Толковательница сновидений. «Полночный дождь» - Татьяна Игнатенко

Ему нравился имидж Чайльд-Гарольда[15], поэтому Кеша любил поговорить с противоположным полом об английской поэзии. Разговоры носили, как правило, характер монолога с чтением стихов типа:

Но вдруг, в расцвете жизненного мая,Заговорило пресыщенье в нем,Болезнь ума и сердца роковая… [16]

Однажды, наблюдая, как, слушая друга, недоуменно скучает очередная блондинка, Гоша не выдержал. Он усмехнулся, отвел Кешу в сторону и заметил:

– Ей твои речи интересны, как зайцу барабан. Хочешь понравиться – скажи обычный комплимент!

– Фу! Фу! Как примитивно! – моментально отреагировал Кеша. – Что-то я не помню, чтобы ты грешил комплиментами?

– То – я! – парировал Гоша. – Я – не фрачный герой! [17]

И, подойдя к блондинке твердой, мужской, уверенной походкой, небрежно бросил:

– Извините, что отвлек вашего собеседника?

– Ничего! Ничего! – залепетала жертва романтической лекции и приняла томную позу.

Не будучи фрачным героем, Гоша, тем не менее, слыл дамским любимцем. Его стиль общения с женщинами был прост: никакой суеты – сами придут и сами все расскажут. Но при этом он был ненавязчиво, естественно галантен: если на заседании кафедры опаздывающей женщине не хватало стула, первым вставал Гоша, уступал место и шел за стулом в соседнюю аудиторию. Причем было не важно, сколько женщине лет. И еще – он ни о ком не говорил плохо. Если беседа скатывалась на личности, Гоша начинал говорить общие фразы, типа: «Все люди разные, у каждого свои тараканы», и тихо ретировался под любым предлогом. Кеша посплетничать любил, мог быть язвительным, но никогда не злобствовал. Вот и сейчас, увидев Алису, моментально отреагировал:

– Чёй-то мы в коридоре мнемси? А? Алиса Львовна? Небось, Петр Сергеевич на кафедре?

– Вас жду! – парировала Алиса.

– Куда же вы без нас, – согласился Гоша.

И они вошли в преподавательскую. Петр Сергеевич встрепенулся, буквально выписывая коленца, двинулся к Алисе.

– Алисочка! Как я рад вас видеть! Позвольте снять с вас плащ.

Казалось, его ничто не могло остановить. Даже красноречивое выражение лица своей жертвы.

Но на пути встал Гоша.

– Петр Сергеевич! Я сам поухаживаю за дамой. Ждал этого весь день.

И закрыл Алису своим могучим торсом. Тщедушный ухажер подпрыгнул, попытался обойти Гошу, но на пути встал Кеша.

– Как здоровьице, Петр Сергеевич?

– Нормально! – недовольно произнес старик. – И пошел на свое место, при этом буркнув:

– Верные оруженосцы!!!

…Алиса долго потом раздумывала над этой фразой. Она не считала своих молодых коллег «верными оруженосцами». Красавцы-мужчины были для нее «мальчишками» и «собутыльниками», во всяком случае, рассказывая о них своим близким, она упоминала эти термины. Причем последний был не только из области юмора. Алиса, Кеша и Гоша после работы иногда заходили в соседнее кафе. Им всегда было о чем поговорить и что выпить, в зависимости от настроения это могло быть кофе, пиво, а то и что-нибудь покрепче… Такое общение началось давно, лет семь назад, когда Гоша и Кеша практически одновременно пришли аспирантами на кафедру. У Ирины Георгиевны тогда был день рождения. Она пригласила весь коллектив к себе домой. Была обильная еда и много выпивки. Ирина Георгиевна любила блеснуть радушием. Алиса, как всегда, в компаниях пила водку. Вино во всех видах ей категорически было нельзя. Однажды, после домашнего вина, с ней случился отек Квинке[18] – пренеприятнейшее явление, делающее веки как у гоголевского Вия, уши как у статуи с острова Пасхи, а шею – как у черепахи Тортиллы. Попав два раза в больницу, Алиса вынуждена была отказаться от вина. Коньяк и прочие изыски она пила, только будучи уверенной, что все это хорошего качества. Качество никто не гарантировал, поэтому Алиса чаще всего себе позволяла выпить рюмочку водки, особенно, как говорил герой Чехова, когда ее, «мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра, или в этакий пузатенький с надписью "его же и монаси приемлют"» [19]. А иногда и не только рюмочку… Тем более что обладала удивительным свойством практически не пьянеть.

Вернее, то, что с Алисой происходило, если она вдруг перепивала, было ни на что не похоже. Второго такого человека, который бы так реагировал на алкоголь, она не встречала. Ни после первой, ни после второй рюмки Алиса ничего не чувствовала. Третья могла дать легкое воодушевление. И не больше… Обычно на третьей все заканчивалось. Но несколько раз она отвлекалась и теряла рюмкам счет… В ее физическом состоянии ничего не менялось: говорила четко, мыслила трезво, была обаятельной и привлекательной, но если рядом стоящий шкаф вдруг начинал слегка качаться – это был опасный симптом. Качался он всего секунду, но Алиса знала точно – пора бежать домой. Это было настоящее чувство Золушки при бое часов: «вот-вот карета превратится в тыкву».

