Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, бог знал осла, поэтому рогов ему не дал.
Странные происходили бдения в мехмонхане муфтия. И запомнились они на многие годы.
IX
В глазах моих все мираж.
Лишь ты видение!
Все забыто мною,
Лишь ты воспоминание!
Камол
Страсти подобны огню,
Сгоришь от них,
словно подстилка из соломы.
Джебран
После достопамятного торжественного приема в Арке вечером в доме у Каршинских ворот, где по распоряжению визиря Сахиба Джеляла поместили на жительство доктора с сыновьями, появился Мерген. И мальчишки, встретив нежданно-негаданно в Бухаре ангренского лесного объездчика, старого друга семьи, бросились к нему, как к родному.
За поздним ужином Мерген рассказал все, что произошло. Оказывается, он за последние годы не первый раз приезжает в столицу ханства. Вот и сейчас он здесь по делам.
Он не особенно вдавался в подробности и детали, но путешествие совершил поистине удивительное. Оказывается, он не пожелал воспользоваться поездом. В одно прекрасное утро сел в Тилляу на своего вороного коня Лочин-Сокол, спустился по реке Ангрену и Чирчику, переправился на пароме через Сырдарью, а затем напрямик через грозную своим безводьем степь доехал до Сардобы, махнул на Багдан-Фариш и вдоль Нуратинских гор добрался до самой Нур-Аты.
— А там рукой подать до Бухары, каких-нибудь верст двести. Что пара сотен для такого испытанного коня, как мой Лочин?!
Да и что для такого могучего богатыря, имевшего в своем роду десятки поколений всадников-кочевников, прославленных конников, «отмахать полтысячи верст».
— Пожелала моя душа посмотреть священную Бухару, — сказал Мерген. — Здесь каждый камень дышат святостью, ибо здесь больше похоронено ходжей, нежели живет живых.
Но такое объяснение доктора не удовлетворяло. Понимая, что Мерген приехал в Бухару неспроста, Иван Петрович всячески допытывался, чем он может помочь мужественному горцу здесь, в чужом городе.
Не укрылось от Ивана Петровича и то, что появление лесного объездчика пришлось не по душе и бывшему ахангаранскому помещику, ныне могущественному визирю Сахибу Джелялу, и хранителю священного мазара Тешикташ, муфтию, ныне влиятельному посланнику Османского государства при дворе их высочества эмира.
К тому же Мерген уехал из Ахангарана, не получив у своего начальника разрешения, самовольно оставил свою экспедицию.
Мерген доверительно объяснил:
— Мы в Тилляу накшбенди. Мы и наши предки. Мы состояли мюридами почтенных тилляуских мюршидов, каковым сейчас является почтенный муфтий.
— Первый раз слышу, — удивился доктор. — Не замечал, чтобы вы ходили на поклон к муфтию или даже просто выражали ему почтительность, угодливость. Наоборот, вечно у вас происходили какие-то конфликты!
— И все же мы паломник, совершающий паломничество в подворье ордена накшбендиев, и хотим преклонить главу перед двором сада высшей истины и совершенства науки наук священного писания, перед господином муфтием, сочащимся сладким медом разума и благочестия.
— Стоп! Стоп! — умоляюще воскликнул доктор. — Дорогой друг Мерген, пощадите… И потом я не настолько хорошо владею языком, чтобы воспринять все тонкости. Скажите все-таки, что вы хотите от муфтия?
— Господин муфтий, после чуда прозрения и умножения своего состояния, волею мудрых духовников Шейхантаура и Бухары избран верховным мюршидом дервишеского ордена Накшбендие, разросся розовым кустом религии. В священном городе Истамбуле господин муфтий получил утверждение и золотую грамоту и теперь является духовным главой благородной Бухары и — о, проникнитесь благоговением! — наставником самого тирана — эмира…
— Чего же вы хотите от муфтия? Неужели…
— Да! Мы приехали в Бухару за нашим сыном. Мы здесь в доме муфтия. Мы выложили господину мюршиду свои слова и ждем справедливого решения. Каждый отец имеет право на своего сына. Отсутствует Мирза уже много лет. Пусть припадет к стопам своего отца. Пусть муфтий могуществен! Пусть он святой! Но сына он мне отдаст.
По тому, как решительно и сурово говорил Мерген, сделалось понятно — от своего он не отступится.
Все ясно. Отец ищет сына. Отец требует, чтобы его ему вернули.
И все же не поиски сына привели Мергена в Бухару, заставили его пуститься в долгие и далекие странствия.
Месть и любовь! Любовь и месть влекли сюда горца.
В жизни Мергена произошло невероятное.
«Осенний мороз загубил распустившиеся тюльпаны. «Прекрасная хозяйка горного убежища Юлдуз оставила дом, семью, дочь Наргис и уехала».
Все свершилось внезапно, когда и память о Джеляле, казалось, за годы — а их прошло более пяти — искоренилась, стерлась.
«Проклятие на Бухару! — говорил Мерген. — Проклят будет тот день и час, когда к нам в наши Канджигалинские горы приехал этот бухарский визирь. Разрушил он дворец моего счастья».
Ошибся тогда Мерген. Подумал простодушно, что если в душе его горит страсть, если его обуревает любовь к женщине, то и женщина должна отвечать такой же любовью. Он полагал:
«Выполнил я закон гор. Приютил и обласкал покинутую и несчастную. Ввел женщину в свой дом. Проявил благосклонность к разведенной. Возвел на свое ложе. Признал своей супругой. Совесть и честь мои чисты. Юлдуз воссияла звездой горного убежища. Она — Звезда, и рядом маленькая, но яркая звездочка Наргис, которую мы приняли в дочери».
Но самомнение подвело Мергена. Он думал, что лучшего мужа, чем он, и отца для своей дочери красавица Юлдуз не может желать, что она забыла Сахиба Джеляла, оставившего ее на произвол судьбы, что к прошлому нет возврата…
Но…
Не спеши жечь масло в светильнике!
Немудрено тебе и самому сгореть в пламени,
подобно мотыльку…
И Мерген отпустил Юлдуз в Бухару, но душа его не выдержала, и он поехал за ней, полный мстительных намерений.
Он ехал мстить. Так он думал. На самом деле он любил. Он терзался. Страсть и месть раздирали его сердце.
Он уехал верхом на коне, что было смешно, когда по железной дороге можно было доехать
