Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только Кари думает об этом, картина распадается, и злой ураган швыряет ее, сбрасывает с небес к корням мира и ввергает в новое откровение. Повсюду гремит, брызжет сила; реальность трещит, дает течь. Восстает Повелитель Вод, и она барахтается в его тенетах. При этом она же – наконечник его копья. Завоевание Ильбарина проходит в прошлом и одновременно прямо сейчас, с ней и с Повелителем Вод. Матерь Облаков родит в поднебесье чудовищ. Кракен взбалтывает океан, и святые Повелителя Вод в невыносимой боли кричат, ибо море – их кровь, и мгновенно осушаются до пустых оболочек, вяленые тела замирают у кромки прибоя. Похищенные воды откатываются назад, и по внезапно нагому морскому ложу грядет маршем воинство ужасов, шествует через Огнеморье посуху, чтобы взять град Ильбарин в осаду. И во главе этой орды Царица Львов Пеш, ишмирская богиня войны.
Ее глаза – золотое пламя горящих городов. Ее голос – все боевые кличи на свете, рев – каждый взрыв, каждая катастрофа. Она – сама война с окровавленными когтями, победа с лоснистым боком, сила и слава.
Ревущие буруны катятся вновь, и среди буйства волн Кари замечает мелкое пятнышко. «Роза»! «Спаси их», – мысленно просит она. Молит. Повелитель Вод простирает длань и поднимает «Розу» из моря.
Кари опять в Гвердоне. На корабле, что сделан из Шпата, на корабле, что и есть Шпат. Последняя божья бомба у них, но кругом грохочет ишмирское вторжение. Пеш стоит в воде посреди затопленной Мойки, ее легионы наступают на Гвердон. С высот грохочет артиллерия, последние защитники сплотили ряды на улице Сострадания. Кари направляет корабль, Крыс поджигает запал, и бомба запущена, летит над городом по дуге, чтобы взорваться разрядом обнуляющей пустоты.
Кари хватают, тянут чьи-то руки. Вокруг совершенно темно. Она сопротивляется. Адро, балда, отважный дурень, приходит на выручку, вытаскивает ее из разлома, тянет назад, на поверхность.
Ему ни черта не понять. Кари вступила в контакт, но не успела дойти до цели. Повелитель Вод тоже балда, сломленный бог, брызжет случайными мыслями и картинками прошлого, посчитав, что они могут быть связаны с Кари. Ему тоже ни черта не понять. А она смогла бы наставить его на правильный путь, найти куда приложить силу бога. Бифосы отнесли бы их домой. Бифосы отнесли бы их даже в Кхебеш.
В легких полно воды. В голове полно богов.
Адро, не церемонясь, выпихивает ее из воды, швыряет на плот, как мешок с илиастром. Подтягивается сам, кряхтит, переворачивает Кари, чтобы ее выташнивало за край. На груди моряка кровоточит свежая рана. След от укуса.
– Надо. Обратно… – стонет она между залпами морской воды и рвоты. Ее рвет поблескивающим илиастром, и Кари сама не знает – то ли это мистические последствия видения, то ли она работала с сырым веществом слишком много.
– Я дергал веревку, – произнес Рен, – как только их увидел.
Кари подняла голову – на плот надвигалась тень гхирданского моторного судна. Чародейка в броне стояла впереди, будто носовая фигура, отлитая из вороненой стали.
Глава 19
Пока поезд проносился под Гвердоном, Бастон сидел в молчании. Вир нервно поеживался, удаляясь от безопасного Нового города. Тут, внизу, жарко, воздух насыщен копотью и паром. Во вспышках огней представали разнородные картины туннелей – здесь кирпичная стена в капельках воды от замурованной поблизости речки, там размалеванная рисунками арка. Дальше темнота, темнота, упырьи глаза, опять темнота.
– Мой двоюродный брат… он стал немного не свой, – начал Вир, понизив голос. – Ты был с ним, когда это началось. Расскажи, что ты знаешь об этой штуке, которая с ним разговаривает.
– Не надо говорить об этом вслух, – буркнул Бастон. – Не здесь, не сейчас. – Они ехали выполнять задание.
– Именно здесь говорить об этом и надо. Тут он нас не подслушает. – Вир покачал головой: – У нас дома, в Лириксе, святых сажают в сумасшедшие дома, которые называют монастырями. Для их же защиты. У святых глаза прикованы к небу, а смертный мир они не замечают. Не видят, какой несут вред. Мы святых в наши дела не берем. – Он скороговоркой пробормотал перечень проклятий или молитв на лириксианском, затем взглянул на Бастона: – Мы встали на опасный путь. Без надзора над ним он может слишком далеко зайти. Втравит нас в беду.
– Не сейчас. – Бастон придвинулся. – Тебе же придется говорить от имени брата? Тогда сожри свои колебания к херам. Скажешь Манделю, что, если он не хочет кончить как Дредгер, пусть соглашается на сделку. Больше говорить ничего не нужно, надо только показать в себе сталь. Если дашь слабину, они ни за что не примут пепел.
Вир ощерился:
– Ты-то даже не Эшдана. Нечего так со мной разговаривать.
– И что, – спросил тихо Бастон, – ты по этому поводу сделаешь?
Похоже, ответ – ничего. Вир отодвинулся и вжался в сиденье, отстраняясь от Бастона как можно дальше. Скрюченный тревогой и желчью гхирданец выглядел сейчас как удавленник. Опять забормотал под нос, на этот раз, очевидно, проклятие. Самое смешное, что чутье Бастона было согласно с Виром. По натуре Бастон был осмотрительным, что и требовалось от ближайшего помощника. Ему полагалось следить, чтобы босс не вляпывался в опасности, не заносился сверх меры. Чтобы главный действовал практично, а не отважно гонялся за недостижимыми грезами. Так всегда поступал сам Бастон. И где в конце концов оказался? На обочине, выкинут за ненадобностью в изменившемся городе. Переборщишь с осторожностью и окажешься на обочине жизни.
Великий вождь обязан обладать одним качеством. Способностью видеть разницу между тем, что выполнимо, по мнению других, и тем, что возможно достичь на самом деле. Уметь выбиваться за рамки самого себя. Это называется «катализатор», при нем работают вещи, иначе немыслимые. Конечно, если зайти слишком далеко, то опасным, даже взрывоопасным, станет и это качество.
Бастон пробежался по собственному перечню – мастеров Братства. Идж, разумеется, был превосходным примером вождя, который осознавал все возможности, но слишком далеко зашел. Он подарил Братству мечту и цель, предупредил о растущей силе алхимиков, о том, что те окажутся бездушнее любого жреца или бога. Но Идж давил слишком сильно – и город его оттолкнул. Вождь умер на виселице, когда Бастон был еще пацаном.
После Иджа прошла череда малозапоминающихся личностей, боссов, которые лишь пытались не дать Братству распасться. Даже их имена расплывались в памяти Бастона – Томас Шлюший Сын, Старрис, Гэйрн Корабельщик. Все они были осмотрительны по натуре. Бастон знал, что если когда-нибудь дорастет до мастера, то встанет в их ряд.
Потом пришел Хейнрейл. Даже через столько лет Бастон не до конца понимал, куда Хейнрейла причислить. Тому удавались
