След грифона - Сергей Максимов

Глава 16. Строки и судьбы

Мария Александровна Суровцева и Маргарита Ивановна Мирк ждали гостей. К обычной в таких случаях суете прибавлялось и волнение. Уже третий месяц не было писем от племянника. Весть о своем Сереже они получили с самой неожиданной стороны. Вчера, уже вечером, мальчик-курьер принес короткую записку от Александра Васильевича Адрианова. Бывший редактор закрытой большевиками газеты «Сибирская жизнь» писал: «Завтра непременно буду у вас. Буду не один. Есть весточка от вашего племянника. Не волнуйтесь. Он жив-здоров. Подробности при встрече». Получив эту записку, женщины бросились звонить на квартиру Александра Васильевича. Звонили Макушину. Безрезультатно. Выяснили только то, что оба встречают какого-то важного гостя. Тетушки сообщили и Асе то немногое, что узнали сами. С волнением, ничуть не меньшим, чем было у тетушек, приехала Ася. Она так же давно не получала писем от своего Сергея. Что было для нее крайне непривычно и тревожно. Сегодня они снова, уже втроем, звонили куда только могли. Выяснили, что Адрианов утром появился дома и сразу же куда-то уехал. У Макушина его не было. Но Макушин хотя бы сказал, что он, Адрианов, собирался ехать к ним. Общее волнение разделяла и Параскева Федоровна, вставшая в доме раньше всех и уже приготовившая и завтрак и обед.

– Ну где? Где этот несносный Адрианов? – в который раз вырвалось у Аси. – Неужели он не понимает, что мы все с ума готовы сойти?

В любом другом случае тетушки, возможно, и осудили бы такое неуважительное слово, как «несносный», по отношению к Адрианову, но искреннее волнение Аси разделяли и они.

– И вообще, у меня такое чувство, что взрослые серьезные люди стали играть в детские игры, – продолжала Ася. – То они Сибирь от России хотят отделить, то вдруг о какой-то борьбе начинают говорить. И все со всеми хотят бороться. Я решительно ничего не понимаю.

– Милая Ася, мужчины по большому счету всегда остаются мальчишками. В этом нет ничего удивительного, – улыбаясь, пыталась смирить Асю Мария Александровна. От улыбки ямочки на ее щечках становились заметнее.

– В любом случае и Адрианов, и Макушин, и сам Потанин не могут не принимать участия в событиях, происходящих в стране. Вы же должны понимать, что все, что сейчас происходит, не может продолжаться долго, – поддержала Маргарита Ивановна свою дальнюю родственницу и самую близкую в жизни подругу.

– Цены. Цены-то куда залезли, – на свой манер вступила в разговор Параскева Федоровна. – Рыба и та становится не по карману. Когда в Сибири такое было?

– Все должно наладиться. Нужно верить, – неизвестно кого успокаивала Мария Александровна.

Зазвонил дверной звонок в прихожей. Параскева Федоровна пошла открывать дверь. Тетушки и Ася устремились следом. Так, все четверо, они и встретили гостей. С Адриановым были еще двое мужчин, гражданская одежда которых не могла скрыть военную выправку.

– Здравствуйте, милые дамы. Простите, что так долго к вам шли, – приветствовал и извинялся с порога Адрианов.

– Александр Васильевич, дорогой, что же вы нас так мучаете? – принимая у гостя шапку и шубу, говорила Мария Александровна.

– Раздевайтесь, господа. Проходите, – помогала подруге Маргарита Ивановна. – На улице такой мороз!

– Та теплота, с которой нас встречают в Сибири и в Томске, согревает даже в такие лютые морозы, – улыбаясь, сказал один из гостей, старший другого и по возрасту, и, вероятно, по воинскому званию. – Никогда бы не подумал, что в апреле месяце может быть так холодно.

Не дожидаясь помощи Адрианова, гость сам представился:

– Флуг. Василий Егорович Флуг. А вы, надо полагать, тетушки Сергея Георгиевича Мирка-Суровцева.

– Маргарита Ивановна. Мария Александровна, – представил хозяек квартиры Адрианов.

Генерал Флуг, привыкший за последние дни к тому, что он в центре внимания, вел себя непринужденно и даже покровительственно, как показалось Асе. Он поцеловал руки дамам. Задержав руку Аси и глядя ей в глаза, спросил:

– Вы Ася?

– Да, – коротко ответила молодая женщина.

– Для вас у меня тоже послание, – сказал он и похлопал ладонью по портфелю крокодиловой кожи, который был у него в руках.

– Прошу в гостиную, господа, – пригласила Мария Александровна.

– Обед прикажете подавать? – поинтересовалась Параскева Федоровна.

Адрианов, как человек, часто бывавший в этом доме, распорядился за хозяев:

– Параскева Федоровна, подавайте самовар. Так получилось, что мы уже отобедали. У Параскевы Федоровны всегда чудные пирожки, господа. Уверяю вас, таких вы не попробуете больше нигде. Уж я-то знаю.

