Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава шестнадцатая. Песня Лосятника
Пел, радуясь жизни, Борис Турусинов, известный среди халеев и во всем поселке под кличкой Лосятник. Пел, потому что день выдался солнечный и радостный, пел, потому что работа и жизнь ладились, пел, потому что сегодня повезло ему, Борьке, не опростоволоситься перед халеями и выиграть состязание, которое, как и положено в среде вербованных, завершилось походом в магазин для приобретения «жидкого приза» победителю и болельщикам.
Не в карты и не в лото повезло Лосятнику выиграть, а правильнее сказать – выстрелять победу. Все началось с того, что перед обедом Остяк на пару с Ментом взялись подтрунивать над Лосятником, который был замечен в браконьерстве на почве пьянства и половых влечений, пристрастии ко сну и преждевременной подготовке к открытию утиной охоты. Как истинный и верный товарищ, Остяк нешутейно предостерегал Лосятника, что такое дело, как охота, тем более с ружьем и на уток, требует умения, чтобы ружье, не приведи Бог, не вздумало выстрелить, как Карымова громыхалка, не вовремя и не туда. И что безопаснее для всех, не только для самого Борьки, ружье на охоту вообще не брать, чтобы не случилось такой оказии, как весной, когда он с десяти шагов по медведю умудрился промазать, а в результате тот обиделся и шатается вокруг поселка в поисках веселой встречи с Лосятником, к которому у медведя завелся личный счет. И что медведь своего дождется и Борьку не упустит – ему, Остяку, ханту по рождению, это хорошо известно...
В тон Остяку, с самым серьезным и невозмутимым видом, Мент советовал Лосятнику от охоты навсегда воздержаться и, чтобы не манило на вылазку, уступить по сходной цене свое ружье Александру Кустышеву, который, в отличие от Лосятника, и обращаться с оружием умеет, и с десяти шагов не только по медведю не промажет, но и в спичечную головку из мелкашки попадет. И добавил, что если бы Лосятник не был записным мазилой, то медведь не сожрал бы по ошибке вместо Лосятника лесника Батурина. А потому, на всякий случай, благоразумно будет Лосятнику от охоты раз и навсегда отказаться, пока он не застрелил кого-нибудь по неумению или медведь из-за него еще кого-нибудь не задрал. Словом – разбередили у Бориса незаживающую с самой весны рану. Не раз он сожалел в душе и готов был прилюдно покаяться, что зря пальнул по беззащитному зверю – виноват и исправится в свои молодые годы. Но согласиться, что он, Борька-Лосятник, охотник и сын охотника, ничтожный мазила, – гордость не позволяла ни в коем случае. Гордыня и хвастовство, свойственные почти каждому охотнику, и дернули его за язык заявить, что он в спичку из винтовки, не в пример некоторым, не за десять, а за двадцать пять шагов попадет и готов спорить об этом хоть с Остяком, хоть с Ментом и на что угодно.
Споры для того и возникают, чтобы из них извлекать выгоду. Говорят: из двух спорящих один подлец, а второй дурак. Но есть еще и третий – умный подлец. Обычно им бывает арбитр в споре: в любом варианте он выигрывает. Услышав вызов Лосятника, Ворона с Колонтайцем немедленно вызвались в судьи и взяли Остяка с Ментом на «слабо». Отступать спорщикам было некуда, и пришлось ударить по рукам, с обязательством выставить по литру с каждого проигравшего для всей компании. Остяк и Мент на условия спора согласились с легкой душой и вовсе не потому, что стрелками были отличными (это – само собой), а потому, что винтовки ни у кого из халеев не имелось, а значит, розыгрыш спора не состоится. Но не знали они Лосятника, когда его заносит на поворотах: отбросив в сторону топор, он сбегал в барак и вернулся с горстью малокалиберных патронов.
– «Тозовку» попросим у нашего начальника – на три выстрела не откажет, – предложил он.
Время наступало обеденное, и можно было попробовать. Начальник экспедиции и жил и работал поблизости, в штабном бараке, носившем громкое название – контора Неганской экспедиции. Поначалу халеям показалось, что пришли они к начальнику некстати и мелкокалиберки им не видать: в кабинете шел жаркий спор между его хозяином и приезжим ученым-этнографом. Этнограф, простая душа, не ведающая, что такое производственный план и задание по проходке скважин, страстно умолял геолога на время отложить высадку передового десанта для расчистки просеки и площадки под новую буровую на Половинке, потому как там расположен чрезвычайно ценный для отечественной науки объект, включающий древнее поселение-городище, культовые сооружения и старинное хантыйское кладбище, которые в совокупности представляют собой нетронутый археологический и этнографический памятник. Ученый забавно нервничал и страстно умолял начальника экспедиции не предпринимать опрометчивого и губительного для мировой науки шага, заклиная от имени будущих потомков, самой Академии наук СССР и даже хантыйских богов и духов. Однако переубеждать начальника дело бесполезное: по данным сейсмической разведки и геологической науки именно под озером оказался мощный нефтяной купол, забуриться в который можно было только с берега. И единственным не топким и зыбучим местом, пригодным для установки буровой, как на грех, оказалось тысячелетней давности городище и заброшенное бес знает с каких времен остяцкое кладбище. Конечно, по