Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

369

24-1868

прошу прощения за эти скудные крохи информа­

ции: только они и могут помочь мне обозначить

дату или уточнить место действия в те неспокой­

ные годы.) С наступлением зимы Мишель пере­

брался с матерью в старый дом в Лилле.

Мне бы хотелось побольше узнать об этих хо­

лодных серых месяцах, узнать, что он читал, о чем

думал (или отказывался думать), о пеших или кон­

ных прогулках, о том, что так или иначе занимало

этого потерявшего себя человека. Возможно, вре­

мя от времени он заходил в музей Лилля, где хра­

нился прекрасный восковой бюст Неизвестной,

который Мишель любил. Тогда он считался погре­

бальным изображением молодой римлянки, сегод­

ня же его с б ольшим основанием относят к эпохе

Возрождения. Без сомнения, это было единствен­

ное воплощение женской прелести, представшее

ему в ту зиму. Любопытная вещь, мадам Ноэми

почти тотчас же взялась за дело, решив женить

вдовца на богатой наследнице, происходившей от

члена Конвента, знаменитого своей жестокостью.

В сущности, она попыталась воспроизвести в сле­

дующем поколении собственный брак с Мишелем

Шарлем. Сын ответил ей категорическим «нет».

Много лет спустя в Париже, в ресторане гостини­

цы «Лютеция», он показал мне глазами сидящую у

окна даму, этакую богатую вдову, завтракавшую

под предупредительным оком метрдотеля. Мишель

порадовался тому, что у него хватило ума не пойти

у матери на поводу. Жизнь в лице Фернанды пред­

ложила ему нечто лучшее.

370

В марте он получил от баронессы В. приглаше­

ние провести у нее в Остенде Пасху. Старая дама хо­

тела познакомить его с молодой девушкой из

хорошей семьи, бельгийкой двадцати семи лет, чья

культура и склад ума должны были ему понравиться.

После пяти печальных месяцев Мишель, соблаз­

нившись, принял приглашение. Я удивляюсь, что он

так поступил: мне казалось, что этот город, эта пло­

тина должны были остаться у него в памяти как

кошмар. Но призраки и наваждение не имели над

ним власти. Не уверена, что он дал себе труд прой­

тись под окнами дома на Российской улице, чтобы

воскресить в памяти две зыбкие тени, которые,

быть может, ушли не объяснившись. Несколько

дней Мишель провел на вилле баронессы или на

еще пустынном пляже рядом с молодой женщиной,

чей душевный настрой ему был близок. Мишель и

Фернанда расстались, сговорившись совершить

вместе путешествие в Германию как жених и неве­

ста. Они поженились 8 ноября 1 9 0 0 года.

Среди тех, кто знал все о переживаниях отца и

событиях мучительных октябрьских дней 1899 го­

да, была моя мать. Мишель, несомненно, почти сра­

зу же все рассказал ей, если только еще раньше

этого не сделала баронесса. Я как-то у ж е приводи­

ла письмо, написанное Фернандой будущему мужу

21 октября 1900 года, накануне мессы на Мон-

Нуар в связи с годовщиной смерти Берты, на кото­

рой Мишель присутствовал. Быть может, стоит

вновь привести несколько строк. У Фернанды были

свои недостатки, я их не скрываю, но то, что было в

ней трогательного, выразилось в этом письме. Ког-

371

24*

да знаешь, как прожил Мишель этот трудный год,

ее нежная забота о человеке, прошедшем сквозь

испытания, о которых ей было известно, видна яс­

нее, словно под воздействием кислоты проступают

побледневшие буквы.

«Мой дорогой Мишель,

Мне хочется, чтобы завтра ты получил от ме­

ня весточку. Этот день будет для тебя таким

печальным. Ты будешь так одинок...

Видишь, как глупы приличия... Было совершен­

но невозможно мне поехать с тобой, а между тем

что может быть проще — прижаться друг к дру­

гу и помочь любимому человеку... Отныне забудь

о прошлом, дорогой мой Мишель. Ты же знаешь,

что говорит о времени добрейший господин

Фуйе: прошлое лишь тогда действительно стано­

вится для нас прошлым, когда оно забыто 1 .

