Дорогой враг - Кристен Каллихан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мейкон снова отводит взгляд, устремляя его в какую-то далекую точку, которую видит только он.
— Аня тоже была с этим… согласна. — Он лениво машет рукой, словно пытается додумать фразу.
Я сама прекрасно это могу сделать. Ощущение жжения поднимается вверх по груди. Думаю, это изжога.
— Не понимаю, почему мне нужно это знать.
Мейкон издает невеселый смешок.
— Я, черт подери, тоже не понимаю, Делайла. — Со вздохом он откидывает голову назад, проводя рукой по лицу. — Я уже ничего не понимаю.
Обычно Мейкон полностью контролирует ситуацию. И меня беспокоит, что он, кажется, слетает с катушек.
— Ты что, пьян?
— Нет. С чего ты взяла? Я что, выгляжу пьяным? — Он улыбается, будто это мысль его забавляет.
— Ты сидишь в темноте, — коротко говорю я. — Делаешь расплывчатые и нерешительные заявления. Это немного жутковато.
Мейкон бросает на меня свирепый взгляд.
— Не хотелось идти спать.
— Ладно, хорошо.
Его взгляд становится ледяным.
— И тебя не было дома.
— Ты ждал меня? — Я не знаю, что чувствую по этому поводу. Мое сердце растаяло? Не-а. Мне слишком тошно от мысли о Мейконе и «желанной» и влюбленной в него Ани.
Он хмурится, отводя взгляд.
— Нет. — Лжец.
— Тогда что? Ты покатал Аню на Мейконе-младшем, а после был настолько измотан, что тебе пришлось сидеть здесь в темноте, размышляя о великом?
— На Мейконе-младшем? — прыскает он, качая головой. — Черт возьми, Делайла, твой рот… — Он сжимает переносицу. — Мейкон-младший не вышел на свободу.
Это успокаивает меня, но мои внутренности продолжают переворачиваться и трепетать.
— Почему нет?
Боже мой, заткнись, пьяная Делайла.
Вопрос удивляет его так же, как и меня. Но затем выражение его лица становится хитрым.
— Мне не захотелось.
— Тебе не захотелось заняться сексом с горячей и желающей тебя женщиной? — Серьезно, тебе нужно заткнуться.
Он прищуривается, глядя на меня.
— Тебе правда хочется это узнать?
Тяжело сглатывая, я опускаю глаза.
— Нет. Это не мое дело. — Я поднимаю руку в беспомощном жесте. — Я болтлива, когда пьяна.
— И когда не пьяна тоже.
В ответ я наношу помаду средним пальцем.
Мейкон почти улыбается, при этом все еще выглядит недовольным. Он отбивает ленивый ритм пальцами по подлокотнику кресла, устремляя взгляд на них. Мы оба молчим с минуту.
Когда он заговаривает, его слова звучат размеренно и медленно.
— Ты когда-нибудь в своей жизни оказывалась на распутье? Когда думала, что со всем разобралась, а потом понимаешь, что, оказывается, нет? И ты понятия не имела, в какую сторону двигаться дальше?
Мейкон смотрит на меня так, будто в самом деле хочет услышать ответ. Отчего мое сердце начинает биться немного сильнее.
— Да, — шепчу я. Правда в том, что я сейчас нахожусь на этом распутье.
— И что ты сделала? — шепчет он в ответ.
Грани стакана мокрые от конденсата, а мои руки слишком холодные. Я крепче сжимаю его, чувствуя, как кожа натягивается на костяшках пальцев.
— Мама говорила, что разум может обманывать, но сердце всегда знает правду. — Я пожимаю плечами. — Проблема в том, что большинство из нас скорее поверят в ложь, чем посмотрят правде в глаза.
Его горящий взгляд скользит по мне, обнажая то, что мне не хочется обнажать.
— Во что бы ты предпочла поверить, Делайла? В удобную ложь или неудобную правду?
Мне не нравится, как он смотрит на меня: сердито и обиженно, напряженно и настороженно, будто хочет услышать мой ответ, но боится. От моего ответа зависит слишком многое, и я понятия не имею, каким должен быть правильный ответ.
— Думаю, что если мое сердце готово услышать правду, то никакая ложь, которую может придумать мой мозг, не будет иметь значения.
Мейкон делает вдох, затем выдох, его грудь движется в такт дыханию, однако он не выглядит расслабленным. Пожалуй, сейчас он, сидя в кресле, стал более взволнованным, напряженным и серьезным.
— Думаю, ты права, — вяло говорит он, а затем поворачивается, чтобы посмотреть в окно. — Прими немного аспирина перед сном.
Уволена. Я уверена в этом практически так же, как если бы он вышел из комнаты. Однако из нас двоих именно я встаю и ухожу.
Глава двадцатая
Мейкон
Я просыпаюсь голодным. Вернее, не совсем так: я просыпаюсь изголодавшимся. Мне хочется чего-то сладкого и нежного. Хочется погрузить язык в обволакивающую сладость и лизать до тех пор, пока рот не устанет, а тело не преисполнится наслаждением.
Проблема лишь в том, что я изголодался совсем не по десертам. Прошлой ночью все стало кристально ясно. Я хочу Делайлу. Больше мне ничего не нужно. Сэм, часы, подорванное доверие — все это осталось в прошлом. Если я хочу иметь будущее с Делайлой, то должен отпустить их.
Может, я и нужен Делайле, но она явно не хочет рисковать какими то ни было последствиями. Что ставит меня в затруднительное положение. Игнорировать эту все более болезненную потребность или сказать ей о своих чувствах, тем самым попытаться найти способ разобраться со всем. Интуиция подсказывает мне бороться за Делайлу. Разум молвит действовать с особой осторожностью. Поскольку я больше ни в чем не уверен, то встаю навстречу новому дню.
После изнурительной тренировки с Нортом, который не щадит меня, несмотря на мою больную ногу, я направляюсь на кухню, когда Делайла пишет, что ждет меня с обещанным смузи. Она стоит со стаканом холодного напитка в руке, ее золотисто-каштановые волосы и загорелая кожа блестят в солнечном свете, проникающем через окна.
Много открытой кожи. Так много великолепной соблазнительной кожи выставлено на всеобщее обозрение. На ней темно-зеленые купальные шорты с завышенной талией и облегающая белая футболка, которая доходит до краев этих крошечный лайкровых трусиков, дразня меня возможным намеком на более гладкую, смуглую кожу.
Клянусь всеми святыми, у меня подкашиваются ноги. Я делаю шаг, пытаясь притвориться изможденным, а не возбужденным.
— Черт, как же я устал.
Она ухмыляется, когда протягивает мне стакан.
— Норт снова сюсюкается с тобой? — дразнит она.
Моя рука дрожит, когда я делаю глоток. Напиток на вкус как что-то сливочное и пряное, как овсяное печенье с корицей, сдобренное кофе. Он наполняет мое тело приятной расслабленностью и успокаивает мое пересохшее горло. Со вздохом я ставлю стакан на стойку и провожу рукой по лицу.
— Сюсюкается? — повторяю я, фыркая. — Да,