Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

тех прав, которые им были уступлены после смерти Николая… Правительство стало закрывать (учебные заведения. – Ш.Л.), студенты разослали очень умеренную прокламацию по городу, – говорят, лучше пойдут в Сибирь и крепость, чем уступить»[698]. Касаясь репрессий против студентов, Герцен говорил о неизбежности жертв: «…но борьба, всякая историческая борьба и вырабатывание идет этим путем»[699].

Следует подчеркнуть, что Нечаеву и его сторонникам далеко не удалось овладеть студенческим движением. Противники Нечаева признавали его оценку положения в народе и ближайших перспектив неправильной, а попытки немедленного осуществления его планов гибельными для роста революционного движения среди молодой демократической интеллигенции. К разногласиям программного и тактического характера присоединились глубокие расхождения в вопросе о способах действия, ибо очень скоро обнаружились специфические приемы Нечаева, наложившие самый тяжелый отпечаток на весь связываемый с его именем эпизод революционного движения.

Не чувствуя себя кровно связанным с той средой, в которой он работал, относясь к ней с недоверием и презрением и встречаясь с упорным сопротивлением со стороны людей, не разделявших его взглядов, Нечаев едва ли не с первых шагов стал применять в своей деятельности ложь, мистификацию, шантаж. Все это, конечно, не сразу раскрылось. Тем не менее уже в начале 1869 г. сильная оппозиция против Нечаева в Петербурге была налицо. Во время мартовских студенческих волнений 1869 г. большинство связанных с Нечаевым людей было арестовано, и начавшаяся в Петербурге организационная работа нечаевцев оборвалась. Новую попытку создать свою организацию Нечаев сделал осенью 1869 г. в Москве. Ей предшествовала на этот раз литературная подготовка из-за границы, куда бежал Нечаев.

Главную роль в этой подготовке играл не сам Нечаев, а Бакунин, с которым у Нечаева вначале установилось тесное сотрудничество. После поражения польского восстания Бакунин уехал на несколько лет в Италию, где он подверг пересмотру свои взгляды. Пересмотр этот шел в направлении анархизма, элементы которого были у Бакунина и раньше, но который принял у него вид законченной теории только во второй половине 60-х годов. Сильное влияние при этом пересмотре оказали на Бакунина взгляды Прудона. Плеханов в «Наших разногласиях» назвал Бакунина «реформатором прудонизма», а все его мировоззрение определил как «смешение социалистических теорий „латинских стран“ с русскими крестьянскими „идеалами“, народного банка Прудона – с сельской общиной, Фурье – со Стенькой Разиным»[700].

Взгляды Бакунина по-своему отражали стихийное недовольство и протест мелкобуржуазных масс крестьян и ремесленников; успехом они пользовались, естественно, в тех странах (Россия, Италия, Испания и т.д.), где капиталистические отношения были еще слабо развиты, кадры промышленного пролетариата еще не столь многочисленны, где капиталистическая эксплуатация осложнялась обильными пережитками докапиталистических форм[701]. Бакунин, создав тайные сектантские организации – «Интернациональное братство» и «Альянс социалистической демократии» – на основе своей анархистской программы, «диаметрально противоположной»[702], как он сам заявлял, программе Маркса и возглавляемого Марксом I Интернационала, попытался вмешаться в дела Интернационала и захватить руководство им. Это привело к острейшей борьбе между бакунистами и руководимым Марксом Генеральным советом I Интернационала, в которой и нечаевский эпизод сыграл свою роль.

Бакунин увидел возможность тесно связаться с русским движением через Нечаева, при его помощи надеялся перенести в Россию свой «Альянс», сделать проектируемую русскую ветвь «Альянса» руководителем революционной борьбы в России[703]. Поэтому Бакунин горячо поддержал приехавшего за границу Нечаева и держался союза с ним (разрыв Бакунина с Нечаевым произошел летом 1870 г., когда методы Нечаева обернулись и против него).

Начиная с весны 1869 г. Нечаевым и Бакуниным были выпущены за границей ряд листовок и воззваний, журнальчик «Народная расправа», зашифрованный «Катехизис революционера». Перу Нечаева принадлежала только некоторая часть этих документов; автором большинства из них, в том числе и пресловутого «Катехизиса», был Бакунин[704].

Вся эта литература была рассчитана на интеллигентную молодежь, задачи которой излагались в последовательном анархистском духе. В ней выражалась уверенность в близости народного восстания: «Всенародное восстание замученного русского люда неминуемо и близко» («Народная расправа»). На молодую интеллигенцию возлагалась задача объединения «разрозненных мужицких взрывов в народную революцию, осмысленную и беспощадную», на нее возлагалась роль «коллективного Стеньки Разина». «Ступайте в народ!» – призывал Бакунин. – «Там ваше поприще, ваша жизнь, ваша наука». Молодежи предлагалось обратить особое внимание на «разбойничий мир». Разбойники, по мнению Бакунина, составляли «мир русской революции», с которым должны быть связаны революционеры-интеллигенты («Постановка революционного вопроса»). Так лозунг «в народ» дополнялся в бакунинско-нечаевской агитации другим – к «разбойникам», за слияние крестьянского бунта с «разбойничьим бунтом». О значении союза с разбойниками говорилось и в «Катехизисе революционера». «Соединимся с лихим разбойничьим миром, с этим истинным и единственным революционером в России». По этому поводу в знаменитой антибакунистской брошюре I Интернационала «Альянс социалистической демократии и Международное товарищество рабочих» отмечалось, что Бакунин «смешивает в одну кучу вождей народных восстаний XVII и XVIII веков с современными русскими разбойниками и грабителями»[705].

«Катехизис» представлял собой характерный для нечаевщины документ. Задачей революционеров «Катехизис» признавал полнейшее и скорейшее разрушение «государственного, сословного и так называемого образованного мира». Не может быть настоящим революционером тот, кому «чего-нибудь жаль в этом мире», кто «может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором все и все должны быть ему равно ненавистны». Все «поганое общество» «Катехизис» разделил на несколько категорий. Одни «неотлагаемо» осуждались на смерть, другим «даровалась» временно жизнь, чтобы они «рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта», третьих рекомендовалось «эксплуатировать всевозможными манерами и путями, опутать их, сбить их с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами». Отдельный параграф был направлен против «доктринеров, конспираторов и революционеров в праздноглаголющих кружках и на бумаге», т.е. на деле против тех представителей самой демократической среды, которые останутся вне прямого руководства бакунинско-нечаевской организации. «Их надо, – говорилось в „Катехизисе“, – беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих»[706]. В целом «Катехизис» ориентировал активную молодежь на применение мистификаторских, двурушнических, авантюристических приемов.

При возвращении Нечаева в Россию Бакунин снабдил его мандатом за своей подписью, в котором Нечаев величался одним из «доверенных представителей» русского отдела «Всемирного революционного союза». Мандат этот и объяснения Нечаева, выдававшего мифическую организацию, от имени которой он выступал, за часть I Интернационала, притом якобы наиболее революционную и влиятельную