Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

— А разве твой клуб не собирается устроить тут одну из своих церемоний? — поинтересовался Биль.

— О, я совсем забыл об этом!

— Знаешь, когда члены клуба окружают тебя где-нибудь в уголке, поют в честь тебя песню и дарят кофейник или еще что-нибудь?

— Не стоит думать об этом, Биль… Так ты в самом деле приобрел кольцо?

— Да что ты волнуешься зря? Лучше повтори-ка про себя все то, что тебе придется отвечать священнику.

Опасаясь допустить какую-нибудь ошибку, я уже тщательно изучил весь обряд венчания.

— Если мне когда-либо придется жениться, — продолжал Биль, — я просто предпочту зарегистрировать свой брак у мирового судьи, где-нибудь в деловой части Нью-Йорка.

— Возможно, ты и прав, но Кэй так не могла бы.

— Ну, разумеется. Не могла бы или не захотела.

Ночь перед свадьбой в Конкорде мы с Билем провели в доме одной из двоюродных сестер миссис Мотфорд, которую я в тот день увидел впервые. Она сказала мне, что теперь я должен называть ее тетей Виолеттой. Биль захватил с собой две серебряные фляжки с виски и всякий раз, опорожнив свой стакан, мыл его в ванной комнате, хотя я и не просил его об этом. Сам я ничего не пил. Мне хотелось показать Билю и всем остальным, что я женюсь на Кэй трезвым.

Вечером накануне свадьбы Мотфорды пригласили нас с Билем и ближайших родственников семьи на обед.

Хотя Биль, перед тем как отправиться к Мотфордам, выпил у нас в комнате несколько рюмок на тот случай, если в гостях ничего не подадут, он и на обеде не отказался от нескольких коктейлей, после чего стал еще приятнее и веселее. Он во всеуслышание одобрил платье миссис Мотфорд и попросил подробно рассказать о происхождении пулевого отверстия в стене дома, потому что, как он выразился, ему тоже приходится по характеру своей работы стрелять фразами, пробивая дыры там, где требуется.

— И все в ответ стреляют в меня, — продолжал Биль. — Вы, миссис Мотфорд, и не подозреваете, а ведь мое сердце так продырявлено, что напоминает кусок сыра.

В начале рассуждения Биля озадачили миссис Мотфорд, но позже она сказала мне, что не ожидала встретить среди моих друзей такого остроумного человека. Когда в комнату вошла Кэй, все провинциальные тетушки, кузены и кузины так и покатывались со смеху над очередной остротой Биля.

Биль взял руку Кэй, потом внезапно наклонился и поцеловал ее в щеку. Я заметил, что никто, в том числе и сама Кэй, не ожидали этого.

— Вы прекрасно выглядите, — проговорил Биль.

— Вы просто льстите мне, — ответила Кэй. Она протянула обе руки, показавшиеся мне холодными, и все отошли в сторону, оставляя нас наедине.

— Гарри, — прошептала Кэй, — ты ведь не хочешь отказаться от меня?

— Нет. А ты?

Кэй еще крепче сжала мои руки и улыбнулась.

— Ты такой славный! Я никогда не наскучу тебе, верно?

А Биль тем временем уже услаждал присутствующих арией из старой (тогда, впрочем, еще не совсем старой) оперетты, которую я слушал перед отправкой на фронт. Мне припоминаются такие слова: «Едва лишь они поженились — она уже мчится в Рено»[30].

Кэй повернула голову и прислушалась.

— А вы помните, что там поется дальше? — крикнула она через комнату. — «А я хочу быть старомодной, доброй и верной женой».

— Правильно! — закричал Биль. — Вот именно!

Обед закончился рано — все понимали, что нам с Кэй надо отдохнуть. Помню, Биль почти не разговаривал, когда мы вернулись в нашу комнату в доме двоюродной сестры миссис Мотфорд.

— Биль, я бесконечно счастлив.

Биль стоял, склонившись над своим чемоданом. Он достал из него фляжку и встряхнул ее над ухом.

— Что ты сказал?

— Я бесконечно счастлив.

— Так и должно быть, — откликнулся Биль и достал из бутылочки маленькую белую таблетку. — Вот возьми. Запей стаканом воды и заснешь, как младенец.

— Что это? Я засну и без снотворного.

— Проглоти таблетку, увидишь, как это приятно. У меня нет желания всю ночь выслушивать твою болтовню.

Я лег в постель, а Биль устроился рядом, на двуспальной кровати, зажег лампочку и раскрыл книгу «Женщины Трои», предусмотрительно захваченную с собой. Я лежал и исподволь наблюдал за ним, находя его несколько бледным и усталым. Спустя некоторое время Биль захлопнул книгу, уставился в потолок и заговорил. Он рассказывал мне о своей жизни в Нью-Йорке и о тех людях, с которыми встречается, — художниках, артистах, писателях.

