Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Шугаев меняет сферу своих интересов: «Вы читали книгу Бориса Миронова «Иго иудейское»?

Ивашов: «Обязательно пролистывал. Так же, как и другую его работу — про Чубайса. Вы поймите: мне важны факты, а выводы я делаю сам. А когда приводятся факты того, как наносится ущерб стране, и это связано с именем Чубайса, я не нахожу ни одного его шага, ни одного мероприятия, которое он проводил, и оно было бы на пользу всему обществу».

Шугаев топорщится из последних сил: «Вы сказали, что Иван Миронов — патриот. В чем это выражается?»

Ивашов: «Я видел на конференции, как он отвечал мордовским студентам, которые говорили, что если бы вот немцы нас оккупировали в сорок первом, мы бы жили сейчас, как в Германии. Он очень резко выступил тогда против них, что это наша Родина, и мы должны любить свою Родину. И в своей диссертации и книге он доказывает, что продажа Аляски — непатриотический шаг, зря мы ее продали, можно было ее удержать».

Подсудимый Найденов: «Гибель Чубайса могла бы повлиять на общеполитический курс страны в целом?»

Судья спешит снять вопрос о Чубайсе, как постоянном раздражителе публики, хотя свидетель и просит ее: «Можно я скажу в пользу Чубайса!» Но судья уже приготовила собственные вопросы: «Леонид Григорьевич, как Вы считаете, возможно ли сделать достоверные выводы о событии на основании газетных статей и иных сообщений в средствах массовой информации?»

Ивашов объясняет просто и доступно: «Да, можно. Есть такой метод, и у нас, военных, он применяется — метод моделирования. Собираются все факты, изучается степень их достоверности. Все сопоставляешь, и модель все может сказать. На основании всего этого я и делаю вывод, что это была имитация. До деталей».

Судья: «Что Вы понимаете под словом «имитация»?

Ивашов: «Имитация — это проведение ложной операции, которая скрывает истинные цели».

Судья: «Моделирование событий позволило сделать Вам вывод о том, каковы цели имитации?»

Ивашов: «Это может быть столкновение чьих-либо интересов, возможно, это делали, чтобы протолкнуть какую-то букву закона, ужесточающую положение, иногда это делается, чтобы вывести из игры какую-либо политическую силу или просто личность».

Прокурор Каверин с последней надеждой: «Исключаете ли Вы, что происшествие 17 марта 2005 года является неудавшейся специальной операцией?»

Ивашов не оставляет от прокурорской надежды даже песчинки: «Когда моделируешь эту ситуацию, то вылезает столько глупостей, что вывод один: это может быть только провокация». 

«Это — профанация, а не спецоперация», — уверены военные (Заседание сорок пятое)

Слово «свидетель», происходящее от глагола «видеть», — очень емкая категория в юриспруденции. Свидетель — это не обязательно только очевидец события. В отношении к человеку, обвиняемому в преступлении, это также лицо, знающее о нем факты, которые доказывают возможность или невозможность совершения им преступления, свидетель — это и лицо, которое может подтвердить непричастность обвиняемого к преступлению, это даже лицо, которое слышало от кого-то о готовящемся преступлении, словом, любой человек из окружения обвиняемого может в той или иной степени являться свидетелем по его делу, рассматриваемому в суде.

Разумеется, следователи, ведущие дело, не больно-то утруждают себя бременем объективного рассмотрения всех свидетельских показаний, как в пользу, так и в урон обвиняемых. Они группируют свидетельства лишь тех, кто вписывается в канву начертанного следователем «как это было» и может подтвердить вину назначенного им в преступники человека. Так что о свидетелях невиновности обвиняемого должна озаботиться защита. Она и заботится по мере своих сил. Но что греха таить, силы эти по сравнению с возможностями, предоставляемыми судом обвинению, весьма не равные.

Вот и на этот раз, когда защита привела своих свидетелей и адвокат подсудимого Квачкова Першин заявил ходатайство об их допросе, судья Пантелеева вновь продекларировала о неравенстве, как деле, само собой разумеющемся: «Суд предупреждает сторону защиты, что свидетель может быть допрошен только по фактическим обстоятельствам дела. Если будут поставлены вопросы, не относящиеся к фактическим обстоятельствам дела, суд прервет свидетеля и удалит его из зала», — и звука подобного не произносила она, когда своих свидетелей выставляло обвинение.

