Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

l:href="#n_707" type="note">[707], облегчили вербовку людей в тайное общество «Народная расправа», которое Нечаев начал создавать в Москве. Общество основывалось на слепом доверии и беспрекословном повиновении участников руководителю – Нечаеву, скрывавшему от своих новых товарищей правду о действительном положении затеянного им предприятия. Когда один из членов новой организации, студент Иванов, стал обнаруживать известную самостоятельность, недоверие к сообщениям руководителя, Нечаев при участии других членов комитета общества (П. Успенского, А. Кузнецова, литератора И. Прыжова, Н. Николаева) убил Иванова (ноябрь 1869 г.). Нечаев, правда, обвинил Иванова в предательстве, но это обвинение, как потом стало ясно участникам убийства, не имело под собой почвы. Нечаевская организация тогда же, зимой 1869/70 г., была разгромлена.

Лично Нечаеву удалось во время разгрома организации скрыться за границу. Продолжая мистифицировать и русскую эмиграцию, и отдельных представителей европейского революционного движения, он осуществил несколько новых издательских предприятий, из которых самым крупным была попытка возобновить «Колокол» при содействии Огарева и Наталии Герцен, одной из дочерей А.И. Герцена (было выпущено весной 1870 г. шесть номеров). Нечаев выпустил также (в течение 1870 г.) ряд листовок, написанных частью им самим, частью Огаревым и др.[708] Таковы воззвания: «К русскому мещанству» («Братья мещане, мужички городские!..») от имени несуществовавшей «Думы всех вольных мещан», «К русскому купечеству» от имени столь же мифической «Конторы компании вольных русских купцов», «Сельскому духовенству» с подписью «От истинных пастырей»[709], «Благородное российское дворянство», подписанное «Потомки Рюрика и Партия российского независимого дворянства».

В прокламации к дворянству Нечаев призывал его «с львиным мужеством воспрянуть от унижения и встать под гордо развевающееся знамя потомков древнего рюрикова дома» для борьбы с «современной императорской властью». В числе «доблестей» дворянства фигурировали «рыцарское служение Николаю I», спасение Российского государства от «наплыва социальных утопий» во время «бурных ураганов народного безумия в Европе» в 1848 г. и пр. Прокламация сочувственно упоминала о «сиявшем доблестями» М.Н. Муравьеве и гонимом М.Н. Каткове, который-де «вынужден был заявить о несолидарности с дворянством, хотя он наш и телом и душой»[710]. Этот перл хорошо иллюстрирует политический авантюризм, безграничную неразборчивость в средствах Сергея Нечаева.

Против нечаевщины решительно выступили Маркс и Энгельс. Разоблачению вредных сторон деятельности Нечаева много содействовал Герман Лопатин. В 1870 г., бежав из ссылки за границу, Лопатин сблизился с Марксом и информировал его о действиях Нечаева, вредивших престижу I Интернационала, поскольку Нечаева выставляли в некоторых кругах в качестве агента I Интернационала. К тому же Маркс и Энгельс справедливо увидели в нечаевщине крайнее выражение анархических тенденций, которые пытался привить рабочему движению на Западе Бакунин. Объявив войну нечаевщине, они широко использовали помощь, которую оказали им, кроме Лопатина, представители молодой русской эмиграции, группировавшиеся вокруг Николая Утина и создавшие к началу 1870 г. Русскую секцию I Интернационала. Позже им помогли в этом корреспонденты из самой России (Н.Ф. Даниельсон и др.). На Лондонской конференции Интернационала в сентябре 1871 г. Утин выступил с докладом о нечаевском деле. Конференция уполномочила Генеральный совет сделать публичное заявление по этому делу. Оно было написано в октябре 1871 г. Марксом и опубликовано в печати. Маркс категорически заявлял, что Нечаев никогда не был ни членом, ни представителем Интернационала, что он узурпировал имя Международного товарищества рабочих, использовав его в своих целях[711]. В уже упоминавшейся брошюре против бакунинского «Альянса», изданной в 1873 г. по поручению Гаагского конгресса Интернационала, видное место уделялось разоблачению нечаевщины в целом и роли в ней Бакунина[712] на основании данных судебного процесса нечаевцев и разбора изданий Бакунина и Нечаева.

В 1872 г. Нечаев был выдан швейцарскими властями царскому правительству и, приговоренный к каторге, подвергнут долголетнему заключению в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Ему удалось вскоре распропагандировать крепостную стражу и подготовить себе побег, который, однако, вследствие предательства провалился. Нечаев умер в Петропавловской крепости в 1882 г. Характеризуя Нечаева, В. Засулич писала: «Он до конца сохранил свою почти невероятную энергию. Ничего не забыл он за долгие годы одиночного заключения, ничего не забыл и ничему не научился. До самого конца он сохранил глубокое убеждение, что мистификация есть лучшее, едва ли не единственное средство заставить людей сделать революцию»[713].

Еще до задержания и выдачи Нечаева, в 1871 г., перед царским судом предстали арестованные в 1869 г. члены нечаевских организаций (московской и петербургской) и многие так или иначе соприкасавшиеся с нею лица, не исключая революционеров, составлявших оппозицию Нечаеву. Процесс раскрыл перед обществом (он шел при открытых дверях) неблаговидные приемы Нечаева. Но одновременно он явился показателем уже довольно быстро и широко нараставших с конца 60-х годов среди активной интеллигентной молодежи (независимо от нечаевщины и вопреки ее отрицательному опыту) революционных настроений. Процесс и сам в известной мере послужил толчком к их дальнейшему росту и усилению.

События 1868 – 1869 гг., с которыми связана и деятельность Нечаева, относятся уже по сути дела к той полосе в истории разночинно-демократического движения в России, когда непосредственно подготовлялся новый период этого движения, период собственно народнического революционного движения 70-х годов. Процесс же так называемых нечаевцев происходил в начале этого нового периода.

Именно деятели революционного движения 70-х годов оставили нам свои воспоминания об этом процессе. Публикуя в 1875 г. в Женеве так называемую «Записку Палена», издатели революционного органа «Работник» в своем послесловии к записке отмечали, что «лучшая, самая живая часть» русского общества «вынесла из процесса убеждение в честности обвиняемых и в правоте их главных стремлений» (т.е. стремлений демократической молодежи защитить интересы крестьян и бороться против помещиков и царизма) и что, таким образом, процесс сам послужил средством пропаганды, под его влиянием «выработалось немало новых революционных деятелей». С другой стороны, процесс показал русским революционерам их ошибки и заблуждения и «заставил искать других, лучших путей для деятельности»[714]. Последнее утверждение следует, в частности, отнести к вопросу о характере нечаевской организации, о приемах ее построения и работы: новое поколение революционеров-семидесятников решительно осудило этот характер и эти приемы. Революционная русская молодежь начала 70-х годов, как свидетельствует О. Аптекман, отнеслась «резко отрицательно к нечаевщине как к форме революционной борьбы»[715].

7. Первые шаги рабочего движения в пореформенной России

Реформа 1861 г. при всей своей половинчатости дала сильнейший толчок процессу