Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани

Мирза то и дело вздыхал и грустил. Сулайман-хан отправил на службу к мирзе отца Зу-л-Факар-бека и несколько человек из его аймака. Они вступили в число мулазимов мирзы, Зу-л-Факар-бек тоже приехал к мирзе. Мирза по традиции поддерживал с ним отношения отца к сыну. Однако ни на одно мгновение не переставал вздыхать, испытывать позор страсти, бессилие любви и терпения; не видя предмета желания, приходил в отчаяние. Несмотря на доступность встреч и бесед друг с другом, [мирза] постоянно устраивал маджлисы, однако держался в стороне от тех собраний, где душой общества был кумир его желания. Его обстоятельства воспеты в следующих стихах:

Признак влюбленности — удалиться и наблюдать издали,

Хотя дозволено видеть [кумира] и вблизи.

Дело дошло до бесчестья. Возвышенная натура возлюбленного, которая, разумеется, является высокой, гордой, самонадеянной, испытывала огорчение от отдаленности и неугомонности мирзы, отчего его позор в тысячу раз был сильнее, чем от интимной близости. Искусный наездник отбыл в Систан. Мирза сбросил [с себя] платье терпения в поток небытия и начал плакать, рыдать, волноваться. Малик Байазид, который был в то время опорой власти и наперсником мирзы и который имел опыт в искусстве дозволенных любовных утех, знал о горе мирзы. На том собрании он взял на себя обязательство привезти Зу-л-Факар-бека. Составитель любовного дивана сочинил для верховного правителя [Систана] страстную газель и /277/ проникнутое сильным чувством послание в стихах об [испытываемом] большом нетерпении. Поистине, Мирза Тимур-мунши{420}, который достиг в сем искусстве высокой степени совершенства, превзошел в красноречии самого себя и написал стихи о сильном желании видеть отсутствующее лицо. Малик Байазид со всей поспешностью прискакал в Систан в поисках предмета любви, сжигающей влюбленного.

Зу-л-Факар-бек, приехав в Систан, вначале сделал остановку в прежнем жилище верховного правителя [Систана]. Великий малик, который в то время приезжал на два-три дня в сопровождении своего благородного отца и находился в крепости Джарунак, в начале того сезона отдыхал в своем старом убежище. Верховный малик неоднократно навещал своего сановного сына. Большая часть родственников находилась там же. Когда великому малику стала очевидной правда о приезде того человека ангельской наружности, он принял его с почетом и уважением; потребовал [сего] раба, находившегося в крепости Джарунак по причине болезни Малика ‘Али. Вышеупомянутое лицо, увидев [сего] презренного, разница в возрасте с которым составляла не более трех-четырех лет, вступило в беседу и, стыдливо обливаясь потом смущения, рассказало о себе, жалуясь на приезд Сулайман-халифы к этому бесстыжему, не пользующемуся уважением человеку:

Когда разверз он уста, жемчуг засыпал все собрание.

Когда улыбнулся, сахарный песок засыпал весь город.

Рубиновый цвет его губ смутил [даже] розу на лугу.

От запаха его волос получил долю хотанский мускус.

Присутствовавшие в маджлисе, часть из которых, естественно, не испытала страстной любви, не считая ее вообще дозволенной, и не сгорала, подобно несчастной соломинке, от пламени любви, лишь только увиделись с тем избранником красоты и прелести, несмотря на свою суровость, в одно мгновение вскочили с мест. Все собравшиеся были очарованы прелестью редчайшей красоты [юноши]. Верховный малик устроил маджлис /278/ на покрытом цветами лугу в саду присутственного места, где не было ни пыли, ни других изъянов. Организовал праздник, словно украшение возлюбленного чистоты или подобный сердцу праведных, свободному от всяких сомнений. Собрание то он украсил присутствием саййидов и улемов, поэтическими и прозаическими сочинениями. Пригласил на пир уважаемых людей, чьи мысли, несмотря на зрелость [возраста], были совершенно невинны, как сердце Йакуба, потерявшего сына{421}. Отдал ему ту розу с прелестного куста роз, тот кипарис с луга величия. Отправил ему навстречу двоюродного брата того молодца — Муршид-кули-бека сына Хусайнджан-бека, который длительное время находился на службе малика и который стоял на том пиру в ряду стольников и слуг раеподобного пиршества. [Муршид-кули-бек] привез его к царственного вида малику, и он удостоился счастья приложиться к руке малика. В тот день был устроен такой пир, что солнце скрылось в тени палаток и шатров, а луна мечтала о том, чтобы быть в ряду прислуживающих на том пиру. Однако возможности для этого не было. На пиру присутствовала группа молодых людей — родственников и мулазимов верховного малика, ровесников того [кипариса]. [Верховный] малик так хорошо относился к нему, что он забыл о доме своих родителей, о дядьях с материнской и отцовской сторон. Застенчивый юноша наслаждался своим [нынешним] положением, однако страшился власти мирзы. А великий малик заявил: «Мне стало достоверно известно о прибытии Рустам-мирзы. Было бы неблагородно оставлять сего юношу без поддержки и лишить его защиты. Посему надо поручить его мне, я отвезу его в крепость Кал’а-йи Фатх, твердыню, на которую можно положиться. Все переговоры с мирзой и его приезд я беру на себя. Однако, принимая во внимание молодость юноши и его происхождение, нельзя в деле его защиты впадать в крайность».

Увидев, что удовлетворительного ответа от высокого порога защиты отцов не последует и что Малик Наср ад-Дин еще раньше забил гвоздями смысла форточку красноречия так, что ни у кого не было возможности сказать [свое мнение], великий малик сел верхом на коня и уехал из парка в Джарунаке в Сарабан. Зу-л-Факар-бек, которому тоже наскучил тот сад, приехал в крепость Джарунак. Ему определили дом [для проживания]. Однако большую часть времени он проводил в доме [сего] бедняка в нижнем Джарунаке. /279/ [Сей раб] вел духовные беседы с той цветущей розой на лугу мужества и человеколюбия.

В это самое время в крепость Джарунак приехал Малик Байазид, передал послание и рассказал всю правду о том, что мирза от нетерпения собрался ехать за Зу-л-Факар-беком в Систан. Я поручился привезти его и тем самым удержал мирзу от похода. Его полные искренности слова подтвердились. Однако из-за беспечности народ [Систана] жил одним днем.

В то время верховный малик не покидал гарема ни днем, ни ночью. Большую часть дней он спал. После того как он был одержим безумием, о чем немного уже было написано, у малика вошло в привычку один год до конца весны разъезжать верхом на коне, совершать прогулки, веселиться, устраивать развлекательные собрания. Весной следующего года он проводил время в одиночестве, никого не принимал к себе, коротал дни за чтением исторических сочинений, совершенно избегая занятий делами. В тот год он вел именно такой образ жизни. Сколько [раз] ни приходил к нему Малик Махмуди, чтобы рассказать ему о делах, о