Добравшись до дома, она хватала тазик и запиралась в своей комнате. Всю ночь потом хотелось кричать: «Добейте меня, братцы!» Было ужасно стыдно показаться на глаза домашним. Слово «опохмелиться» звучало как приговор. Алиса буквально травилась алкоголем. И пока организм до последней молекулы не выбрасывал «отраву», не становилось легче. Только к часу следующего дня появлялось робкое желание чего-нибудь поесть и выпить сладкого чая. В том момент Алиса давала себе клятву никогда… никогда… никогда больше не пить! Надо отдать должное, что такие происшествия случались раз в десять лет. А после сорока и вовсе она стала аккуратнее в возлияниях. Вот и в тот раз, на дне рождения Ирины Георгиевны, Алиса была после третьей рюмочки…в хорошем настроении.

…После мероприятия Кеша и Гоша вызвались ее проводить. По малолетству они не вызывали у Алисы опасения, их поведение ничем ее не настораживало, как это было, например, когда такое желание высказывали мужчины-сверстники. В состоянии воодушевления лица «мальчишек» показались чрезвычайно милыми, и она решила подвести их к своему дереву, тем более что дорога шла мимо. Это дерево было из детства. Здесь когда-то, еще с XIX века, стояло Алисино родовое подворье. Несколько домов. Потом их снесли и построили хрущевки. А дерево осталось. Старый клен. По семейному преданию, его посадила прабабушка, о которой много рассказывала бабушка Катя. При каждом удобном случае правнучка подходила к дереву и касалась его рукой. Если никто не видел, обнимала ствол, приложив ухо к старой коре: представляла старинный двор с ноготками и бархатцами, прабабушку Таню, сидящую на лавочке возле аккуратного крыльца.

Алиса и в тот раз сделала то же самое, тихо сказав:

– Это семейное дерево. Когда-то здесь стояли наши дома.

Мальчишки почтительно замерли рядом.

– Расскажите подробнее, – наконец попросил Кеша.

– Потом, когда будем трезвые, – тихо сказала Алиса.

И тут над ее ухом раздалось:

– Обалдеть! Баба дерево обнимает, а два мужика рядом стоят!

Алиса оторвалась от дерева, резко обернулась и увидела рядом милиционера, как бы сейчас сказали – полицейского. Причем он был явно не трезв.

– Я тут домой иду… И вижу… Дерево обнимает… Тебя согреть, красавица? – пробормотал милиционер.

И кинулся к Алисе.

Той стало страшно. И она спряталась за Гошу.

– Командир! Это семейное дерево предков, – важно вступил в разговор Гоша, заслонив собой Алису.

– Дерево-предок!!!! – изумился милиционер.

Потом они долго объясняли ему ситуацию… Он тоже сказал, что идет домой от «корешей». Стал приглашать к себе. В результате все хором спели: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед!..» И разошлись. Милиционер двинулся своей дорогой. А Гоша и Кеша проводили Алису домой.

Прошла неделя. Ни того ни другого она не видела. Их занятия не совпадали.

У Алисы было много своих забот: сын готовился к поступлению в институт, у дочери случилась первая любовь.

В общем, она очень удивилась, когда, после окончания последней лекции, увидела в аудитории Гошу и Кешу.

– Мы пришли слушать про дерево! – заявили они.

– Да, собственно и рассказывать-то нечего, его посадила моя прабабушка, – обескураженно начала Алиса.

– Ладно, ладно, – засуетился Гоша. – Все подробности в кафе.

По причине занятости Алисы договорились на послезавтра: после занятий попить кофе. Так началась их дружба. Они встречались, вели умные разговоры, прикалывались, куражились… Ситуация не казалась Алисе двусмысленной, «мальчишки» ни разу не поставили ее в неловкое положение. Всегда обращались на «вы» и по имени-отчеству. Она по старшинству позволяла себе фамильярничать, называя одного «Гоша», другого «Кеша». Со временем поняла, что Кеша может быть нудным, а Гоша капризным.

Кешу воспитывала авторитарная мама, с которой он жил до сих пор, поэтому сидром отличника и человека, который должен все делать как положено (а это значит – как он сам понимает), засел в нем накрепко. Иногда Алиса прогуливалась то с Кешей, то с Гошей, если занятия у всех троих не совпадали. Заходить в магазин с Кешей было опасно: он комментировал все покупки. Если хотелось купить сладкий шоколад, а Кеша настаивал на горьком, Алисе приходилось уступать. Иначе ее ждала нудная лекция о вреде сладкого шоколада. Кеша все знал… О чем бы ни шел разговор на кафедре, он всегда вставлял свое веское слово.