И потом, верь в то, что обещает будущее,

верь в меня. Я знаю, что этот тусклый серый ок­

тябрь — всего лишь облако между двумя просве­

тами — нашим чудесным путешествием в

1 Процитировав первый раз в «На молитвенную па­

мять» письмо Фернанды Мишелю, я по ошибке прочла

«добрейший господин Фейе» и понапрасну расспрашива­

ла, кто был этот Фейе, которого занимали проблемы Вре­

мени, — старый друг или сосед по деревне. Неизвестная

корреспондентка любезно указала мне, что речь, без со­

мнения, идет о профессоре философии Альфреде Фуйе,

ныне основательно забытом, но тогда хорошо известном и

бывшем для образованных людей своего времени тем,

чем стали позже Ален или Ж а н Гренье *. Как видим,

Фернанда читала серьезные книги.

372

Германию и нашей будущей жизнью... Там, в поез­

дке, под ясным небом мы вновь обретем нашу ве­

селую беспечность, атмосферу любви и близости,

которая была нам так сладка.

Я очень счастлива, что осталось всего три не­

дели... В эти два дня я не скажу тебе: не грусти,

я скажу: не грусти сильно. Жду тебя вечером во

вторник, после твоего возвращения...»

Есть что-то трогательное в этих утешениях и

обещаниях, сделанных хрупким человеческим

существом другому, едва оправившемуся от ран.

Фернанда сдержала обещание, насколько это

было в ее силах. Будущее, о котором она гово­

рила, продлилось чуть больше трех лет, если

считать предсвадебное путешествие. Три года

медленного вальса по Европе, Европе музеев,

королевских парков, лесных и горных троп, три

года разговоров и чтения, три года любви и сча­

стья, разумеется, не свободного от недоразуме­

ний и ссор между быстро теряющим терпение

Мишелем и легко ранимой Фернандой. Но все-

таки счастья, ибо Мишель на обороте извещения

о смерти молодой женщины велел написать, что

вместо того, чтобы оплакивать ее исчезновение,

надо радоваться тому, что она была. Он добавил,

и эта похвала более сомнительна, что она «ста­

ралась сделать все, что могла». Письмо, написан­

ное Фернандой накануне поминальной мессы,

показывает, что она действительно старалась.

Прошлое было если не уничтожено (это невоз­

можно), то все же на какое-то время изглажено

373

из памяти. Что-то они значат, эти три года почти

полного счастья рядом с не похожей на него

женщиной, жизни при ином освещении, три го­

да близости, словно наполненных музыкой Шу­

мана, что-то они значат для сорокашестилетнего

мужчины, много и неистово жившего.

Между тем мне случилось дважды, с интер­

валом в несколько дней, столкнуться с вдруг

ожившими призраками прошлого. Мне было

двадцать три года. Мы были с Мишелем на Юге,

и, как обычно, игорные залы Монте-Карло влек­

ли его к себе, если не каждодневно, то доволь­

но часто. В тот день я ждала его у выхода из

казино. Мой возраст позволял мне войти туда,

но мною владел юношеский пуританизм. Я сочла

бы недостойным проникнуть в пещеру, где блед­

ные мужчины и нарумяненные женщины риско­

вали не только излишками своих доходов, но

часто и самым необходимым с помощью целлу­

лоидных жетонов, заменивших прежние золотые

монеты. (Я думаю, что именно эта замена, равно

как и почти полное разорение, во многом уме­

рили страсть Мишеля к игре: золотые луидоры

были одновременно символом Богатства и его

реального присутствия, придавая выигрышам и

проигрышам интенсивность жизненных баталий.

Они растаяли в горниле первой мировой войны,

унесшей с собой и Их Высочеств.) К тому ж е ,

как почти всегда, со мной была собака, а соба­

ки не допускаются в священные места, какими

бы они ни были. Не помню, где находилась вер­

ная англичанка, на которой через полгода ж е -

374

нился Мишель. Думаю, из-за очередной мигрени

она осталась у себя в комнате.

Вдруг со ступеньки крыльца, где я стояла, я за­

метила Мишеля в своего рода прозрачной клетке,

служившей прихожей Храму Случая и закрывав­

шейся снаружи стеклянными дверями, выходивши­

ми на улицу, а изнутри ограниченной другими

такими же дверями, позволявшими видеть сквозь

них центральный вестибюль святилища, в свою

очередь соединявшийся с игорными залами. Отец