Навола - Паоло Бачигалупи

сказала она. — Из-за молодости вас ограждали от большинства обязанностей вашего отца, но теперь вы должны учиться, и учиться быстро. Сегодня вечером отец провозгласит вас своим наследником, а вы провозгласите себя мужчиной. Навола и весь внешний мир будут наблюдать за вами, и не ждите, что вам это понравится.

Я отвернулся.

— Вот почему я не должен туда идти.

— Сфай! — Ашья схватила меня за подбородок и повернула лицом к себе. — Послушайте, Давико. Вам повезло, все эти годы вы жили в коконе. Отец очень вас любит и потому защищает от острых шипов, но этим он не делает вам добра. Он мягок, когда должен быть суров. Он слишком добр — и сам этого не видит.

Я смотрел на Ашью с изумлением.

— Вы считаете его мягким?

Меня шокировало не только ее мнение, которое шло вразрез с моим личным опытом, но и то, что раньше она всегда соглашалась с отцом.

— Вы наследник вашего отца, Давико. Вы ди Регулаи, и вы да Навола, и сколько ни прячьтесь в постели и ни притворяйтесь больным, это не избавит вас от судьбы. Однако отец позволяет вам это, потому что добр. Слишком добр.

— Я не притворяюсь!

— Думаете, это имеет значение? Как ни хотели остаться невинным и как бы ни отрицали свое наследство, ваши враги отнюдь не невинны. И они повсюду. Отец защищает вас, но он не сможет делать это вечно. Вы должны подготовиться.

— Почему вы мне это говорите?

— А разве рабыня не может любить ребенка своего хозяина? — Ее слова причинили мне боль, и она это увидела. — Най, Давико. Не хочу, чтобы вы думали, будто я обижена на вашего отца. Я очень его люблю. Он добр, и мы... — Она покачала головой, слабо улыбнувшись. — В общем, я очень его люблю. — Тут она стала серьезной. — Но поскольку я люблю его — и поскольку люблю вас, его сына, — я скажу вам то, чего не говорю остальным. Когда-то у меня была большая семья. Я жила в достатке с матерью, сестрами и тетушками — и всех нас любили, баловали и защищали. У нас тоже были сады и породистые лошади, и наш город был одним из прекраснейших... — Она умолкла, на мгновение погрузившись в воспоминания. — Ай, Давико, Навола красива, но мой родной город... Джхара был прекрасен, и я бы хотела, чтобы вы его увидели. Увидели нашу крепость, возвышавшуюся над окрестностями. Высокие дома с террасами на крышах, сады... плодородные земли и голубую реку Ниш, испещренной парусами торговых судов... — Она вновь помолчала. — Я достаточно знала о мире, чтобы понимать, что живу в райских условиях, а другие нет, но мне никогда не рассказывали о заговорах и ядах, — обо всей этой мерзости, извивавшейся в мире, точно змеи. — Ее лицо стало суровым. — Мою семью уничтожили, Давико. Почти всех убили. Меня продали в рабство, но лишь потому, что дядя пожалел меня и спас от своих мечников. Мне просто повезло, Давико. Я ему нравилась, потому что однажды угостила его конфетой и он воспринял это как честь. И потому, убив всю мою семью, пощадил меня и продал в рабство. И теперь я живу здесь. Вдали от родины. Вся моя семья мертва. Мой мир изменился в мгновение ока.

Я хотел отвести взгляд. Хотел закрыть уши. Хотел спрятаться от этой истории, которой никогда прежде не слышал, но беспощадный голос продолжал звучать:

— Моя семья была хрустальным бокалом, Давико, и этот бокал разбился, упав со стола. Меня растили как принцессу, и я не ведала о нашей хрупкости. Родители ограждают детей от опасностей, но это не дает настоящей защиты, а делает невежественными — и подвергает опасности. У вашего отца есть враги. У вашей семьи есть враги. — Внезапно она схватила меня за руку, вонзила в нее пальцы, словно когти. — И эти враги видят вашу слабость!

Отпрянув, я высвободился.

— Я болен...

— Если хотите быть слабым, так тому и быть. Но знайте, что за это заплатит ваша семья и все, кто от вас зависит. Наволанская политика не терпит слабости — как и политика моей родины.

