Навола - Паоло Бачигалупи

Она вновь исполнила суттофлектере, на этот раз склонившись чересчур низко, насмешливо изобразив уважение, какое выказывают императорам и королям-жрецам, но не мальчишкам.

Процессия продолжалась.

Передо мной предстал Филиппо.

Он подарил мне книгу.

— Скажу честно, мне очень понравились анекдоты, которые вы прислали во время нашей переписки. — После чего заговорщически понизил голос. — Кое-кто утверждает, будто вам тоже нравятся подобные вещи.

Это была книга с иллюстрациями — и, открыв ее, я испытал шок. Я захлопнул книгу, будто она была полна гадюк. Увиденные мной рисунки были даже непристойнее тех, что хранились в отцовском кабинете.

При виде моего смущения Филиппо рассмеялся.

— Теперь вы мужчина, Давико! — Он погрозил мне пальцем. — Не нужно стесняться своих желаний! Но научитесь управлять лицом. С госпожой Фурией вы справились... э-э-э... адекватно, однако мы оба знаем, как тяжело вам становится, когда речь заходит о настоящем испытании. — Он снова потряс пальцем и подмигнул. — Красивые девицы — вот ваша слабость.

Я поспешно отложил книгу.

И конечно же, Челия тотчас схватила ее и открыла.

— Да тут одни быки! — воскликнула она.

— А как иначе? — Филиппо довольно рассмеялся. — Разве сегодня не день Быка? — Он повернулся, поднял бокал и крикнул в толпу: — За Быка!

Ему ответили радостные вопли. Филиппо повторил тост, также встреченный ликованием, после чего обхватил за талию служанку и упорхнул вместе с ней.

На потрясенное восклицание Челии примчались Чьерко, Пьеро, Никколетта и Джованни. Все вместе они склонились над книгой. Судя по приглушенным возгласам, Филиппо превзошел себя. Очевидно, он заказал рисунки специально в честь моего дня имени, и они либо льстили нашей семье, либо оскорбляли ее, в зависимости от точки зрения смотревшего, поскольку богато одаренный Бык неистово совокуплялся с девицами и фатами, священниками и монашками, Калибой в его садах удовольствий и многими, многими другими. Отец с Ашьей снисходительно улыбались, и потому я сделал вид, будто вовсе не смущен, в то время как мои друзья собрались вокруг ужасной книги, переворачивая страницы и восторгаясь при виде изображенных на них непристойностей.

Я услышал, как Челия воскликнула:

— Но я не понимаю, как он может там поместиться!

Посол Гекката вручил мне музыкальный инструмент с восемью струнами и двумя грифами, порожки на которых были инкрустированы бриллиантами. Кивис висел у посла на шее, очевидно в этот раз не потревоженный Полоносом. Посол Зурома подарил нам живого скального тигра. Посол Шеру привез вина с собственных виноградников короля Андретона. Однако, к своему разочарованию, одного посла я так и не увидел.

— А что насчет Вустхольта? — спросил я и снова поискал глазами бородача, чьим обществом наслаждался несколько недель назад, но не увидел его в толпе.

Филиппо, который вернулся, чтобы полюбоваться реакцией моих друзей на свое развратное подношение, рассмеялся.

— Вы не слышали? Вустхольт исчез в ночи, сбежал во тьме. Его жена и дочь были убиты за собственным столом, а он выжил лишь потому, что опоздал к обеду и, вернувшись, обнаружил их лицом в супе, с языками, черными от зубной мантии.

— Отравлены? — потрясенно спросил я.

Филиппо пожал плечами:

— Говорят, он нашептывал в весунские уши даты отплытия кораблей. И получал процент от добычи весунских пиратов.

— Наших? — в ужасе спросил я.

— О нет, он был не настолько глуп. Но, судя по всему, в конце концов его кто-то раскрыл.

— Но... он казался таким милым человеком.

— И правда. Один из лучших практиков фаччиоскуро, что я когда-либо встречал. — Филиппо умолк, размышляя об умениях посла. И добавил: — Не наволанских. Иноземных.

Когда процессия иссякла, были танцы и пир, а поскольку теперь я достиг совершеннолетия и обрел имя, на торжество были приглашены артисты коммедиа ласчива58, которым предстояло шутливо проводить меня во взрослую жизнь. Облаченные в полупрозрачные шелка женщины насмехались надо мной, а мужчины издевались над моим стыдом. Чтобы отметить неуклюжий прыжок в зрелость, разыгрывались короткие непристойные пьески, и взрослые зрители смеялись громче молодых, поскольку узнавали собственные неумелые похождения в игре шутов и ночных бабочек, изображавших юные страсти и слабости.

