.

Но я тайком приглядывался сам,я наблюдал, как властно и усталопричастность к государственным деламна лицах их невольно проступала.

И счастлив тот ушастый школьник был,воображая молча отчего-то,что с женщинами этими делилвысокие гражданские заботы.

И всё же не догадывался он,что час его предназначенья близко,что он уже Историей внесенв заранее составленные списки.

И что в шкафах статистики стальныхдля грозного строительства хранитсясредь миллионных чисел остальныхего судьбы и жизни единица.

312. МЕМУАРЫ

И академик сухопарый,и однорукий инвалид —все нынче пишут мемуары,как будто время им велит.

Уж хорошо там или плохо,они ведут живую речь,чтоб сохранить свою эпоху,свою историю сберечь.

Они хотят, чтоб не упалос телеги жизни прожитойтравинки даже самой малой,последней даже запятой.

И, отойдя в тенек с дороги,чтоб не мешаться на пути,желает каждый сам итогивойне и миру подвести.

Они спешат свой труд полезныйотдать в духовную казнуРоссии, сердцу их любезной,как говорили в старину.

И мы читаем, коль придется,не поднимая головы,и стиль реляций полководца,и слог прерывистый вдовы.

Как словно нас нужда толкаетили обязанность зовет,—пора, наверное, такая,такой уж, видимо, народ.

313. БАНКЕТ НА УРАЛЕ

Хотя нужды как будто нети хвастать этим толку мало —случился первый мой банкетв снегах промышленных Урала.

От яств его дощатый столв пустынном клубе не ломился, —однако он произошел,он, как событье, совершился.

Я был поэтом молодымс одною книжкой за душою,но самолюбием своимуже считал, что что-то стою.

Не то чтоб там прославить Русь,как гениальные поэты,но всё же видел, что гожусьдля вечеров и для газеты.

И как бы ни было,                                     туда,на том дымящемся Урале,на это пиршество трудаменя, как равного, позвали.

Придя сюда, как на ликбез,я, как и позже, чести радии в первый ряд ничуть не лез,и не хотел тесниться сзади.

Я знал, что надо жить смелей,но сам сидел не так, как дома,вблизи седых богатырейпобедных домн Наркомтяжпрома.

Их осеняя красоту,на сильных лбах, блестящих тяжко,свою оставила чертуполувоенная фуражка.

И преднамеренность однанезримо в них существовала,как словно марка чугунав структуре черного металла.

Пей чарку мутную до дна,жми на гуляш с нещадной силой,раз нормы славы и винасама эпоха утвердила.

Но я не слышал этих слов,я плохо ел и выпил мало,как будто мне своих хлебови песен собственных хватало.

Я не умел тогда молчатьи на своем стоял открыто,как на тарелочке печатьблагословенного Нарпита.

Свою обуздывая прыть,я всё шептал стихотворенье,чтоб на проверке заслужитьстола такого одобренье.

Хоть я не знал еще тогои только нынче понимаю,что не себя там одногоя представлял и представляю.

314. ПОЗДНЯЯ БЛАГОДАРНОСТЬ

Ты, несказанная странадождей и зорь, теней и света,не сохранила именасвоих дописьменных поэтов.

Поклон им низкий до землиза то одно, что в оны годыони поэзию ввелив язык обычный обихода.

Тому пора воздать хвалу,кто без креста и без купелидал имя грозное орлуи имя тайное свирели.

Я, запозднясь, благодарютого, кто был передо мноюи кто вечернюю зарюназвал вечернею зарею.

Того, кто первый услыхалкапель апреля, визг морозаи это дерево назвалтак упоительно — березой.

Потом уже, уже потомсюда пришел Сергей Есенинотогревать разбитым ртомее озябшие колени.

315. НЕДОПЕСОК