Свидетель Паньков Вадим Иванович, полковник спецназа, сорокалетний, плотный, налитой спокойствием, силой и уверенностью. Звезда Героя России, поблескивавшая на его груди, судью и прокурора явно не обрадовала. О, если бы можно было потребовать у свидетеля снять ее с офицерского мундира, а заодно и мундир стянуть с его могучих плеч вместе с рядами орденских колодок, но таких полномочий суду наши законы пока еще не предоставили.

«Знаете ли Вы подсудимых?», — начал допрос адвокат Першин.

Паньков знал Квачкова, Яшина и Найденова, с подсудимым Мироновым никогда прежде не встречался.

Першин: «Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Квачковым?»

Паньков говорит с усилием, мешают шрамы тяжелого ранения, заметно прочертившие лицо: «С Квачковым я познакомился в 2003 году на сборах частей спецназа в Краснодаре».

Адвокат Котеночкина: «Когда Вы познакомились с Найденовым?»

Паньков: «Мы служили в одной части в Кубинке».

Адвокат Михалкина: «Где и когда Вы познакомились с Яшиным?»

Паньков: «Служили вместе после Афганистана в 1992 году».

Першин: «В дальнейшем Вы встречались с Квачковым?»

Паньков: «Да, он к нам в часть приезжал».

Першин: «Когда и с какой целью Квачков приезжал к Вам в часть?»

Паньков: «В 2005 году зимой. Он проводил занятия с личным составом и офицерами, а я ему показывал современные средства борьбы с боевиками».

Першин: «В чем состояли занятия, которые проводил Квачков?»

Паньков: «Он читал лекции личному составу об истории партизанского движения. А потом в учебном классе мы показывали ему трофеи из того вооружения, которое применяют боевики».

Судья недослышит последнюю фразу и резко, с капризом в голосе требует у свидетеля: «Говорите четче!»

Паньков пристально смотрит на нее: «У меня ранение в лицо, я не могу четко и долго говорить».

Судья спохватывается, понимая, что присяжные могут расценить ее слова как изощренное издевательство над заслуженным человеком: «Извините».

Першин продолжает: «В других воинских частях Квачков бывал?»

Паньков: «Да. Насколько я знаю, в Солнечногорске, в Ростове».

Михалкина: «Роберт Яшин бывал в Чечне?»

Паньков: «Да, я там был как раз вместе с ним в 2001 или 2002 году».

Адвокат Котеночкина: «В вашей воинской части Квачков контактировал с какими-либо взрывчатыми веществами при исполнении своих служебных обязанностей?»

Паньков: «Когда у нас на занятиях демонстрировались изделия, естественно эти образцы брали в руки, крутили их, вертели».

Прокурор Каверин: «С лекциями о какой именно партизанской войне приезжал Квачков в вашу воинскую часть?»

Паньков: «С лекцией об истории спецназа со времен 1812 года».

Каверин усмехается: «Какое отношение имеют образцы, которые используют боевики, к войне 1812 года?»

Паньков в ответ пытается улыбнуться: «Да это мы сами Квачкову показывали эти изделия, когда рассказывали о своих командировках».

Прокурор уточняет: «А что это за изделия?»

Паньков долго молчит, потом вежливо уклоняется: «Это изделия, чтобы людей убивать. Изделия… в виде фугасов».

Прокурор намекает на возможность похищения опасных изделий из части: «Ну, а фугасы у вас должны быть в боевом состоянии?»

Полковник Паньков смотрит на прокурора, который хоть и в голубом мундире, но по армейскому разряду с погонами подполковника, как на пятиклассника, не знающего таблицы умножения: «Как они могут быть в боевом состоянии, если в них взрывчатого вещества нет. Остаточное количество на поверхности и все».

Голубой подполковник продолжает допытываться: «А самодельные взрывные устройства вы рассматривали?»

Полковник спецназа Паньков, поняв, что подполковник прокуратуры Каверин в военном деле даже не пятиклассник, отвечает ему как неразумному дитяти: «Так это и есть фугас».

Прокурор, не поняв ответа, требует: «Назовите, что это такое».

Паньков вздыхает: «Я не могу Вам назвать. Мы говорим на разных языках. Вы не поймете, о чем я говорю: железные трубки, картонные коробки, гильзы от снаряда, все это применялось боевиками. Потом из этого были извлечены взрывчатые вещества…».

Допрос перехватил Шугаев, адвокат Чубайса: «Как часто Квачков приезжал в расположение вашей части в 2004–2005 году?»

Паньков: «В 2005-м приезжал раза два».

Шугаев: «Квачков участвовал у вас в каких-либо стрельбах?»