Я изо всех сил пытался скрыть смущение, но мое лицо было алым, как яблоко. Верно отметил Филиппо: одни эмоции скрыть проще, чем другие. Этой ночью у меня почти не было возможности передохнуть. Мои эмоции пылали на моем лице, целиком и полностью фаччиочьяро, и даже Каззетта, столь усердно учивший меня фаччиоскуро, выглядел не разочарованным, а веселым.

И потому, когда прекрасная куртизанка обернула свои шелка вокруг моей шеи и заставила меня неуклюже закружиться с ней в целомудренном — ну, почти — танце, мой разум закрутился в прежде незнакомом вихре, и, к своему ужасу, я испытал эрекцию, что вызвало смех и аплодисменты толпы, предназначавшиеся как мне, так и девице.

Эта ночь была не для изяществ.

Одни события сменяли другие. Я говорил с друзьями: Чьерко, и Джованни, и Пьеро, и многими другими — Туллио, Антоно, Дюмон, всех и не припомнить. Мы восхищались моим новым ястребом, Небесной Кровью, а тот сидел в клобучке на своей присаде.

Калларино подошел и шепнул на ухо:

— Я видел, что сделала леди Фурия. Это не пройдет ей даром. Не тревожьтесь насчет нее.

Гарагаццо похлопал меня по спине, вручил бокал вина и напомнил, что не стоит пить слишком много в ночь Вступления. После чего подмигнул, рассмеялся и заверил, что, хотя Амо и учит умеренности, даже у него есть слабости. Скипианец Шуро пытался вытянуть из меня информацию о торговле с Хуром и о том, дадим ли мы ему ссуду в будущем. Друзья Гарагаццо спрашивали, каких процентов им ждать от нашего банка в будущем году, поскольку держали свои вклады только у нас. Позже ко мне подошел Сивицца, загорелый морщинистый воин, который без устали муштровал своих солдат — и который более двух десятилетий хранил верность Наволе.

— Я рад, что вам лучше после того случая за столом. — Генерал вручил мне золотой кинжал, украшенный драгоценными камнями. — Он с юга, где мужчины носят клинки ради чести и где убийство — обычное дело. Но они любят свое оружие, и человек, у которого я его забрал, свирепо дрался, чтобы защитить его. Каззетта немало знает про этих людей и их сталь.

Я осторожно принял кинжал.

— Не обращайте внимания на золото, — сказал генерал. — Это добрая морская сталь, можно видеть, что она сложена много раз.

— Спасибо, — запинаясь, ответил я. — Но я не тот воин, что достоин этого клинка.

Генерал пожал плечами:

— В таком случае кто-то заберет его у вас, как я забрал у прежнего хозяина. Но я вижу в вас сталь, Давико. Вы стоите здесь, хоть и больны. Стоите и принимаете свою ношу с прямой спиной, хотя другие на вашем месте согнулись бы. Иногда это важнее, чем мастерство. — Он вручил мне ножны для кинжала и показал, как пристегнуть их к предплечью, вместо более простых, что я носил прежде. — Ну вот, — с удовлетворением произнес он. — Теперь вы всегда сможете защитить свою честь, как защищают на юге.

— Спасибо.

— Отныне вы мужчина, Давико. — Он хлопнул меня по спине. — А потому давайте выпьем, как мужчины!

И я выпил. Я пил вино разных стран и смеялся, и снова танцевал с куртизанками, пока отец и Ашья смотрели, а Филиппо ухмылялся. Было очень много смеха. Снова пришли мои друзья, с ними были Челия и Никколетта, они так и не избавились от ужасной книги Филиппо. Челия сказала:

— Взгляни, взгляни, Давико. Думаю, он потратил на этот подарок немало нависоли. Должно быть, получает кучу денег за свою работу в Торре-Амо, раз заказал такую вещь просто для удовольствия.

— Или он хочет к тебе подслужиться, — предположил Джованни.

— Таким образом ему это не удастся, — ответил я.

— Я готов отдать ему все свои картадечизи! — вмешался Чьерко.

— Он мерзкий человек, — заявила Никколетта. — Постоянно