Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

Открывать пошел я. На пороге стояла какая-то дамочка неопрятной наружности. Она была, к тому же, изрядно поддатой, потому что цепко держалась за дверной косяк, чтобы не так сильно раскачиваться:

— Где Фэй? — спросила она развязным прокуренным голосом и громко икнула.

— Её нет! Она здесь больше не живёт! — заявил я и захлопнул дверь прямо перед носом ошалевшей от такого бесцеремонного обращения гостьи.

— Ну зачем ты так, Муля⁈ — укоризненно сказала Фаина Георгиевна, когда я вернулся. — Это же была Сонечка. Она…

— Она бухая в дрободан, — перебил её я, — вам сейчас такие «друзья» совсем не нужны. Небось тоже денег пришла просить, да?

Фаина Георгиевна вздохнула, но возражать не стала.

— Вы собрались? — спросил её я, чтобы отвлечь от печальных мыслей.

Дождавшись подтверждающего кивка, подхватил её узел с вещами, и мы вышли из квартиры. Замок менять пока не стал (не было сейчас запасного замка, и быстро купить было невозможно, это же не наше время с круглосуточными мегамаркетами и выбором на любой вкус чего угодно). Но я нашёл хорошую альтернативу — сказал старичку-вахтёру, что Фаина Георгиевна уезжает на пару дней погостить у дальних родственников, и чтобы он никого не пускал к ней. Особенно Нюру. Старичок впечатлился и клятвенно пообещал не пускать никого и передать просьбу своим сменщицам.

Вот и прекрасно.

Дома я сдал слегка растерянную от моего напора и деморализованную последними событиями Фаину Георгиевну на руки Дусе и собрался уже было идти искать пламенного певуна (или воспевателя?) советской мелиорации и зернобобовых, товарища Глыбу, как пришла Валентина и сообщила:

— Ой, там такое было⁈ Вот ты кашу заварил, Муля!

— В смысле?

— Да отец рассказывал, — хихикнула она, — у него знакомые в Комитете есть. Александрова этого же сейчас трясут, просто ужас! А Свинцов пошел к Завадскому разбираться, и они там подрались. Там такое было! Милицию вызывали!

Она расхохоталась.

А я был доволен — мой план начинает внедряться. Всё, как я и распланировал. Следующий шаг — Козляткин и компания. А свой проект теперь я легко верну.

Основания есть.

* * *

* некоторые фразы Ф. Г. взяты из её дневников, мемуаров и книг о ней. Мне показалось кощунственным полностью менять её мысли. Поэтому здесь только небольшая литературная обработка. Всё-таки реальный человек.

Глава 26

Когда Валентина ушла, Дуся как раз хлопотала у плиты на кухне. А я вышел туда покурить и заодно посоветоваться (Дуся во многих вещах как оппонент с её рациональной домовитостью была так же хороша, как и в приготовлении фаршированной рыбы и пирогов).

— Оладушки вот решила пожарить, — ворчливо сообщила мне Дуся, — народу-то прибавилось. Всех кормить надо. И ничего не поделаешь. Все люди живые, все любят покушать, и всех жалко.

— Вот что бы они все делали, Дуся, если бы нас с тобой не было? — задумчиво сказал я. — По сути не только я всё разруливаю, но и ты. Каждый по-своему, но мы делаем одно и то же — решаем чужие проблемы.

Я усмехнулся и посмотрел на неё. Но ответить она мне не успела — раздался скрежет от ключа в замке, входная дверь скрипнула, и кто-то вошел в коридор. Я ещё удивился — все наши были дома: Фаина Георгиевна отдыхала в Глашиной комнате, Белла — только-только вернулась из своего ресторана и сейчас, по всей видимости, переодевалась у себя, Муза, как обычно, по вечерам, читала стихи в комнате, а новые соседи, Августа Степановна и её муж Василий так вообще носа из своего жилища лишний раз старались не высовывать. Жасминов сидел за столом и пил кефир с дусиными оладушками. Ну, и кто это может быть?

— Интересно, кто там пришёл? — тоже удивилась Дуся и ловко принялась собирать готовую партию оладий со сковородки. — У кого ключ есть?

— Может, Лиля вернулась? С Гришкой, — побледнел Жасминов и подхватился со стула, чуть не опрокинув бутылку с недопитым кефиром. Но выбежать в коридор он не успел. Потому что на кухню как раз вошла гостья. Точнее гости. Да, да, личной персоной вплыла Варвара Ложкина. Она капитально раздобрела на деревенских харчах, а новая вязанная кофта только подчёркивала эту монументальность. Рядышком с нею был худенький вихрастый мальчик, лет двенадцати, весь в веснушках и с оттопыренными розовыми ушами. Он застенчиво льнул к массивному стану Варвары Карповны и с интересом посматривал на нас.

— Что соседушки, не ожидали⁈ — громко хохотнула Ложкина трубным голосом и сразу на просторной коммунальной кухне стало тесно и шумно.

— Варварочка Карповна! — радостно всплеснула руками Дуся и чуть не уронила половник. — Какими это вы судьбами к нам?

— Да я вот… — начала Ложкина, но договорить не успела: в коридор, на шум выскочили Белла и Муза. Обнаружив Ложкину, они устремились обниматься. Через минуту к ним присоединилась и Фаина Георгиевна. И тоже обниматься. Жасминов посмотрел, посмотрел на это всё и тоже вдруг полез с объятиями.

Когда страсти чуть поутихли, а Дуся ловко начала накрывать кухонный стол, который мы с Жасминовым выдвинули на середину, чтобы всем хватило места, Ложкина начала рассказывать:

— А моего Петра Кузьмича не отпустили! Вы представляете⁈ Он же на повышение у нас пошёл! — голос Ложкиной прямо аж сочился триумфом, — он теперь не просто какой-то завклубом. Ага! Он теперича аж целый председатель сельсовета у нас!

Она умолкла и обвела притихших от такой новости соседей ликующим взглядом. Все сразу же бросились поздравлять. На столе, где Дуся уже выставила нашу парадную салатницу с солёными груздями из деревни и тарелку квашенной капусты, крупно порезанную домашнюю колбасу и сало тоже из деревни, глубокую миску с оладушками и дусины котлеты, словно сама собой, непонятным образом откуда, материализовалась бутылка сизоватого самогона. Но компания за столом собралась сплошь интеллигентная, так что Белла скептически посмотрела на неё, переглянулась с Музой, вздохнула и принесла из своей комнаты бутылку портвейна. Дело пошло значительно веселей.

Тогда и Фаина Георгиевна сходила в Глашину комнату и с загадочным и торжественным лицом вынесла бутылку коньяка. Со словами «Любочка приносила, от давления хорошо помогает», она водрузила её тоже на стол. Тут уже и Муза не выдержала и смоталась быстренько к себе. Так на столе появилась малиновая наливочка в стеклянном графинчике синего стекла. А когда Жасминов принёс начатую