Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Владимира Васильевича Квачкова на 18-е марта мероприятие к защите диссертации намечалось, предстояло обмыть монографию, надо было срочно дачу готовить к приему гостей. Он меня к этому делу подключил. Первым делом освещением заняться. Обратились к электрику, тот такую цену заломил, что мне на полгода жизни хватит. Тогда я своего друга Сашу Найденова попросил помочь, он, как моя дочка говорит: рукодельник и чинильник, — все может. Первый раз мы с Сашей Найденовым на дачу 6 марта приехали. Снега много было. У гаражных ворот — практически по замок. А у меня на квартире трое без дела сидят, решили их задействовать снег чистить. В другой раз через неделю собрались, но натопить дачу заранее у Саши Квачкова не получилось, холодно, не поработаешь. Правда, посидели, погрелись за столом, может даже чуть излишне, Саша Найденов поскользнулся на крыльце и сильно повредил тогда руку. Так что 16-го она у него даже не сгибалась. Я настаивал, чтобы он к врачу обратился, да у него одно домашнее лечение… 16-го мы с Карватко и Найденовым проехали по магазинам, закупили все, что надо для ремонта. Правда, Саша снова расслабился и в кресле заснул, а тут Васильич неожиданно приехал, видит такую картину: «Все, — говорит, — праздник жизни закончился, все по домам. Два дня осталось. Завтра надо все сделать!» Но я домой не поехал, жена не любит, когда я в таком состоянии. Поехал к Ефремову, он ветеран ВДВ, главный редактор журнала «Радонеж». Мы с ним еще продолжили, часов до пяти… Встали поздно, пообедали, то да се… По радио только и говорят о покушении на Чубайса. Вдруг выскакивает фамилия Квачкова. Я, естественно, к Васильичу домой. Куда там! ОМОН в три кольца вокруг дома, весь двор телевизионщиками забит. Со всего мира журналисты! Уже тогда понятно стало, что это грандиозная провокация. Предстояло выяснить — какая. Собрать информацию, проконсультироваться, подумать. Но довершить расследование нам не дали. 20 апреля нас арестовали. Вот в принципе и все».
Судья со вздохом обращается к заветному пьедесталу: «Уважаемые присяжные заседатели, есть ли у вас вопросы?»
Присяжные передают судье лист с вопросами, та внимательно вчитывается в список: «Назовите, пожалуйста, руководителя организации, которая сделала заявку о наборе охранников?»
Яшин: «Борцов. Фирма «Борцов и компания». Представителя фирмы в Москве зовут Виктор. Его телефон зафиксирован у меня в билинге».
«Под каким номером он значится в Вашем телефоне?», — судья ловко входит в роль присяжных, не могли присяжные предвидеть, что Яшин упомянет про телефон и билинг. Да что поделаешь, судье перечить — себе дороже: «Виктор. Вологда».
Судья: «Кто на кого вышел — он на Вас или Вы на него?»
Яшин: «На праздновании Дня войск специального назначения пошел разговор, кто чем занимается, кто чем может помочь. У меня ситуация — сам готов ехать на заработки».
Судья возвращается к поданному ей списку: «Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Мироновым Иваном и какие у Вас были взаимоотношения?»
Яшин: «Познакомились через его отца. Владимир Васильевич общался с Борисом Сергеевичем, и я с ним познакомился. Иван помогал мне, у него машина была. Но он плотно занимался наукой, писал диссертацию, готовился к защите. Мне импонировала его целеустремленность, но я от всего этого далек. Ни в какие свои дела, ни в коммерческие, ни в ветеранские, я его не вмешивал».
Пантелеева: «16 марта Вы во сколько уехали с дачи Квачкова?»
Яшин: «Я уехал с Владимиром Васильевичем и Сашей Квачковым на СААБе около девяти часов вечера. Они меня добросили до Москвы».
Судья от имени присяжных: «Можете ли Вы восстановить в хронологическом порядке картину своих действий 16 и 17 марта 2005 года?»
Яшин: «16 числа ближе к обеду выехали в Жаворонки. Мне Алексей, парень, который на квартире жил, дал список необходимых вещей для ремонта. Что-то купили, часть на квартиру отвезли, часть — на дачу. Как камень с души: работа началась, ребята и снег уже расчистили. Купили мясо для шашлыка, ну и под шашлык… Поехали, сразу же шашлыки затеяли. Александр Найденов определил объем работы. Пока шашлыками занимались — уже темно стало. Ремонтом по-настоящему не успели заняться, только Квачков Саша что-то там делал. Потом приехал Вадим на своей машине с Мироновым, они о чем-то с Сашей Квачковым договаривались. Мы не планировали, что они приедут».
Пантелеева поинтересовалась, разумеется, от лица присяжных: «Что это еще за новое действующее лицо — Вадим?»