Адрианов говорил чуть в нос. Нос был у него изуродован зверем на медвежьей охоте. Он заметно постарел за десять лет, которые минули с того знаменательного для Сергея и Аси бала. Сильно его надломили события последнего года. Революция реальная оказалась совсем не такой, какой представлялась большинству русских интеллигентов. И со страниц «Сибирской жизни» уже звучали его обвинения большевикам, «которые мнят себя спасителями Родины и революции».

Второй гость почувствовал себя неловко. Его не представили, а сам он не нашел момента, чтобы назваться. Уже в гостиной Мария Александровна, взглянув на этого хмурого господина, поняла, что Андрианов и они сами допустили бестактность.

– Как вас зовут? – спросила она гостя.

– Николай Николаевич, – ответил за гостя Адрианов. – Николай Николаевич, вы уж простите меня. Вы человек свой, и мне подумалось, что вы сами представитесь.

– Сумароков, – по-военному кивнув, сказал гость.

– Вы, кажется, томич. Я, по-моему, вас где-то встречала, – точно вспомнила лицо гостя Маргарита Ивановна.

– Не совсем томич, но уже достаточно давно нахожусь здесь.

– А я о вас слышала, – вставила свое слово Ася.

– От кого же? – искренне удивился Сумароков.

– От Пепеляева.

При упоминании фамилии Пепеляева Сумароков чуть вздрогнул. Без того хмурый вид его стал еще более суровым.

– И что? Надеюсь, подполковник Пепеляев не сказал обо мне ничего задевающего мою честь? – спросил он.

– Нет. Он просто сказал, что есть такой бравый полковник Сумароков. Кстати говоря, Анатоль знает, что мы ожидаем вестей от Сергея, и потому должен тоже прийти. Они давние друзья.

По лицу Сумарокова можно было понять, что он не обрадовался такому известию.

– Я знаю об их дружбе, – сдержанно произнес он.

– Ну что ж, получите корреспонденцию, – расстегнул свой портфель Флуг и отдал дамам два письма в одинаковых конвертах. – Это вам, сударыни. А это, надо полагать, вам, Асенька.

Ася двумя руками взяла письмо, адресованное ей, и, прижав конверт к груди, быстро вышла в другую комнату. В этом было что-то одновременно трогательное и комичное, и Флуг с Адриановым рассмеялись. Сумароков, занятый своими мыслями, не понял, что вызвало смех. В первые секунды он даже решил, что смеются над ним. И лишь поняв, что совсем не он явился причиной веселья, офицер несколько успокоился.

Полковник артиллерии Сумароков был крайне честолюбивым человеком. Профессия военного предполагает честолюбие порой не меньшее, чем у артиста. Недаром говорят: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Но у Сумарокова сформировался уже «наполеоновский комплекс». Он всегда считал себя незаслуженно обойденным. Он давно задумывал создать в Томске офицерскую организацию. Он многое сделал, со многими поговорил, но случилось так, что приехавший с фронта Пепеляев в одночасье стал лидером среди офицеров. И это было тем обиднее для Николая Николаевича, что сам Пепеляев воспринял это как должное. Мало того, будучи младше чином, сразу же стал спорить с ним, с Сумароковым, который так много сделал. Сумароков хотел сам сначала встретиться с генералом Флугом, приехавшим с Дона, где уже вовсю гремела Гражданская война, а уже потом на собрании офицеров представить генерала остальным членам военной дружины. Но так получалось, что Пепеляев и здесь перешел ему дорогу.

Женщины читали письма. Мужчины вполголоса разговаривали. По обыкновению, начал разговор Флуг:

– Я, находясь в Сибири, боюсь заразиться благодушием. В европейской России все настолько стало другим, что невольно завидуешь вам. Поэтому как-то верится, что именно с Сибири может начаться выздоровление нашего Отечества. И уже потому резолюцию Сибирской думы об отделении Сибири от России я не принимаю и не могу принять.

– Василий Егорович, поверьте мне, человеку, которого и при царизме называли «областником». Сибирскую думу и я не воспринимаю всерьез. А уж тем более это так называемое правительство. И потом, знаете, как происходило первое заседание этого правительства? Я вам расскажу. Более или менее значимых людей большевики попросту арестовали до этого. Даже я не избежал такой участи. Так вот! На квартире собралось человек двадцать членов Думы, которых даже большевики не посчитали нужным арестовывать. Это из полтораста-то депутатов! Эти собравшиеся двадцать человек избрали председателем правительства некоего Дербера, не имеющего никакого отношения к «областничеству» и к Сибири, как и к самому русскому народу. Назначили шестнадцать министров с портфелями и четверых без портфеля и отбыли в неизвестном направлении.