Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Адвокат Чепурная: «При каких обстоятельствах Вы видели Ивана Миронова?»

Миронов: «Я просил его срочно приехать для встречи с литовцами…».

Судья прерывает: «Вопрос, с кем подсудимый собирался встречаться, не ставился».

Чепурная: «В какое время Вы видели Ивана?»

Миронов: «Я просил Ивана приехать ко мне 17 марта после обеда, но то, ради чего он приехал — встреча с литовцами — откладывалась, посидели, поговорили. На встречу он поехал ближе к девяти вечера, после девяти позвонил, сказал, что арестован Квачков».

Чепурная: «Видели ли Вы Ивана Миронова 16 марта 2005 года?»

Миронов: «Не видел. Но разговаривал по телефону. Он позвонил мне, сказал, что все в порядке, он уже дома, это было около двенадцати ночи или чуть позже».

Чепурная: «Чем занимался в эти дни Иван?»

Миронов: «Работал над диссертацией. Как раз в это время он вышел на очень интересные архивные материалы восемнадцатого века…».

Судья прерывает свидетеля, архивные материалы ее тоже не интересуют.

Чепурная: «Были ли у Ивана Миронова какие-либо взаимоотношения с Владимиром Васильевичем Квачковым?»

Миронов: «Когда я оказался в федеральном розыске, Владимир Васильевич стал опекать Ивана…».

Судья перечит: «Суд не интересует Ваш федеральный розыск».

Миронов недоумевает: «Тогда как объяснять фактические обстоятельства дела?»

Чепурная: «В течение какого периода времени у Ивана были взаимоотношения с Владимиром Васильевичем Квачковым?»

Миронов: «Да когда оказался в розыске, где-то с конца 2004-го, ну и, соответственно, по март 2005 года».

Чепурная: «На чем были основаны эти отношения?»

Миронов: «Меня предупредили: чтобы отомстить мне, провокации могут быть против моих детей. Владимир Васильевич позаботился о Иване».

Чепурная: «С подсудимым Яшиным Иван Миронов был знаком?»

Миронов: «Знаком был, но особых отношений между ними не было».

Чепурная: «С подсудимым Найденовым Иван Миронов был знаком?»

Миронов: «Нет, не был. Они познакомились после выхода Ивана из тюрьмы».

Чепурная: «Был ли Иван Миронов знаком с Александром Квачковым?»

Миронов: «Да, был знаком».

Чепурная: «Какие у них были отношения?»

Миронов: «Насколько я знаю, они редко общались, слишком разные люди».

Чепурная: «Когда узнали, что Иван подозревается в причастности к покушению?»

Миронов: «Когда его мать вызвали для допроса в Генеральную прокуратуру».

Чепурная: «Был ли у Вас разговор с Иваном, что его подозревают?»

Миронов: «Мне стало понятно, что сыну начали мстить за меня. Я уговаривал его скрыться. Иван категорически отказался. Но у меня были серьезные основания опасаться за его жизнь. После того, как расстреляли дочь моего друга полковника Наумова…».

В зале возобновился шепот. Громкое нераскрытое убийство полковника ГРУ казачьего идеолога атамана Владимира Наумова и его восемнадцатилетней дочери помнят многие. Параллели весьма очевидны.

Судья взрывается нетерпением: «Свидетель Миронов! При допущении еще одного нарушения Вы будете удалены и допрос будет прекращен!»

Чепурная пытается сохранить свидетеля для допроса: «Так был ли у Вас разговор с сыном о том, что его подозревают в причастности к покушению?»

Миронов: «Все его объяснения сводились к одному — бред это!»

Чепурная: «С какой целью Иван бывал на даче у Квачкова?»

Миронов: «Владимир Васильевич просил помочь с машиной, но обычно просто приглашал в баньку».

Чепурная: «В марте 2005 года бывал ли Иван на даче Квачкова и для чего?»

Миронов: «Иван говорил, что Владимир Васильевич озабочен выходом монографии и тем, как это событие обмыть с сослуживцами на даче».

Чепурная: «Как Ваша книга «Приговор убивающим Россию» оказалась у Александра Квачкова в таком большом количестве — несколько пачек?»

Миронов: «Я просил Ивана передать книги для Военно-Державного союза через Владимира Васильевича. Ваня решил сделать это через Сашу. Ему было так удобнее».

Чепурная: «Как Ваше ружье оказалось на квартире у Квачкова?»

Миронов: «Я ждал обыска, не хотелось терять ружье. Но если бы Квачков что-то замышлял, разве стал бы он брать ружье у человека, который находится в розыске?»

Чепурная: «Вы оформляли журналистское удостоверение на имя Степанова?»

Миронов: «Да».

