Пламя на двоих - Ольга Ярошинская

Тириан поднялся с кушетки в углу, нехотя подошел.

— Нет, — Альфред помотал головой. — Нет… Риан…

Вот скотина… Неужели он испортит все в самый последний момент? Сивиллу охватила отчаянная решимость, и спонтанная иллюзия опустилась на Тириана, прирастая к нему как вторая кожа. Сын дернулся, но она встала рядом и прошептала:

— Молчи.

Потянулась к сознанию короля и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от жара, дыхнувшего на нее огнем. Теперь иллюзия видна и Альфреду, а у него лихорадка. Если что-то пойдет не так, можно списать на бред.

Муж разлепил веки, и его лицо разгладилось, а на искусанных от боли губах появилась слабая улыбка.

— Сын, — выдохнул он. — О, Риан… Ты здесь! Я так виноват перед тобой!

Тириан молчал, вот молодец. А его имя сыграло с королем злую шутку. Никто и не поймет, о ком именно он болтает: Риан, Тириан… Перед вторым сыном король виноват еще хлеще, чем перед первым: всегда держал его в запасных, не принимая всерьез.

— Я должен был… Но все говорили — опасно… А я… — Альфред облизнул пересохшие губы, и те покраснели от крови.

Самым сложным было убедить короля не возвращать старшего сына. Но Сивилла виртуозно сыграла на чувстве вины. Отец приказал убить собственного ребенка — такие решения не проходят бесследно. Альфред мучился от стыда и отчаянно хотел верить, что поступил правильно. Поэтому он охотно принял на веру все то, что Сивилла сказала: Риан опасен, он зол на отца, он обжигает каждого, к кому прикоснется, и негоден для трона. В принципе, все это было правдой. К тому же он страдал приступами и должен был умереть еще при инициации, но письма из Драхаса регулярно сообщали, что Риан все еще жив. Наверное, где-то Сивилла ошиблась. Пустила дело на самотек, понадеявшись, что все решится само собой.

— Ты совсем не изменился, — выдохнул Альфред. — Весь в мать.

Если кто из советников и прислушивался к бреду умирающего, то пока все шло нормально. Тириан похож на нее. Когда он родился, Альфред, кажется, удивился, что черты покойницы не проявились и во втором ребенке. Ему так хотелось верить в иллюзию, что он с радостью заменил бы ею реальную жизнь.

— Назови преемника, Альфред, — потребовал Луциан, шагнув к королю.

Тот дышал часто, как пес, но, набравшись сил, ответил:

— Риан, — попытался взмахнуть ослабевшей рукой. — Риан, ты мой наследник. Твой брат — сплошное разочарование…

Жаль, что она не отравила его раньше.

— Риан? — настырно переспросил советник. — Или Тириан?

— Он ведь показал на него, — встряла Сивилла, незаметно отодвинув Тириана за спину.

Иллюзия, видная лишь ей и королю, получилась плохо: темные волосы лежат ровно как шлем, кожа по-девичьи гладкая. Да и поправку на возраст Сивилла не сделала. Боги знают, как выглядит Риан сейчас, через шесть лет!

— Королю нужен покой, — встрял лекарь, озабоченно нахмурив брови. — Он уже объявил свою волю.

Понятливый. Может, оставить его в живых…

Советники загомонили, кто-то похлопал Тириана по плечу.

— Покажи свои крылья! — вдруг отчетливо произнес король, приподнявшись на подушках. — Риан, покажи легендарный аркан!

В покоях повисла гнетущая тишина.

— Все вон! — потребовала Сивилла. — Дайте мне побыть с моим возлюбленным мужем! О, Альфред, дорогой, только не умирай…

Она опустилась на край кровати, твердо намереваясь придушить короля подушкой, если сам не откинется.

— Крылья? — переспросил Луциан, склонившись через нее, и непочтительно потряс короля за плечо. — Альфред! Ты назвал наследником старшего сына? Альфред, повтори!

Сивилла стиснула зубы так, что те заскрипели, но король лишь мычал и закатывал глаза. А вскоре все кончилось. Наконец-то. Луциан разочарованно выдохнул, советники зашептались, а кто-то фальшиво всхлипнул. Впрочем, горе могло оказаться искренним: Альфред был удобным королем, не только она им вертела.

Сивилла склонилась над мужем и поцеловала воздух над его лбом.

— Предлагаю провести совет немедля, — буркнул Луциан из-за ее спины.

— Разумеется, — ответила Сивилла.

Встав, она подошла к Тириану, смяла остатки иллюзии, возвращая ему привычный облик. На золотых локонах будет дивно смотреться корона.

— Твой отец умер, — произнесла Сивилла. — Теперь ты король.

* * *

Вив уснула в его постели. Устроила голову на плече, уткнулась носом в шею, пушистые волосы лезли в глаза, но Элай их не убирал, наслаждаясь целой гаммой ощущений: теплое дыхание на его коже, мягкость локона, щекочущего лицо, упругость груди, вжимающейся в его бок, и ровное биение сердца. Он лежал и старался не шевелиться, растворяясь в драгоценных прикосновениях.

Даже новость о смерти Ингрид как-то померкла, хотя это навсегда останется темным пятном на его совести: не досмотрел, не справился. Поначалу Элай решил, что кто-то сделал это с Ингрид, но капитан показал ему тело — никаких следов борьбы, а уж Ингрид умела дать отпор. К тому же ее нашли по крикам, и какое-то время она еще была жива… К счастью, ее мучения длились не долго.

Вив вздохнула, положила руку ему на грудь, и сердце под ее ладонью забилось быстрее.

Шесть лет назад его приговорили к мучительной смерти, но он уцелел. Долгое время жил по инерции, ни на что не надеясь, но Вив взошла солнышком над его безотрадной жизнью, осветив ее до самого горизонта и наполнив смыслом. Элай и раньше планировал переворот, но теперь ставки выросли. Победа нужна позарез, а иначе Вив будет в опасности.

Увы, сторонников пока мало, несмотря на старания Вереса. Люди верны королю, пусть его решения не всегда дальновидны. Драконы все чаще становятся объектом престижа: им связывают крылья, надевают ошейники и держат у замков как цепных собак. А тем временем красноперые собирают кланы и готовятся к настоящей войне.

Надо связаться с Мареска. Узнать, как там отец. Может, выбить встречу, пока что без Вив. Но перед этим окольцевать ее и привязать к себе посильнее. Что же такого сделать, чтобы она ответила «да»? Может, сочинить еще одну песню? Нарисовать портрет? Танцы ей тоже вроде понравились, а ему так вообще…

Мысли потекли в другом направлении, и Элай, повернув голову, вдохнул запах ее волос. Все донельзя целомудренно: они даже не разделись. Элай обещал — ничего такого, а слово не воробей и не ворона, которая запрыгнула на подоконник и, повернув носатую голову, уставилась на него блестящей бусинкой глаза. Клюнула в стекло, и Элай махнул свободной рукой.

— Кыш, — шепнул он. — Уходи.

А потом это случилось опять: пальцы болезненно зачесались, кости заныли все разом, по позвоночнику прокатилась волна жара, а в животе закрутился огонь, грозясь захлестнуть его с головой и вгрызться в каждую клеточку тела.

Только