Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани

крепость. Малик Джалал ад-Дин в гневе, [но] с полным достоинством прибыл на помощь своему двоюродному брату. Верхом на коне он отправился в цитадель Джарунака. Амир Мухаммад-Салих и соратники накиба [Джамал-раиса] примкнули к нему. [На дороге] от Рашкака до Гулистана{393} собрались вместе четыре-пять тысяч мятежников, которые были тверды в [своем намерении] разрушить крепость Джарунак и низвергнуть власть Малика Наср ад-Дина. Особенно старались в этом отношении Малик Мухаммад и его младший брат, Малик ‘Али, с которыми повздорил ранее Малик Зариф.

Когда известие дошло до Малика Зарифа, он сделал вид, будто не имеет к этому делу отношения и занят подготовкой пира, и внешне выказывал дружелюбие. Тайно же с группой своих союзников вынашивал план относительно того, чтобы сразиться с Маликом Джалал ад-Дином, если тот явит к ним неуважение.

В Джарунак поспешно приехал Малик Гариб и действовал несправедливо и враждебно по отношению к брату. Вместе с Маликом Мустафой он выехал встретить великого малика. /264/ Встреча состоялась в окрестностях Садре{394}. [Малик Гариб] извинился и умолял [великого малика] не приводить войско. Он спешился в Садре и открыл секреты [своим] братьям и Малику Зарифу. Он сказал: «Вы не знаете, каково было ваше положение до данного [момента], и не знаете [ему] цены в настоящее время при всем вашем могуществе и многочисленности. Постоянно находитесь в ссоре с сыновьями Малика Гийас [ад-Дина]. Я не вмешиваюсь [в ваши отношения], предоставив вас друг другу. Теперь вы начали враждовать с Маликом ‘Али, сыном верховного малика и моим братом. Все это свидетельствует о вашей непокорности и вашей враждебности. Пресечение вашей деятельности является всенепременнейшим нравственным долгом государственных сановников».

Малик Мустафа и Малик Гариб взяли на себя всевозможные обязательства, что мешать-де ему не станут, и заставили великого малика вернуться из Садре в Джарунак. [Там] его начали убеждать и уговаривать: «Человек этот твердо намерен убить тебя! Ты порочишь себя и наш род» — и осведомили о его дурных поступках.

Верховный малик отправил к нему гонца: «Делать что-либо сверх своих возможностей и не считаться со своим достоинством могут только низкого происхождения люди. Ты же сын моей тетки и дяди. Истинность моего происхождения для государей Вселенной ярче солнца. У меня нет больше терпения выносить твои отвратительные поступки. Мне стыдно перед родственниками и сыновьями, которые только и говорят о твоих неподобающих действиях, а я смотрю на них сквозь пальцы. Видимо, благодаря трубе и литаврам, которые я прислал [тебе] в крепость Кал’а-йи нау во время сражения с Музаффаром Хусайн-мирзой, ты возгордился и вынашиваешь несбыточные мечты. Когда-то ты причинил зло, какое только было возможно, сыновьям Малика Гийаса, благородство, порядочность и хорошие поступки которых очевидны для всех. До настоящего времени мы относились к этому снисходительно. Теперь дошло до того, что ты вступаешь в ссору с Маликом ‘Али, моим дорогим сыном, светом моих очей, и от меня же ждешь добра!

Отправь трубу и литавры, что находятся сейчас в крепости Джарунак, в /265/ помещение для музыкантов над дворцовыми воротами и выкинь из головы обуявшую тебя гордыню!»

Малик Зариф, [прочтя] послание, растерялся, заявил мулазиму малика о своем бессилии и огорчении, передал [ему] трубу и литавры и написал прошение: «Я жив благодаря милосердию и милости его высочества. Если я совершил какой-либо проступок по отношению к родственникам, разберитесь. Вины моей нет, все сделано самими родственниками. В самом деле, когда родственники предприняли определенные действия в отношении моих слуг и близких, мне следовало рассказать вам правду, а не стараться предотвратить их самому. В дальнейшем, если родственники причинят мне тысячу беспокойств, я не стану чинить никому зла, пока не извещу вас. Повеление и приказ [исходят] от его высочества!»

Предостережение [верховного малика] полностью изменило положение [Малика Зарифа]. Однако, поскольку источником ссоры Малика Махмуди и Малика ‘Али с Маликом Зарифом был Амир Мухаммад-Салих, его настороженное отношение к Амиру Мухаммад-Салиху росло день ото дня, и он решил его убрать. Дозорные и смельчаки ночи напролет передвигались в окрестностях Гулистана, служившего убежищем Амиру Мухаммад-Салиху. Амир Мухаммад-Салих постоянно держал при себе большую группу йаров Аййуба и проявлял осторожность.

Малик Зариф все время старался поступать вопреки воле верховного малика. Для видимости он изменил свой образ действий, [на деле] же выжидал подходящего случая, укрепившись в своей неприязни к малику. Он насквозь был пронизан враждой.

Малик Наср ад-Дин, который очень дорожил сыном, колебался в [своей] привязанности и враждебности. Время от времени он навещал верховного малика. Высокопоставленные слуги малика держались со своим дядей, который был главным источником всех огорчений, приветливо и сдержанно.

В Рашкаке он прочно восседал на троне справедливости и по своему обычаю устраивал пиршества, поступая в соответствии с поговоркой: «Дай корм воробью, куропатке и голубю, быть может, в сети попадется птица феникс».

Неожиданно прибыл курьер Малика ‘Абдаллаха Фарахи и доставил написанное в стихах послание об осаде Герата.

/266/ Известие о прибытии в Герат ‘Абдаллах-хана, властелина Турана{395}. Осада Герата.

Окончание жизнеописания верховного малика

28 джумада II 995/5 июня 1587 г. ‘Абдаллах-хан, властелин Турана, который уже давно покорил Мавераннахр, Туркестан, Моголистан до крайних границ Кашгара, Бадахшана, Хутталана, Гура и до [страны] гильзаев{396}, пределов Тибета и Хорезма, из-за царившего в Иране хаоса{397} испытывал сильное желание [покорить] Хорасан. Руководствовался он следующим. После отъезда юного шаха{398} от шамлу, [его появления] в Герате среди устаджлу и назначения [его] воспитателем Муршид-кули-хана, ‘Али-кули-хан, который постоянно вынашивал в мыслях план мести Муршид-кули-хану, отправил людей к владетелю Турана и подстрекнул его к походу на Хорасан. Когда высокосановный хан неожиданно появился в окрестностях Маручака{399}, то послал гонца в Герат{400}. ‘Али-кули-хан проснулся ото сна беспечности, но было поздно. Хотя он и послал гонца, но результат был тот же, как если бы сказали пламени: «Перестань полыхать!» — или виновнику происшедшего: «Откажись от своего занятия!» Все равно что сказать самим узбекам: «Уходите из Мургаба назад в Мавераннахр!»

Никто не верил в приход узбекского войска, пока оно не показалось из-за горы Занджиргах{401} и не появилось в Хийабане возле мазара{402} Ходжи ‘Абдаллаха Ансари. Одновременно затрубили еще сто двадцать карнаев{403}, каждый из которых воспринимался здравомыслящими людьми как труба [Исрафила] в Судный день. К полуденной молитве город был обложен со всех сторон, словно камень в оправе. Осада города продолжалась 10 месяцев. В 996/1587-88 г. город пал.

От этого страшного