Чепурная: «Вы оформляли журналистское удостоверение на имя Ветрова?»

Миронов: «Да, оформлял».

Чепурная: «Кто просил Вас об этом?»

Миронов: «Владимир Васильевич Квачков».

Чепурная: «Оформляли ли Вы журналистские удостоверения на псевдоним?»

Миронов: «Да, это обычная практика для журналистов и писателей».

Чепурная: «Квачков объяснял, для чего это ему нужно?»

Миронов: «Я не спрашивал. Ничего необычного в его просьбе я не находил».

Адвокат Михалкина: «К настоящему уголовному делу приобщена Ваша книга «Приговор убивающим Россию». Когда она была написана?»

Миронов: «Закончил я ее осенью 2004-го. В начале 2005-го она вышла».

Михалкина: «При каких обстоятельствах была издана данная книга?»

Вопрос судьей снят, как сняты и все последующие вопросы адвоката Михалкиной, касающиеся роковой книги. Кажется, судья ее прочитала и пуще сглаза боялась малейшей утечки информации из вольнодумной работы экс-министра печати России.

Михалкина меняет направление допроса: «Квачков высказывал неприязнь к Чубайсу, Вы с ним об этом разговаривали?»

Миронов: «Были более важные вопросы и проблемы».

Михалкина настаивает: «По свидетельству генерала Ивашова, Вы написали книгу «Чубайс — враг народа».

Миронов: «После 17 марта 2005 года средства массовой информации стали преподносить Чубайса как самого эффективного и предприимчивого менеджера, стало понятно, что провокация на Митькинском шоссе имеет далеко идущие планы».

Михалкина возвращается к опасной теме: «В лингвистической экспертизе утверждается, что в Вашей книге «Приговор убивающим Россию» приводятся высказывания, направленные против высших должностных лиц Российской Федерации, порочащие честь и достоинство этих лиц. Вы согласны с такой оценкой?»

Миронов-старший стоит на своем: «Книга — сплошь факты и документы. Если бы я ошибся хоть в одной цифре, меня давно бы уже привлекли к уголовной ответственности. Но, не имея возможности опровергнуть очевидное, мстят семье…».

Судья вспыхивает, как лучина, и потрескивает, разбрызгивая угольки: «Остановитесь! Вопрос привлечения Вас судебное заседание не интересует!»

Прокурор Каверин: «С какого периода Ваш сын начал посещать дачу Квачкова?»

Дача Квачкова в устах прокурора звучит как притон или ночной игорный клуб.

Миронов-старший: «После октября 2004 года. Было очень важно, чтобы Иван был на людях, чтобы в случае провокации всегда могли быть свидетели».

Прокурор: «Посещал ли Ваш сын дачу Квачкова в отсутствии ее хозяина?»

Миронов-старший успевает сказать лишь: «Я как-то с трудом себе представляю…», а прокурор уже влезает в его ответ с заранее приготовленной репликой: «Говорите как есть, не надо придумывать».

Отточенный приемчик прокурора, использованный им в ходе суда уже не раз: унизить свидетеля, заронить сомнение у присяжных в его искренности, неожиданно наткнулся на мощную контратаку. Миронов жестко: «Я ничего не придумываю! Когда я дал Вам повод так говорить о моих показаниях? Вы что творите, господин прокурор?!»

Пойманный на хитром подленьком способе давления на присяжных, прокурор Каверин кисло морщится. Потрепанное достоинство голубого мундира защитила судья: «Свидетель Миронов предупреждается о недопустимости нарушения порядка!»

Миронов: «Ваша честь, я не понимаю, почему Вы защищаете нечистоплотность прокурора, а не мои законные права? Где Ваша судейская объективность!»

«Прокурор лишь неудачно выразился», — огрызнулось судейское кресло.

Реабилитированный прокурор взорлил с новым вопросом: «А после 17 марта миновала ли угроза этих, ну, провокаций, против Вашего сына?»

Миронов: «Эта угроза, наверное, будет существовать до конца моих дней. После трех покушений на меня я уже ничего не исключаю».

Прокурор скоренько соскользнул с неожиданно всплывшей и очень неудобной темы покушений на Миронова-старшего: «С какого телефона Иван звонил Вам?»

Миронов: «С телефона, который у него был специально для меня и для матери».

Прокурор быстро, словно боясь не поспеть: «Назовите номер!»

Миронов: «Я и нынешний свой всякий раз проверяю, когда деньги на него кладу, а уж тот помнить… Я — писатель, а не математик».

Прокурор: «Согласно детализации телефонных переговоров Вашего сына в ночь с 16 на 17 марта, его пребывание зафиксировано базовой станцией в поселке Крекшино?»

Миронов: «Я ответил, что ответил. Иван позвонил и сказал, что он уже дома».