Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

– Подвиги? Даже не знаю, как и сказать. А вот случаи были – это точно.

Мы повернули друг к другу стулья. Он наклонился в мою сторону и в полголоса без лишних эмоций начал рассказывать о своих необычных военных приключениях.

Всю войну прошел я пулеметчиком. На ручном пулемете. Тяжелый, сволочь, около пуда весом. За пять лет все руки оттянул. А помощником у меня был вятский парень – Мишка. Он ящик с патронами носил – тоже натаскался, не дай Бог никому. Бывало, бежать приходилось. Все бегут с винтовками – хоть бы что, а мы с Мишкой, как дурачки, сзади тянемся. У него этот сундук на горбу, а я со своей бандурой плетусь. Зато в бою первые Взвод сзади нас в окопе, а мы в пулеметном гнезде впереди всех. Первые и огонь открываем. Вот под Брянском так и получилось. Оборону заняли и сидим, немцев ждем. К вечеру смотрим: они прут прямо на нас. И на мотоциклах и так – пешком. Ну, что?! Начали мы стрелять. А они по нам из минометов. Да такой бой завязался, что опомнились мы с Мишкой по темноте. Думали в потемках с окопами нашими связаться, что-то они молчат. А немцы осветительными снарядами давай стрелять. Выстрелят, а он в небе вспыхнет и на парашюте опускается долго, долго. Кругом все видать, как днем, только свет очень белый. Голову высунешь, а автоматчики строчат. Никуда не убежишь. Стали мы отбиваться. Целую ночь по траншее бегаем с места на место и отстреливаемся. Ладно, патронов было много. Но к рассвету все кончились. Ну, думаю, и нам конец приходит. Сели в окопе и ждем, что будет дальше. Слушаем – никто не стреляет. Выглянули, а немцев нет. Видимо, на рассвете по другой дороге убрались. Добежали мы с Мишкой до окопов, а они пустые. Наши-то отошли еще с вечера. Побрели мы за ними. К обеду через реку переправились на бревне, а на том берегу, рота наша окопалась. Стали разбираться с нами – что да как? Через месяц вручили мне орден, а Мишке медаль. «За успешное проведение боевых действий, обеспечивших переправу роты и проявленные при этом героизм и мужество». Вот так, дорогой товарищ, дело и было. Тут задумаешься: если бы не случай, как бы все повернулось, неизвестно.

Мой рассказчик дружески хлопнул меня ладошкой по колену и повернулся к столу. Поднял начатую бутылку, взвесил ее в руке, с осуждающим видом покачал головой:

Пока мы толкуем, эти герои все допьют. Давай еще нальем. Все-таки праздник сегодня.

Он снова уверенно и неторопливо поднял стакан, посмотрел на него и с удовольствием, не морщась и не крякая, выцедил маленькими глотками.

Потряс пустым и перевернутым стаканом над столом, показывая мне, что выпил все до дна. Я тоже последовал его примеру. Спиртное подействовало на моего собеседника умиротворяюще. Теперь он уже снисходительно и добродушно поглядывал на окружающих. Лицо его слегка порозовело и расслабилось. Разгладились жесткие морщинки у глаз и в углах рта.

Я ждал продолжения рассказа, но сосед молчал и с улыбкой взрослого человека, смотрящего на шалящих детей, оглядывал захмелевших фронтовиков. В зале уже висел нестройный гул разноплановых разговоров, внезапно прерываемый смехом или спорами. Только мы двое оказались как бы на отшибе шумного застолья. Я решил вновь обратиться с вопросом:

– Мне кажется, что в событиях, о которых вы рассказывали все-таки больше героизма, чем случайности. А вот за что, интересно, остальные ордена достались?

Сосед склонил голову на бок, молча покачался на стуле – вперед и назад, очень серьезно посмотрел мне в глаза.

– Вообще-то я никому подробно не рассказывал, врать не умею, а без этого все получается как-то просто. Многие не верят – шутишь, говорят, врешь все. Наверно, мол, сказать нельзя – секрет. А какой может быть секрет у пулеметчика? Вот со вторым орденом, например, так получилось.

Он вновь повернулся ко мне, облокотился одной рукой на стол и заговорил таким тоном, как будто хотел развеять чьи-то сомнения.

– Тоже мы еще отступали. Уже холода начались. Остановилась рота на ночлег в лесу. Солдаты, где стояли, там и попадали спать. А Мишка увидел в поле копну – метров за двести. Мы с ним залезли в это сено и уснули. Просыпаюсь я от какого-то гула. Смотрю: мать родная, немцы ходят рядом и колонна машин стоит. Штук пять или, может, шесть. Оказывается, улеглись мы недалеко от дороги. Ну вот, лежу я и не шевелюсь, думаю, что дальше делать. Вдруг сено зашумело, и Мишка на корячках вылазит из копны. Не успел, дурень, глаза открыть, а уже заорал на все поле: «Вставай, проклятьем заклейменный!» Это у него такая шутка была, побудку мне так устраивал. Немцы сразу за автоматы и к нам. Тут уж дело ясное, что отбиваться нужно. Я пулемет вскинул и давай поливать, прямо из копны. Маленько пострелял – как ухнет там в колонне. Такой взрыв, что мы вместе с копной улетели. Очнулся я от каких-то толчков. А это вся рота прибежала из лесу, и меня ребята трясут. Что-то говорят, я ничего не слышу, совсем оглушило. Только вижу: на дороге машины догорают. Оказалось, немцы снаряды и мины везли, а пуля моя в них и попала. От немцев ничего не осталось, а мы с Мишкой лишь на другой день очухались. Вот за это второй орден получил. Правда, не сразу, а может месяца через три, когда уже наступать во всю начали.

Сосед быстро выпрямился и внимательно оглядел зал. На лице его вновь появилась добрая, снисходительная улыбка.

– Ну, кажется, дело к концу идет. Набрались уже мужички капитально. Скоро и по домам. А пока время есть, придется и о третьем ордене рассказать. Откровенно говоря, он вроде, как сам ко мне пришел, а не я к нему. Дело было в конце войны. Взяли мы с ходу один городишко небольшой. А меня угораздило ногу подвернуть, распухла вся, как бревно. Приотстал я от части. Шкандыбаю потихоньку по обочине, а мимо войска идут. Вижу, около подвала солдаты толпятся, автоматами трясут. Один гранату достает. Говорят, что человек какой-то туда забежал и не