Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

древних традиций чувствует, что с каждой безде­

лушкой, с каждым портретом барон жертвует

своими традициями тоже.

— Господин Галаи, если все-таки в доме есть

семейный портрет, часы или любой другой пред­

мет, которым вы дорожите... Ничуть не снижая

назначенную цену, я был бы счастлив, если бы...

— Довольно, господин Кауниц, — отвечает Га­

лаи, склоняясь над цветком и вставляя в бутонь­

ерку гвоздику.

Мишель находит этот жест в высшей степени

элегантным; робкое предложение торговца тоже

имеет свою цену.

Если бы то, что я пишу, было романом, я бы

охотно вообразила некоторое охлаждение, на­

ступившее между венгром и французами после

их пребывания в Восточной Европе. Возможно,

барон, считавшийся женоненавистником, слиш­

ком понравился одной из женщин, а то и обеим

сразу, или же слишком старался им понравить­

ся, возможно, его высокомерие, напротив, их

оскорбило, возможно, мужчины, будучи оба

вспыльчивы и необузданны, поссорились безо

всяких на то причин. Более вероятно, что гор­

дость французов была уязвлена. Во время раз­

влечений на Западе Галаи был им ровней, здесь

ж е , что бы они ни делали, они в долгу у влады­

ки, пусть и разоренного.

Во всяком случае, они возвращаются во Фран­

цию одни. Кажется, Галаи отправился предаваться

своему пороку в одно из маленьких казино на

353

23-1868

далматском побережье. Несколькими месяцами

ранее, будучи с Мишелем в Аббазии, он привел

друга на пустынное место на берегу, чтобы полю­

боваться скалой, возвышающейся над морем. «Те­

чение в этом месте выносит в открытое море.

Если пустить себе пулю в лоб, то тело, упавшее в

воду, никогда не найдут». Мишель всегда хотел

верить, что конец мадьяра был именно таков, ве­

роятно, потому, что и для него это был бы воз­

можный выход.

Но в Вене трое путешественников снова ока­

зываются на мели, тем более что Мишель не хотел

оказываться перед Галаи в долгу, когда дело каса­

лось шампанского и цыган. Если верить Мишелю,

именно это отчаянное положение заставило их

вернуться на Запад вместе с цирковой труппой,

где они выступают с номером вольтижировки и

помогают ухаживать за лошадьми. Я предполагаю,

что свою роль здесь сыграли скорее аромат опи­

лок, ложи, обтянутые красным бархатом, рыжие

лошади, крутящие хвостом под звуки духового ор­

кестра, запах пота и хищников. Ренуар, Дега и

Мане тоже любили цирк.

* * *

И это все? Никто лучше меня не видит бессо­

держательности предшествующих страниц. Воз­

можно, время, отделяющее меня от моих героев,

возраст, в котором я нахожусь, когда пишу эти

строки, заставляют меня забыть, что минуты ве­

селья, дерзости, плотских и чувственных удоволь-

354

ствий, полета фантазии и простых радостей при­

мешивались ко всей этой шумихе и мишуре. При­

ходится, однако, признать, что почти ничего в

Мишеле, которого я узнаю через двадцать лет, не

позволяло угадать Мишеля этого безумного вре­

мени. М е ж тем один возник из другого.