— Вы не знаете... — начал было возражать я, но Ашья перебила:

— Взгляните на Челию, если хотите увидеть цену провала в игре, в которую мы играем. Спросите ее, где бы она предпочла находиться — дома, со своей семьей, или здесь, с чужими.

— Мы не чужие...

Она одним взглядом заставила меня умолкнуть.

— Спросите Челию. Ей известны ставки. Она держит глаза широко открытыми, а уши настороже. Она видит мир, который ее окружает. И вы тоже должны его увидеть, Давико. Время пришло. Оно давно пришло. Пора пробудиться от сна и четко увидеть, что вас окружает. Послушайте меня, Давико. Я скажу вам то, чего не может сказать отец. Вы нужны ему как наследник — не только по имени, но и по компетентности. У вас нет права на провал. — Она встала. — А теперь поднимайтесь, Давико. Будьте мужчиной. Будьте мужчиной, в котором нуждается ваш отец. И если вы не сильны, притворитесь сильным. Люди смотрят на вас. Люди хотят узнать, сильны вы или слабы, когда вас представят как наследника. Вы должны быть Быком, Давико. — Она наклонилась и с силой ущипнула меня за щеку. — Вы! Должны! Быть сильным!

И с этими словами она ушла.

Несколько минут спустя я услышал легкий стук в дверь. На пороге возникла Челия. Вид у нее был виноватый.

— Прости, — сказала она.

— Это ты ее послала? — спросил я. — Ты слышала все, что она говорила?

Челия печально посмотрела на меня — и я увидел то, чего прежде не замечал. Не замечал, пока Ашья не сказала. Челия действительно всегда начеку. Всегда слушает. Челия предложила пошпионить за отцом и Ашьей, словно это игра. Предложила выяснить насчет моего брата-бастарда, как будто это интересная загадка. Но теперь я понял, что для нее это не было ни игрой, ни загадкой.

Вздохнув, я перекинул ноги через край кровати.

— «Мышь прислушивается к поступи кошки — и должна прислушиваться постоянно», — процитировал я Эшиуса.

— «А кошка прислушивается к поступи мыши, лишь когда голодна», — ответила Челия со слабой улыбкой.

— Ты говорила, что не станешь мне лгать.

— Так задай вопрос.

Я промолчал, и она вздохнула.

— Дело не в том, что я не люблю твою семью, Давико. Я вас люблю. И не в том, что я не ценю честь, которую вы мне оказываете. Моя семья не дала бы мне такого хорошего образования, будь у нее выбор. Я бы не... — Она умолкла. — Но это моя семья, и я очень давно ее не видела.

— Что ты о ней помнишь?

— Маму. Я помню маму. Она была серьезной, но доброй, и находила для нас время, когда бы нам это ни требовалось. Я помню сестер, Эллию и Тиссию. Мы играли в карталедже, и я давала им выигрывать. Я по ним скучаю.

— А отец?

Она резко посмотрела на меня.

— Я предпочитаю твоего. Мой отец был глупцом и недобрым. Он любил палку — и любил чужой страх. Твой отец суров, но справедлив. Мой... был просто суров. — Она улыбнулась. — Как говорится, не все плоды свежи, но и не все сгнили. Ты должен подготовиться. Сегодня твой день.

Она направилась к двери.

— Челия?

Она остановилась.

— Что, Давико?

— Я рад, что ты в нашей семье.

— Я тоже, Давико. — У нее был тоскливый вид. — Иногда я очень рада. — Она стала серьезной. — Так что не подведи нас. Мы все на тебя рассчитываем.

Итак, подбодренный верой Челии в меня и подгоняемый железной волей Ашьи, я начал готовиться к Вступлению, словно к битве. Пришло время мне стать мужчиной. И не просто мужчиной. Я больше не буду уклоняться или прятаться от обязанностей. Боль в животе никуда не делась, но моя решительность словно заставила ее потускнеть — заставила подчиниться мне, а не наоборот.

Я оделся, выпрямился и встал перед зеркалом. Придал своему лицу спокойное, уверенное выражение.

Я справлюсь.

Глава 25

Музыканты играли, акробаты крутились на натянутой проволоке, глотатели огня