— Там все иначе, — доносились до меня его слова. — Все они не женаты, во всяком случае, по-настоящему. Такая жизнь в моем вкусе — сегодня здесь, а завтра там…

Так я и заснул под его разглагольствования.

Утром кузина миссис Мотфорд прислала нам завтрак на двух подносах, и я все еще помню, какой беспорядок царил в комнате, пока мы одевались, — пижамы, запонки, воротнички вперемешку с яичной скорлупой, ломтиками поджаренного хлеба и пустыми стаканами из-под апельсинового сока.

— Не мешало бы тебе сейчас выпить, — посоветовал Биль.

— Не хочу. Да и вообще я никогда по утрам не пью.

— Ну, а я бы не удержался, если бы испытывал то же самое, что испытываешь сейчас ты, — отозвался Биль и отправился в ванную комнату за стаканом. Потом он забеспокоился о кольце и золотой монете, и мы принялись торопливо разыскивать его галстук и носки.

— Глядя на тебя, можно подумать, что ты тоже женишься, — сказал я.

— Возможно. Но лишь в качестве заместителя.

Меня было рассмешили его слова, но я вспомнил, сколько он выпил накануне, а к завтраку почти не притронулся.

— Биль, ты случайно не заболел?

— Заболел? Я?

Мы с Билем заняли места у алтаря; все присутствующие поднялись; по проходу шли другие шаферы и подружки невесты. Я видел мать, стоявшую рядом с Мери, и заметил, что и она и миссис Мотфорд плачут. Священник в очках с толстыми стеклами и с сильно заметным кадыком дважды глотнул и раскрыл молитвенник. Затем я увидел мистера Мотфорда и Кэй; она держалась за руку отца и смотрела прямо перед собой. Потом музыка умолкла, священник снова глотнул и начал читать:

Боже всемогущий, мы собрались здесь…

В воздухе стоял сильный запах цветов, как всегда бывает на похоронах и свадьбах. Вслушиваясь в отчетливые слова священника, я вспомнил, как некогда Кэй говорила что-то о точке и новом абзаце. Каждая фраза звучала, как стук захлопнувшейся двери, отрезающей путь назад, и я спросил себя, не о том же ли самом думает и Кэй, стоя рядом со мной.

— Да, буду[31], — услышал я свой голос.

С этой минуты все мои мысли сосредоточились на Кэй; да, теперь я буду заботиться о ней, когда мы наконец стали мужем и женой.

Потом, во время приема, мы стояли рядом с ней, окруженные толпой людей, явно обрадованных окончанием церемонии, болтали, смеялись, пожимали руки, пытались запомнить каждого, кто подходил к нам, и старались говорить что-то подобающее моменту.

На мгновение передо мной возникло лицо Шкипера, и я слышал, как он говорил Кэй, что его миссия закончена, он сделал все, что мог, и что теперь наступил ее черед. Потом я увидел мистера Уилдинга, дядю Боба, старую бабушку Фредерику и, наконец, майора Гроувса, вместе с которым служил во Франции. Он появился из моря лиц и встал передо мной.

— Это ты? — воскликнул я. — Как ты попал сюда?

Он ответил, что приехал из Толедо и ни за что на свете не согласился бы пропустить такое событие. На свадьбе присутствовала целая куча детишек — моих и Кэй дальних родственников, робких маленьких девочек с прямыми длинными волосами и маленьких мальчиков в ярко-синих костюмчиках, выглядевших так же, как, должно быть, выглядели когда-то и мы с Кэй.

Позднее я и Кэй сидели за столом в окружении шаферов и подружек невесты, ели куриный салат, ванильное и шоколадное мороженое и пили апельсиновый шербет. Через некоторое время я оказался в комнате для гостей, где Биль помогал мне переодеваться в какой-то другой костюм. Биль принес с собой две бутылки шампанского; одну мы распили сразу же, а вторую, пока я переодевался, в одиночку прикончил Биль, сидя на подоконнике.

— Будь я проклят, если понимаю, как тебе удалось перенести все это и не свалиться с ног, — сказал он.

— Я ничего не забыл положить в чемодан? — осведомился я.

— Не забыл ли ты что-нибудь положить в свой чемодан?.. Не вздумай еще раз обратиться ко мне с таким вопросом. Все, что нужно, давно лежит в твоем чемодане, чемодан в машине, а билеты у тебя в кармане.

В ту минуту, когда я надевал брюки, в дверь постучали.

— О мой бог! — заметил Биль. — Это твой клуб «Зефир».

— Биль, извини меня, но, может быть, ты выйдешь на минуточку.

— Хорошо, хорошо, ребята! — крикнул Биль. — Я не принадлежу ни к какой ложе и сейчас выйду, а вы присмотрите, чтобы Гарри застегнул штаны. Может, вы хотите, чтобы я завернул его в пеленку?