Думается, что самым большим препятствием

на пути к полной истине является то, что отец

понимал приличия по-своему. Как прустовский

Сван считал бы неприличным говорить о себе,

разве что чуть-чуть, с капелькой иронии, тща­

тельно избегая играть в собственном повествова­

нии выгодную роль, так же и Мишелю

случалось вспоминать о забавных эпизодах

своей жизни или упоминать, что он оказывался

в необычных или странных ситуациях. Ему как

любителю зрелищ нравилось о них рассказы­

вать, но мысль изобразить самого себя или пус­

титься в многословные объяснения не приходила

ему в голову. Все, что он испытал, пережил или

любил, осталось глубоко внутри. За тринадцать

лет на сцене почти не появляются статисты, и

мы не узнаем, что происходит за кулисами. Я

предполагаю, что Мишель читал Реца * или Сен-

Симона, пока женщины читали Вилли *, что он

отправлял Берту с сестрой в сопровождении Га-

лаи в «Олимпию», чтобы самому посмотреть

Люнье-По в «Гедде Габлер» *, которая не интере­

совала дам. Но он об этом не говорил. И уж

вовсе не пытался определить свои отношения с

Бертой и Габриель или докопаться до причин

своего увлечения Галаи. Люди, которые долго

355

23*

находятся вместе, постепенно перебирают все

возможные позиции по отношению друг к дру­

гу, подобно танцорам в кадрили. Если восполь­

зоваться сравнением менее сложным, чем это

кажется на первый взгляд, можно провести па­

раллель между людьми и звездами, ибо все мы

сделаны из одной материи. Люди движутся во

времени, меняя положение, словно околополяр­

ные звезды в течение ночи, или, словно созвез­

дия зодиака, как бы скользят вдоль эклиптики,

существующей только относительно нашего по­

ложения, располагаясь по отдельности или груп­

пами совсем не так, как нам это видится с

земли. Астроном или астролог может заранее

начертить маршрут движения, пусть кажущего­

ся, звезд. Но д а ж е задним числом мы не можем

составить карту изменений, происшедших в от­

ношениях между людьми за годы их жизни.

Склонность Мишеля к общению со всяким

сбродом очевидна, во всяком случае ему нравятся

люди более низкого происхождения, чем он сам.

Ему, вероятно, кажется, что в них меньше лице­

мерия. Разумеется, и там встречаются притворст­

во, распутство и подлость, но Мишель никогда не

вел настолько беспутный образ жизни, чтобы

уметь эти свойства распознавать. По природе он

не из тех, кто может низко пасть. Следует иметь

в виду его своеобразную наивность: он уверен,

что ничто сомнительное не может коснуться ни

его самого, ни его ближайшего окружения. Даже

перестав обманываться, он воспринимает случив­

шееся с удивлением. Он говорил мне, что доволь-

356

но долго прожил с одной женщиной, которую

считал неспособной на всякого рода шалости и

проделки. «Мы, разумеется, часто посещали игор­

ные дома и там всегда играли по отдельности, что­

бы не сглазить друг друга. Когда в конце вечера

мы встречались, ее сумочка бывала полна луидо­

рами. Она всегда выигрывала. П о з ж е я узнал, что

она покидала казино и направлялась в ближай­

шую гостиницу с неизвестным, который и платил

ей. «Все женщины лгут, — добавлял он, опромет­

чиво обобщая по привычке, — нет никакой воз­

можности читать в их глазах».

Что касается Берты и Габриель, о которых он

упоминал только тогда, когда они фигурировали в

одной из историй, переданных мною выше, он до­

вольствовался тем, что отмечал их врожденную

элегантность (на слово «красота» он был скуп),

мягкую походку и достоинства амазонок. Ничего

более. Но и когда речь заходила о моей матери,

облик которой в моем присутствии он мог бы по­

пытаться обрисовать более подробно, Мишель бы­

вал столь же немногословен. У него не было в

привычке с грустью вспоминать об ушедших. В па­

мяти его сохранился незабвенный образ лишь од­

ной женщины, которую он полюбит и потеряет,

когда я буду ребенком, она предстанет как жиз­

ненный образец. Но до этого еще далеко.

С моей стороны было бы ошибкой пытаться,

быть может неосознанно, оживить сюжет, оты­

скивая в поведении Мишеля до 1900 года момен­

ты беспокойства, минуты печали. На первый

взгляд у него, любителя наслаждений, их не было.

357

И тем не менее есть кое-какие признаки, позво­

ляющие думать иначе. Восторг, вызванный Рос­

сией, аналогичный потрясению, которое пережил

Рильке, посетивший славянскую землю несколь­

кими годами позже, заставляет предположить, что

в Мишеле жила неудовлетворенность, которую он

сам осознал, лишь расставшись с давно привычны­

ми местами, где царила рутина. Еще более красно­

речивыми являются названия яхт, на которых он

совершал морские прогулки. Первое название —

«Пери», кажется, навеяно фальшивым ориента­

лизмом в музыке той эпохи, каким-нибудь Массне

или Лео Делибом или, скорее, одой молодого Гю­

го. Точно так же в названии яхты, купленной по­

з ж е для моей матери — «Валькирия», —

отразилась всего лишь тогдашняя мода на Вагнера.

Но имя второй яхты, «Бэнши», отправившейся в

долгое плавание по Северному морю с Бертой и

Габриель на борту, заставляет задуматься. Ми­

шель, разумеется, слышал в Англии о феях, похо­

жих на призрачных старух, в Ирландии они плачут

на пороге дома, где кто-то должен умереть.

Странно, если не сказать больше, что он дал имя