Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

Его вопрос напугал меня и заставил поднять глаза.

— Как дела, Джонни? — В ярких глазах Петера светился интерес. На какое-то время мне даже показалось, что я перенесся назад в прошлое. Этот вопрос был у него любимым, и задавал он его в первую очередь. Первый из трех. А два других: «Как сборы?» и «Как дела в банке?»

Я машинально начал рассказывать о сделке с Джорджем, о желании Ронсена получить фарберовский миллион. Я не стал вдаваться в подробности, почему наши мнения с Ронсеном расходились.

Постепенно на лицо Петера вернулись краски, и он более или менее стал похож на прежнего Петера Кесслера. Он слушал, не прерывая меня. Когда я закончил, Кесслер откинулся на подушки и вздохнул.

Я озабоченно посмотрел на него, боясь, что утомил его, но беспокоился я напрасно. Разговор о делах будто вдохнул в него новые силы. Через несколько секунд Петер заговорил более твердым голосом:

— Они трусы, Джонни. Все им казалось очень простым. Они думали, что для того, чтобы делать деньги, достаточно снять несколько картин и выпустить акции. Но сейчас, столкнувшись с трудностями, они перепугались. Носятся, как цыплята с отрезанными головами, и ищут, кто бы им помог. — Петер повернул ко мне лицо. Сейчас его губы раздвинулись в широкой улыбке, яркие глаза внимательно смотрели на меня. — Они не смогут победить, Джонни, если мы этого не захотим. Однажды мы позволили им напугать себя их деньгами, но больше это не повторится. Деньги в кинобизнесе никогда не играли главную роль. Все дело в картинах. Здесь-то мы им и утрем нос. Мы можем делать картины, а они — нет.

В комнату вошла сестра и с важным видом взяла запястье Петера. Сосчитав пульс, она с упреком посмотрела на меня.

— Вы должны уйти, мистер Эдж. Мистеру Кесслеру необходимо отдохнуть.

Я улыбнулся Петеру и встал. Его голос остановил меня у самой двери. Я оглянулся.

— Приходи завтра, Джонни.

Я взглянул на сестру, которая кивнула, и улыбнулся Кесслеру.

— Естественно, Петер. Я расскажу тебе о делах.

Он улыбнулся и положил голову на подушки. Сестра сунула ему в рот термометр. Сигара бы выглядела во рту Петера более естественно, подумал я, выходя из комнаты.

— Ну как он? — спросила Дорис, которая ждала меня в коридоре.

— Знаешь, мне кажется, он хочет вернуться к работе, — ухмыльнулся я. Затем закурил и добавил: — По-моему, это неплохая идея. Мы оба не останемся в накладе.

Все это время я продолжал думать. Я так и не сказал Петеру самого важного — что думаю о нем, о нас, о чувствах, которые испытывают друг к другу люди, проведя большую часть жизни вместе. Черт! Черт! Черт! Неужели единственное, о чем мы можем говорить после стольких лет, проведенных вместе, это о делах кинокомпании?

В начале второго я вошел в переполненный зал ресторана. В воздухе висел дым, доносился гул голосов. Я чувствовал на себе взгляды, когда шел через маленький зал в большой, который назывался «Зал солнца». На двери висела табличка: «Мест нет» — предупреждение для мелкой рыбешки. Здесь ели представители высшего эшелона кинобизнеса.

Мой столик стоял в алькове на небольшом возвышении. За ним находились три больших окна, выходящих на студию. Мой столик, так же, как столик Ронсена, был пуст. Ко мне подошла официантка.

— Добрый день, мистер Эдж, — улыбнулась она.

— Добрый день, Джинни. Что вкусного на обед?

— Сладкое мясо, поджаренное почти без жира, — ответила она. — Как раз такое, какое вы любите.

— Неси!

Когда она отошла, я огляделся по сторонам. В зал вошел Гордон и, увидев меня, направился к моему столику.

— Привет, Роберт, — поздоровался я, кивая на стул.

Он тяжело сел.

— Сухой скотч, но без сахара, — заказал он подошедшей Джинни. — Мне нужно выпить, — сообщил он мне.

— Это твоя любимая фраза, — улыбнулся я.

— Ты ее услышишь еще не раз, прежде чем закончится эта заварушка. Фарбер ходит по студии, задрав нос.

Я промолчал. Гордон молча посмотрел на меня. Когда Джинни принесла коктейль, он осушил его одним залпом.

— Я думал, ты не пустишь его, — безжизненно проговорил он.

— Я передумал.

— Почему? Мне казалось, он тебе не нужен. Вчера…

— Он мне и сейчас не нужен, — прервал я Роберта Гордона, — но миллион баков на дороге не валяется, и он может очень нам помочь.

— Он может и очень навредить, — с сарказмом произнес Гордон. — Ронсен, Фарбер и Рот приходили ко мне утром. Они уже договорились, что Дейв будет снимать «Снежную королеву», и сказали, что ты дал добро.

«Снежная королева» сейчас являлась нашей самой крупной картиной. В главной роли должна сниматься девочка-вундеркинд, которую Гордон с большим трудом переманил от Бордена. Ей исполнилось только четырнадцать, но Боб уже немало над ней потрудился. Она обладала голосом зрелой женщины, и Гордон устроил ее на радио в один большой комикс. Спектакль произвел фурор. Боб потратил уйму денег, чтобы Борден отпустил ее, быстро написал сценарий, и множество неуловимых признаков свидетельствовали, что фильм станет настоящим блокбастером[19]. Картина должна стоить недорого, но все мы уже почувствовали запах больших денег. «Снежная королева» являлась любимым детищем Гордона, а сейчас, когда он запустил машину в действие, вся слава достанется Дейву. Так что я не осуждал Боба за то, что он дулся на меня.

Он пил второй коктейль, когда я произнес равнодушным голосом:

— Интересно.

— Это все, что ты можешь сказать? — чуть не поперхнулся Боб Гордон.

Я кивнул.

Он покраснел и начал вставать.

— Сядь, сядь, — улыбнулся я, — не горячись! Я никому не дам тебя в обиду. Может придется сделать Дейва помощником, но режиссером останется Роберт Гордон.

— Я слышал совсем другое, — с негодованием проговорил он.

— Все будет так, как я сказал. И если им не нравится, пусть катятся ко всем чертям!

Он опять уселся и задумчиво отхлебнул коктейль.

— У тебя есть план, Джонни?

Да, это тоже Голливуд. Все должно следовать по плану.

— План на миллион баков, — улыбнулся я.

— Как я сразу не догадался, Джонни! — Сейчас Боб тоже улыбался. — Извини за то, что я не сдержался.

— Забудь об этом, Боб, — великодушно простил его я. Я мог позволить себе великодушие, потому что ничего этим не выдавал.

— Ну, рассказывай, — Боб понизил голос до шепота.

Я огляделся по сторонам и тоже заговорил шепотом. Самые лучшие актеры не в кино, а в жизни. В каждой минуте, посвященной нашему делу, актерской игры больше, чем у профессиональных актеров.

— Здесь не место для такого разговора, Боб, — тихо сказал я. — Поговорим позже.

Сейчас он был абсолютно счастлив. Гордон