Яшин поясняет: «Вадим Редькин. Он за рулем тогда был, у Ивана Миронова машина сломалась. Ну, Редькин за рулем, Миронов не пьет, вот мы втроем — я, Саша Квачков и Найденов посидели. Еще Карватко был, но Карватко уехал раньше. Саша Найденов ему чуть машину не сломал. Он обиделся, уехал, а Саша пешком ушел. Когда мы уезжали с Квачковыми, я Ивана Миронова не видел, но так как они вместе приехали, я решил, что Иван там еще оставался. Потом я приехал к Ефремову, и мы с ним общались часиков до пяти. На следующий день услышали про Чубайса. Потом я поехал к Квачкову. Там ОМОН в три ряда, все радиостанции мира на Бережковской набережной. Поехал домой. Там Найденов. Решили посидеть-подумать, определить порядок действий. Вечером поехали к Найденову на дачу в Гжель. Вот и все — по хронологии».
Следующий вопрос: «Когда и при каких обстоятельствах познакомились с Владимиром Васильевичем Квачковым?»
Яшин: «Слышал о нем давно. А встретились где-то в году 94-м, когда он в Москву приехал, потом вместе держались — и быт, и работа. Когда дочка моя родилась, его жена Надежда стала ее крестной матерью».
Судья оглашает: «На каком основании Вы решили, что Квачков разрешит Вам жить на своей даче?»
Яшин изумлен вопросом: «Ведь меня на улицу выгоняют».
Судья занимается явно отсебятиной: «А где бы он сам со своей семьей проживал?»
Яшин еще не остыл от изумления: «У него квартира в Москве. Как это? Друга с семьей на улице оставить, а самому балдеть на даче? У нас так не бывает».
Судья опускает нос в свод вопросов присяжных: «Известно ли Вам, когда молодые люди, которые жили на квартире в Жаворонках, покинули эту квартиру?»
Яшин: «Когда покинули — мне неизвестно. Я в Москве крутился, приезжаю — дверь заперта. С одним из них, Алексеем, я встречался, когда вышел из тюрьмы. Спросил его: придешь в суд, дашь показания? Он говорит: извини, не могу, нас, как вас, посадят на три года и будут плющить, как Карватко».
Адвокат Чубайса Шугаев немедленно вступается за честь следственных органов: «Я протестую! Что значит — «плющить»?!.
Яшин суровеет: «Прижигать сигаретой руки — это как называется?»
Судья вздымается горой возмущения, как будто напрочь забыла показания на суде Карватко: «Подсудимый Яшин предупреждается о недопустимости нарушения закона!» Чуть помолчав: «В каком состоянии здоровья находился Найденов 14 марта 2005 года?»
Яшин: «Четырнадцатое число он начал здоровым. Но на даче поскользнулся, упал, рука у него повредилась. Я это шестнадцатого числа заметил. Подошел, обнял его, и, видно, локоть задел. «Не могу, — говорит, — ни согнуть, ни разогнуть». Я говорю: иди в травмпункт. «Нет, — говорит, — сейчас лекарство примем и все будет хорошо».
Судья: «Почему же Найденов приехал 16-го числа с больной рукой?»
Яшин: «Он нам был нужен как специалист. Чтобы показать, что и как делать. А гвозди я и сам сумею забить».
По окончании допроса прокурор зачитал показания Роберта Яшина на суде 2008 года, которые ничем не отличались от его нынешних.
Заседание закончилось на удивление мирно: вернули Яшина в зал суда, откуда его изгнали пять месяцев назад. Процесс у него, как бывает образование, — очно-заочный.
Квачкова загнали в трясину запретов (Заседание сорок девятое)
Есть в нашей скорбной судебной системе одно вселяющее надежду слово, внушающее оптимизм понятие — защита. Каждый подсудимый знает, что как бы ни были тяжки предъявленные ему в суде обвинения, непременно наступит миг, когда он сможет хотя бы попытаться отстоять свою правду — ему предоставится право на защиту. Манящее и мерцающее впереди милосердие правосудия подобно маяку для терпящего бедствие корабля. И вот он наступает, этот миг, когда все аргументы обвинения исчерпывающе изложены на суде, и защита вступает в свои права, чтобы оборонить подсудимого от напасти. Но… не тут-то было!
На суде настал черед Владимира Квачкова объяснить, как все обстояло на самом деле. Аж с февраля (пять месяцев судят заочно!) его не пускали в зал. Судья Пантелеева заметно встревожена людским наплывом, нервно требует убрать выложенные микрофоны и напускает судебного пристава проверить, выключил ли микрофон репортер «Эха Москвы»?.. Столь вопиющее попирание законного права вести аудиозапись в открытом процессе настолько ошеломило журналистов, что ни один из них даже не пискнул в защиту своих прав.
