Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

не в пример прибыльнее, чем жизнь единичная…»[665] Кроме ассоциаций, ишутинцы интересовались устройством библиотек и небольших школ, которым придавали главным образом значение опорных пунктов для пропаганды и организации (в известной мере такую роль призваны были играть и «ассоциации»).

Первый период работы ишутинского кружка прошел в таких попытках и планах, имевших еще полулегальный, а иногда совершенно легальный характер. Но уже примерно к началу 1865 г., по свидетельству члена кружка Загибалова, «Ишутин начал говорить, что мы занимаемся пустяками и что для достижения нашей цели нужно употреблять самые энергичные меры»[666].

Употребление «энергичных мер» предполагало необходимость более строгой и оформленной организации своих сил. Она и происходит в течение 1865 г., когда прежний, очень немногочисленный и сравнительно аморфный кружок, расширяясь в своем составе, принимает вид более или менее оформленной организации, так просто и названной: «Организация».

«Организация» строилась в расчете на подготовку «социальной революции». «Революцию должно было производить, действуя на страсти народа»[667], – показывал на следствии Ермолов. «Предполагалось, – говорил сам Ишутин, – когда будет достаточно приготовлен народ, предложить правительству устроить государство на социалистических началах, и если [оно] не согласилось бы, то произвести революцию, чтобы достичь непременно своей цели и основать новое правительство на началах социальных»[668]

Нельзя предположить, чтобы Ишутин допускал на деле возможность обойтись без устранения наличного правительства, без революционного переворота. Одним из важнейших средств для уничтожения существующего общественного строя и для возбуждения народных масс к борьбе Ишутин ошибочно признавал террор. «Посредством систематических цареубийств достигнуть социальной революции» – так формулировал стремления по крайней мере одной части организации, возглавляемой Ишутиным, один из подсудимых[669]. Взгляд на террор как на средство осуществить «социальную революцию» находит подтверждение в рукописной прокламации, распространявшейся членом организации ишутинцев Каракозовым, совершившим покушение на Александра II. В этой прокламации говорилось: «Удастся мне мой замысел, я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу, русскому мужичку. А не удастся, так все же я верю, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути… Пусть узнает русский народ своего главного могучего врага, будь он Александр второй или Александр третий и так далее – это все равно. Справится народ с своим главным врагом, остальные, мелкие его враги – помещики, вельможи, чиновники и другие богатеи – струсят, потому что число их вовсе незначительно. Тогда-то и будет настоящая воля. Земля будет принадлежать не тунеядцам, ничего не делающим, а артелям, обществам самих рабочих. И капиталы… будут принадлежать тем артелям рабочих. Артели будут производить выгодные обороты этими капиталами и доход делить между всеми работниками артели поровну»[670]. Последние строки показывают также, что среди ишутинцев были распространены мелкобуржуазные уравнительные представления о социализме.

Ишутинцы в отличие от выступавших в конце 70-х годов террористов-народовольцев не считали цареубийство средством борьбы за политическую свободу. Этой последней задачи (как самостоятельной) ишутинцы перед собой по существу не ставили.

По поводу конституционных планов либералов Ишутин во время следствия указывал, что в случае их победы «народу будет в сто раз хуже, чем теперь, ибо выдумают какую-либо конституцию на первый раз и вставят жизнь русскую в рамку западной жизни; эта конституция найдет сочувствие как в среднем, так и в высшем сословии, ибо она гарантирует личную свободу, даст дух и жизнь промышленности и коммерции, но не гарантирует от развития пауперизма и пролетариата, а скорее способствует»[671].

Здесь мы встречаемся с характерными для многих народников начала и середины 70-х годов страхами перед политическим преобразованием России по образцу капиталистических конституционных государств. Ишутинцы в данном вопросе сделали шаг назад в сравнении с основными демократическими программами начала шестидесятых годов.

В этом отношении более зрелым был петербургский кружок, связанный с ишутинцами. Его руководитель И.А. Худяков придавал завоеванию демократических политических форм громадное значение и признавал необходимость демократической конституции и земского собора на основе «поголовной» подачи голосов[672].

В тесной связи с террористическими замыслами стоял план создания внутри «Организации» более узкого, особо законспирированного кружка, которому, судя по материалам следствия, предполагалось дать название «Ад». Этот маленький заговорщический центр должен был бы, помимо организации покушений на царя, взять на себя тайный надзор за действиями и настроениями всех революционных кружков, предупреждать злоупотребления с их стороны, понуждать пассивных «к непременной деятельности»[673].

Любопытно, что отправной точкой для организации «Ада»[674] явились слухи об образовании «Европейского революционного комитета». Слухи эти были привезены И.А. Худяковым, ездившим в 1865 г. по поручению Ишутина за границу. Худяков сообщил, как показывал потом на суде Ишутин, что «существует Европейский комитет, что он помогает революционным движениям во всех государствах, что к числу членов комитета могут принадлежать и русские, и французы, и англичане, потому-то называется он Европейским комитетом»[675]. Возможно, что в сообщении Худякова нашел отражение факт организации (в конце 1864 г.) Международного товарищества рабочих – I Интернационала. Однако те подробности, которые передавал Ишутин своим товарищам по кружку о «Европейском комитете», ничего общего не имели с характером и целями Интернационала. Вообще склонный прибегать к мистификациям, Ишутин представил им «Европейский революционный комитет» в качестве интернационального заговорщического центра, снабжающего революционеров отдельных стран средствами для террористической деятельности[676]. Разговоры о «Европейском революционном комитете» придавали более реальный характер планам цареубийства. Правда, проекты, связанные с организацией «Ада», и самый план цареубийства вызвали в группе ишутинцев разногласия. В группе было течение, руководимое Мотковым, которое стремилось держаться только пропаганды, насаждения ассоциаций и т.д. и противилось «энергичным мерам» Ишутина[677]. Но и среди ближайших единомышленников Ишутина (Ермолов, Юрасов, Загибалов и др.) немедленный переход к террору вызывал возражения. Однако один из участников организации, двоюродный брат Ишутина Д.В. Каракозов, весной 1866 г. решился во что бы то ни стало привести в исполнение план цареубийства. Не считаясь с мнением ряда остальных ее членов[678], Каракозов отправился в Петербург для совершения террористического акта и 4 апреля 1866 г. стрелял в царя. Покушение не удалось; Каракозов был арестован, и вслед за этим была разгромлена вся ишутинская организация.

При всей ошибочности многих тактических и организационных взглядов ишутинцев, при утопичности их «социалистических» планов ишутинско-каракозовское дело в целом было показателем безуспешности всех усилий правительства уничтожить дух борьбы и протеста в среде демократической интеллигенции.